– Так не полагается. Бриггс ведь еще не объявил о том, что обед подан. Он всегда ждет еще три минуты. – Я понял. Ввиду того, что язык гонга, будучи китайским, вероятно, звучит неоднозначно, необходимо, чтобы этот призыв был подкреплен объявлением, сделанным на простом английском языке. – На простом английском, доктор Боттвинк? – не удержавшись, переспросила Камилла. Как странно, подумала она, что из всех присутствующих этот незнакомец, с его странной педантичной манерой выражаться, был единственным человеком, с которым она могла беседовать с достаточной легкостью. Джулиус – напыщенный эгоист, миссис Карстерс – обычная зануда, а Роберт… Она взглянула в другой конец комнаты, где он стоял. Он уже выпил три бокала хереса, ни с кем не обменявшись ни словом, и теперь упрямо ее игнорировал. – Простой английский? – повторил доктор Боттвинк. – Я понимаю, что вы имеете в виду, леди Камилла. Вы сказали бы, что на этом языке я не имею права говорить. Возможно, на языке Шекспира и Джонсона, которым я овладел. Но то, что вы зовете простым английским – эта последовательность ворчания и вариаций одной неопределенной гласной, при помощи которых решили общаться девять десятых населения этого острова… – Обед подан! – торжественное объявление Бриггса избавило историка от необходимости придумывать конец предложения, которое стремительно становилось все более запутанным. – Пойдемте в столовую, – предложил Роберт, впервые заговорив. Обеденный стол представлял собой маленький остров посреди просторной комнаты, и в столовой было очень холодно, как и предсказывал Бриггс. Неудачно подобранная компания гостей уселась за стол в подавленном настроении. Роберт занял место во главе стола, но помимо этого, не проявлял никаких намерений исполнять долг хозяина. Он ел то, что перед ним ставили, обильно пил и ничего не говорил. Его явная скука по поводу всего происходящего задала тон рождественскому обеду, который обещал быть поразительно безрадостным. Однако понемногу еда и спиртное стали оказывать на гостей свое влияние. Гости, начиная с миссис Карстерс, чью болтливость было ничем не обуздать надолго, пытались поддерживать то и дело прерывавшуюся беседу. И все же за столом царила атмосфера скованности и напряженности, которую им трудно было с себя стряхнуть. Краткие вспышки разговора перемежались долгими паузами, которые были наполнены гнетущим предчувствием чего-то дурного, и это нельзя было объяснить лишь температурой воздуха в столовой. В конце концов именно доктор Боттвинк спас ситуацию и поспособствовал тому, что обед закончился более оживленно, чем можно было предположить в самом его начале. Очевидно, памятуя о советах Камиллы, он задал сэру Джулиусу вопрос о ловле рыбы на мушку. Государственный муж посмотрел на него с неприкрытым удивлением. Надо же, почти читалось на его лице, этот смешной маленький иностранец, оказывается, может быть человеком. – А вы рыбак? – недоверчиво спросил он. – В юности я очень любил это занятие, – спокойно сказал доктор Боттвинк. – В моей стране есть вполне сносные ручьи с форелью. Конечно, – извиняющимся тоном добавил он, – они ни в какое сравнение не идут с маркширскими реками, но по-своему они вполне хороши. – Интересно, – сказал сэр Джулиус, пожатием плеч отмахиваясь от всех водоемов Европы. – Помню… Камилла бросила на историка благодарный взгляд. Она знала, что рыбалка – это тема, на которую сэр Джулиус может очень долго и нудно рассуждать, но по крайней мере это гарантировало то, что каждый раз эта гнетущая тишина будет нарушаться на несколько минут кряду. Она не была разочарована. Джулиус с легкостью пустился в подробные рассуждения о технических деталях, трудностях и достоинствах рыбалки, в особенности с точки зрения утомленного государственного деятеля, желающего отдохнуть от тяжких трудов. Он сравнил себя с покойным лордом Греем, тем самым представив этого политика в не совсем выгодном свете, и проиллюстрировал тему несколькими примерами из своей жизни, которые оказались для его слушателей такими же интересными, какими неизменно бывают истории о рыбалке, услышанные от других людей. Он только что предоставил публике размышлять об оригинальности очередного рассказанного случая, когда доктор Боттвинк, который следил за его рассуждениями с сосредоточенным вниманием, заметил: – Ловля форели очень похожа на развитие любовной истории, вы не находите? – А? – сэр Джулиус был явно обескуражен. Миссис