Он присел на кровать; Джессика ухватилась за перекладины спинки. — Нет, я не пойду в тюрьму, дорогуша. И знаешь почему? Потому что ты никогда не донесешь на меня. Ты не сможешь, потому что скоро я тебя убью. У Джессики округлились глаза. — Но не сразу, — уточнил Патрик. — Я буду держать тебя здесь, сколько захочу. А потом, когда ты мне наскучишь, я убью тебя. Хочешь узнать как? Она перестала дышать, будто уже умерла. Ее внезапно ставшие прозрачными губы подрагивали. — Думаю, я раскрою твой животик ножом. И выпотрошу тебя, как курицу. Или же… Может, похороню тебя живьем, почему бы и нет? С последней девчонкой, которая упрямилась, я поступил именно так. Ты что предпочитаешь, Джесси? Давай соображай, я разрешаю тебе выбрать. Видишь, я все-таки миляга, верно? Патрик опустил глаза, его улыбка стала еще шире. Он сокрушенно покачал головой. — Снова-здорово… — вздохнул он. — И тебе не стыдно? Писаться в твоем-то возрасте! Джессика разразилась слезами, Рафаэль закрыл глаза. Он бы предпочел быть избавленным от подобных потрясений. Встать, сжать кулаки. Разбить ему морду, превратить ее в кровавое месиво. — Я не хочу умирать! Я хочу домой! — Понимаю, — согласился папочка мерзким слащавым тоном. — Но это невозможно. — Я хочу домой! — повторила Джессика. Патрик погладил ее по щеке, она еще сильнее вжалась в спинку кровати. — Не плачь, сладкая моя. Поверь, когда ты плачешь, ты такая уродина! Просто жуть! Ведь верно, Орели? Орели на противоположной кровати совершенно окаменела. Она вдруг вспомнила молитву и торопливо прочла ее про себя. Чтобы ее черед не пришел. — Скажи ей, что она уродина, когда плачет, — сухо приказал папочка. Наручники стучали о металлические прутья, Орели была не в силах выдавить из себя ни звука. Папочка улыбнулся. Его ладонь опустилась на ногу Джессики. Между двумя всхлипываниями она взвыла. — Что же ты так кричишь, куколка? — Не прикасайтесь ко мне! Он убрал руку. — Скоро, — произнес он. — Очень скоро… ты и впрямь слишком грязная! Отвратительная! Мне от тебя блевать хочется. Он встал и развернулся к другой девочке. — Орели, — улыбнулся папочка. — Орели… Орели! Ты кажешься мне уродливой, даже когда не плачешь… Но может, ты станешь симпатичнее, когда распустишь нюни? Ну-ка, попробуем… Девушка отпрянула к стене, она была готова вырвать себе руку, лишь бы оказаться подальше от него. Он встал одним коленом на матрас, она истерически заорала. — Прекрати, мерзавец! — потребовал Рафаэль. Голос у него был такой слабый, что ему не удалось перекрыть вопли Орели. Он не видел, что этот извращенец делает с девочками. У него был только звук, без картинки. Еще никогда он не чувствовал себя таким беспомощным. Папочка обхватил ладонями лицо Орели и больно смял его: — Перестань орать, или я вырву тебе глаза! Орели наконец умолкла, только ее зубы продолжали стучать. Патрик поцеловал ее, она зажмурилась, оперлась свободной рукой о стену, стала твердой, как кусок стали. Она чувствовала, как ее рот наполняет отвращение, а желудок поднимается к горлу. Папочка не торопится, ей кажется, что это длится часами. Она задыхается, рефлекс выживания заставляет ее снова начать двигаться. Он наконец отрывается от нее. Она ладонью утирает губы. С исступлением. И, как и предполагалось… Сперва сухие всхлипывания. За которыми последовал неудержимый поток молчаливых слез. Папочка улыбнулся. — Ну что же, ты по-прежнему такая же уродливая, — сказал он. — Не важно, плачешь ты или нет. Я понимаю, почему ты оказалась в приюте… Почему твоя мать тебя не захотела! А ты что об этом думаешь, Джесси? — Это вы урод! Удивленный, он медленно развернулся к ней. И удивился еще больше, когда встретился со взглядом Джессики. Которая не опустила глаз. — Это ты урод! — повторила девочка. — Омерзительный, гадкий! Рафаэль снова открыл глаза. Он знал, что́ сейчас последует за этим приступом бунта, его сердце болезненно сжалось. Папочка шагнул к кровати, Джессика ощутила, как ее отвага сдувается, словно дырявый шарик. Палач был уже совсем близко. Он смотрел на нее, словно собирался вот-вот проглотить. — Тебе не терпится умереть? Я научу тебя молчать, мерзкая девчонка! 20:00 — Она тебя расцарапала? — удивилась Сандра. Она поднесла ладонь к его лицу, он грубо оттолкнул ее руку. — Больше не посмеет, — заверил Патрик. — Я научил ее вежливости. — Это которая? Спорю, что Джессика! Патрик улыбнулся: — Да, Джессика. Он уселся возле кухонного стола, откромсал кусок хлеба и проглотил несколько крошек. — Она потрясающая. Действительно потрясающая. Мне очень нравятся ее ноги. И лицо тоже… И голос, когда она кричит. Сандра закурила сигарету из валяющейся в кухне пачки Рафаэля. — Кстати, твой дружок очнулся. Сандра у него за спиной изменилась в лице. Глава 33 — Джесси, ты как? — прошептала Орели. Эта внезапная тишина. Этот тревожный полумрак, даже несмотря на то, что похититель оставил в ванной неоновую лампу. Все, что могла различить Орели, — это очертания тела своей подруги, которая, скорчившись, лежала к ней спиной. Одна ее нога нервно подергивалась. Наверное, она перестала плакать, — во всяком случае, ее рыданий не было слышно. Орели снова уселась по-турецки на продавленном матрасе и еще раз вытерла губы. Отвращение не покидало ее. Желание блевать тоже. Хоть бы одну каплю воды, чтобы отмыть рот от этой пакости.