Карстерс, которая до этого почти не обращала внимания на его монолог, внезапно застыла. Даже Роберт поднял глаза от тарелки с индейкой и удостоил доктора Боттвинка пристального взгляда. – Но разве это никогда не приходило вам в голову, сэр Джулиус? Мне всегда казалось, что параллель между ними необычайно точна. Давайте посмотрим. – Он поднял руку и принялся загибать пальцы, приводя свои рассуждения. – Вы должны согласиться, что в обоих случаях вам для начала необходимо пойти на существенные расходы и хлопоты – в частности, на покупку дорогой наживки и приманок, многие из которых в конечном счете окажутся бесполезными. Затем, когда подготовительная стадия завершена, следует период мечтательности, когда накануне этого события вы обещаете себе неслыханную удачу и восторг. Третья стадия: происходит свидание – у воды или в другом месте, в зависимости от ситуации. Ваша добыча в пределах досягаемости, вы испытываете восхитительные муки ожидания и неопределенности. Далее, подумайте о трудностях и разочарованиях, с которыми вы можете столкнуться, о фатальных ошибках, которые вы можете допустить вплоть до последнего момента, когда уже почти уверены в успехе! И особенно не забывайте о том, что, каким бы умелым вы ни были, вы все же можете потерпеть поражение всего лишь из-за робости или нежелания, выказанных вашей жертвой – если только вы не призовете на помощь сочетание пыла и благоразумия, которое составляет особый дар влюбленного! И наконец, высший момент триумфа! Как он прекрасен и как краток! Он завершил свою пламенную речь, выпив бокал шампанского среди внезапно наступившей тишины. – Ну знаете ли! – воскликнула миссис Карстерс. Она сильно покраснела и сидела гораздо прямее, чем обычно. Доктор Боттвинк встревоженно посмотрел на нее. Выражение его лица вопрошало: неужели он обидел еще одну непредсказуемую англичанку? Отведя взгляд от этого зрелища возмущенной добродетели, он неуверенно сказал: – Боюсь, вы не совсем согласны с моим сравнением, сэр Джулиус. – Нет, – сказал Джулиус, – не согласен. – Его любимое развлечение вдруг предстало перед ним в новом свете, и некоторое время было непонятно, обидело его это или показалось ему забавным. Чтобы поразмыслить, он тоже выпил бокал шампанского, и благородное вино решило за него. – Не совсем согласен, – продолжил он. – Потому что мне случалось поймать полдюжины рыб за двадцать минут, но я никогда не слышал, чтобы какой-нибудь мужчина… – Сэр Джулиус! – протрубила миссис Карстерс подозрительно прерывающимся голосом. Камилла поймала себя на том, что смеется, причем скорее от облегчения; и внезапно Роберт присоединился к ней и тоже расхохотался. Когда через несколько минут Бриггс внес рождественский пудинг, он обнаружил гостей «невероятно веселыми», как он позже сообщил Роджерсу. Возникшее таким неожиданным образом хорошее расположение духа сохранилось у всех до конца обеда. С общего согласия дамы после десерта остались в столовой и наблюдали, как сэр Джулиус, а еще больше Роберт, налегают на драгоценный портвейн урожая 1878 года. Бриггс зашел спросить, подавать ли кофе в гостиную. Лицо его неодобрительно вытянулось, когда он увидел, как Роберт выливает последние капли из графина в свой бокал. Камилла заметила выражение его лица, но неверно поняла его причину. Роберт, конечно же, достаточно много выпил. Его молчаливость сменилась чрезвычайной разговорчивостью. В какой-то степени эта перемена была к лучшему: теперь в нем иногда проскальзывал тот Роберт, которого она знала прежде – остроумный, веселый и общительный. Он подшучивал над сэром Джулиусом и миссис Карстерс по поводу политики, но делал это беззлобно, и даже был любезен с доктором Боттвинком. Однако, когда человек выпивает, существует очень тонкая грань между тем, как подействует на него спиртное – в лучшую или же в худшую сторону. В любой момент он мог перейти эту грань и сказать или сделать нечто совершенно непростительное. – Кофе лучше подать в малой гостиной, – сказал Роберт, проглотив остатки марочного вина, которое теперь безвозвратно закончилось. – И разложите карточный стол. Может, мы сыграем роббер-другой в бридж. – Хорошо, мистер Роберт. По пути в гостиную доктор Боттвинк отвел Камиллу в сторонку. – Наверное, сейчас хорошая возможность удалиться, если вы меня простите, – сказал он. – Партию в бридж вы сыграете и без меня, я буду только лишним. – Глупости, – твердо сказала Камилла. – Вы не можете покинуть нас сейчас. Кроме того… – тут она бросила взгляд на Роберта, который шел впереди с преувеличенной осторожностью подвыпившего человека. – Он, конечно, немного перебрал, – рассудительно сказал доктор Боттвинк. – Вы считаете, что мое дальнейшее присутствие может оказаться полезным? – Оказаться полезным? Дорогой мой, разве вы не понимаете, что просто спасли положение за обедом? – Ах, вы об этом? – историк скупо улыбнулся. – Но это было легко. Я лишь вспомнил о знаменитом изречении сэра Роберта Уолпола [11] касательно беседы за обеденным столом, и действовал в соответствии с ним. – Возможно, это изречение хорошо известно, но я никогда о нем не слышала. Так что же сказал сэр Роберт Уолпол? Доктор Боттвинк колебался. – Возможно, мне не пристало его цитировать, – сказал он. – Его, наверное, не включали в учебники по истории для юных леди [12]. VIII. Последний тост Часы показывали без десяти минут полночь. Последний роббер в бридж только что подошел к концу; сэр Джулиус и миссис Карстерс играли против Роберта и Камиллы. Не принимавший участия в игре доктор Боттвинк отодвинул штору и смотрел в окно. Он видел, что снег неумолимо продолжает падать. Доктора пробрала дрожь, он отпустил штору и вернулся к наблюдению за маленькой компанией, сидевшей за карточным столом. Сэр Джулиус, зажав в зубах сигару, громко ворчал, пытаясь подсчитать выигрыш. Сидевшая напротив миссис Карстерс нетерпеливо барабанила пальцами по столу, не скрывая презрения к медлительности партнера. Лицо Камиллы было повернуто к нему в профиль, но доктор Боттвинк видел, что она очень бледна. Ее поза показалась ему странно напряженной и неестественной. Она смотрела через стол на развалившегося в кресле Роберта, и доктор Боттвинк подумал, что будь ему видно выражение ее лица, он прочел бы на нем тревожное ожидание. Он в свою очередь тоже посмотрел на Роберта. Было совершенно ясно, что навеянное обедом добродушие было лишь временной прихотью. Сейчас в его поведении проскальзывала грубость, и в последние полчаса эта грубость проявлялась во все более исступленной и неудачной игре. Оставаясь незаметным зрителем в тени, доктор Боттвинк наблюдал за ним с холодной и стойкой неприязнью, вспоминая о других людях, которые исповедовали принципы, не слишком отличающиеся от тех, которых придерживалась Лига Свободы и Справедливости; эти люди в нетрезвом состоянии тоже бывали шумны и общительны, а потом совершали немыслимые преступления. – Вы еще не подсчитали выигрыш, сэр Джулиус? – резко спросила миссис Карстерс. – Вы только посмотрите, который час! Мне давно пора быть в постели. – Вы же не пойдете спать сейчас, – хрипло сказал Роберт. – Мы должны встретить Рождество. – В этом нет никакой необходимости, – твердо ответила миссис Карстерс. – Завтра утром мне нужно встать рано, чтобы пойти в церковь, и мне все равно, чем собираются заняться все остальные. – Боюсь, это окажется невозможным, – вступил в разговор доктор Боттвинк. – Насколько я могу судить из своих наблюдений, завтра утром снег не даст никому пойти ни в церковь, ни куда-либо еще. Вид у миссис Карстерс стал раздраженный и встревоженный. – До церкви совсем недалеко, – заметила она. – Наверняка нам смогут расчистить до нее дорогу. – И кто же это сделает, дорогуша? Кто? – спросил Роберт, издав гадкий смешок. – Подручные конюха и младшие садовники? Вы, кажется, забыли, что в Уорбеке теперь нет подневольных работников. Вы с Джулиусом об этом позаботились! Миссис Карстерс проигнорировала его. – Сэр Джулиус, – сказала она угрожающе спокойно, – хотите, я помогу вам подсчитать выигрыш? Кажется, вы пребываете в некотором затруднении. – Нет, нет, все в полном порядке, – промямлил Джулиус, не выпуская изо рта сигару и роняя пепел на стол. – Было трудновато – столько подсчетов над чертой, но теперь я понял. Посмотрим… Восемь и шесть – четырнадцать, один в уме… Получается, они должны нам один фунт, четыре шиллинга и пять пенсов, миссис Карстерс. Мои поздравления! – Дайте посмотреть! – Миссис Карстерс протянула руку через стол и схватила таблицу с очками прежде, чем Джулиус успел возразить. – Уверена, что это неверный результат! Семь и четыре – одиннадцать, и десять – двадцать один… Я же говорила! Должен быть один фунт, четыре шиллинга и девять пенсов! Ну что же это такое, сэр Джулиус, ведь вы же канцлер казначейства! – Ну, ну, – без всякого смущения ответил сэр Джулиус. – Слава богу, для того, чтобы заниматься государственными финансами, не– обязательно быть докой в арифметике. Да один из моих предшественников даже не знал, что такое десятичные дроби, и когда впервые их увидел… – Да-да, сэр Джулиус, – ядовито перебила миссис Карстерс, – уверена, что все присутствующие уже слышали эту историю как минимум один раз. И могу сказать, что с тех самых пор она служит дежурной отговоркой всех непригодных к своему делу канцлеров… – Не-при-год-ных?! – по слогам произнес сэр Джулиус, приняв потрясенный и изумленный вид. – Ей-богу, это, наверное, последний эпитет, который я ожидал бы услышать в свой адрес из такого источника, миссис Карстерс! То есть я правильно предполагаю, что вы намеревались применить этот эпитет ко мне? Миссис Карстерс не дала прямого ответа на этот вызов. Она удовольствовалась пожатием плеч и улыбкой, которая не очень-то соответствовала духу Рождества. – Потому что, если именно таким было ваше намерение, – с упреком в голосе продолжил сэр Джулиус, – то я считаю нужным обратить ваше внимание на то, что оно не соответствует точке зрения моего чрезвычайно преданного сотрудника… – он произнес это слово не очень четко, сделал паузу, откашлялся и демонстративно повторил: – Моего сотрудника и коллеги – и вашего мужа. Он стал с трудом подниматься из кресла, словно желая показать, что спор окончен – но напрасно. Будь он совершенно трезв, он бы понимал, что если что-то и может гарантированно вызвать в ответ возражение, так это упоминание об Алане Карстерсе. – Да! Мой муж действительно очень преданный! – задыхаясь, быстро заговорила преданная жена. Ее красный блестящий нос дрожал от душевного волнения. – Как говорят его лучшие друзья, он даже слишком преданный, сэр Джулиус, чтобы думать о собственных интересах! Я лишь надеюсь, что интересы страны не страдают также по причине его бескорыстности. Повторю, я на это надеюсь, но бывают моменты, когда эта надежда становится очень слабой. Мое положение обязывает меня хранить молчание, но раз уж вы решили упомянуть его имя в нашей беседе, позвольте мне прямо сейчас откровенно сказать вот что: я уверена, что не одна я сожалею о том, что в такой критический для нашей истории момент финансы страны находятся не в его руках, а в руках… – А в руках вашего покорного слуги, да, миссис Карстерс? – сэр Джулиус решил, что пришла пора при помощи своего добродушия утихомирить волнение, которое он так опрометчиво вызвал. – Ну что ж, вы, наверное, вряд ли станете ожидать от меня беспристрастности по этому поводу. Возможно, эту тему, если мне позволено так выразиться, вообще лучше не обсуждать – даже среди друзей. – Он оглядел комнату и на мгновение остановил взгляд на докторе Боттвинке, которому неожиданно случилось получить дополнительные сведения о современной британской политике. – Но поскольку мы находимся в кругу друзей, – продолжил он, понимая, что среди его слушателей есть те, на кого, возможно, стоило бы произвести впечатление, – позвольте мне с полной искренностью прибавить вот что: если – избави Бог! – какое-либо несчастье случится с нашим уважаемым премьер-министром, и если вследствие этого на мои плечи ляжет груз ответственности по формированию кабинета – а возможно, так и будет, – то думаю, мне не придется искать другого канцлера, помимо моего давнего друга и соратника, Алана Карстерса. – Да-да, Джулиус! Правильно! – в голосе Роберта прозвучала пьяная ирония, резанувшая чуткое ухо канцлера. – Вы сказали, один фунт, четыре шиллинга и девять пенсов, миссис Карстерс? – быстро спросила Камилла. – У меня есть точная сумма. Слегка дрожащими пальцами она достала из сумочки деньги и передала их через стол. – О, благодарю, дорогая Камилла. Очень достойно с вашей стороны. Роберт встал и, пошатываясь, пошел к своему кузену. – Один фунт, четыре шиллинга и девять пенсов, – сказал он с угрожающей улыбкой на полных губах. – Боюсь, у меня нет при себе наличных, Джулиус. Это редкий товар в нашей части семьи. Как жаль. Тебе за твою прекрасную речь полагается премия. Ты примешь чек? – Да-да, конечно, мой дорогой. – Прекрасно! Тогда завтра я его выпишу. О, кстати: полагаю, ты не станешь возражать, если он будет выписан со счета Лиги Свободы и Справедливости? Сэр Джулиус отшатнулся, словно его ударили. Его лицо резко побледнело от гнева. Было видно, что он с трудом овладел собой; сдавленным голосом он сказал: – Если ты собирался пошутить, Роберт, то могу лишь сказать, что шутка эта самого дурного тона.