– Какая красивая вещица! – воскликнула Камилла. – Откуда он? – Подарок, сделанный его светлости по случаю совершеннолетия, – пояснил Бриггс. – Не думаю, что им когда-нибудь пользовались. – Вы просто чудо, Бриггс. Как же вы помните, где что лежит? – Я уже давно здесь живу, миледи. Я наводил на этих полках порядок еще когда был помощником в буфетной, и полагаю, я могу разыскать тут что угодно. Камилла пошла вдоль комнаты, распахивая один шкаф за другим. – Чудесно! – повторяла она. – Похоже, тут ничего не изменилось с тех пор, как я ребенком заходила сюда и мешала вам работать. – Конечно, все серебро на месте, миледи, и стеклянной посуды побилось совсем немного. – Выглядит все просто прекрасно. А это вилки времен королевы Анны, да, Бриггс? – Короля Уильяма и королевы Мэри, миледи… Прошу меня извинить, миледи, но мне нужно отнести серебро в столовую, чтобы накрыть на стол. – Конечно, Бриггс. Вот опять я вам мешаю, совсем как раньше. В котором часу обед? – В восемь часов, миледи. – Значит, пока можно не переодеваться. Вы ведь верите, что я не украду что-нибудь из серебра, если я тут немного полюбопытствую? Я и забыла, как это все увлекательно. – Разумеется, все в порядке, миледи, – ответил Бриггс, беря тяжелый поднос с серебром. Он остановился у двери и добавил: – Ваша светлость упомянули переодевание к обеду. Если позволите, я бы не рекомендовал надевать платье без рукавов. Боюсь, сегодня в столовой будет несколько прохладно. Когда через четверть часа он вернулся в буфетную, леди Камиллы там не было, но в помещениях, где обитали слуги, еще не закончилось вторжение из другой части дома. Он услышал, как по вымощенному плитами коридору, который вел в кухню, стучат высокие каблуки, и до него донесся голос миссис Карстерс. – Милый Уорбек! – услышал он. – Простите меня, кухарка, но я не могла устоять и не заглянуть сюда! Я бегаю прямо-таки по всему дому, освежая старые воспоминания. Боже мой, сколько прекрасных обедов готовилось на моих глазах в этой вашей чудесной старой кухне! Из услышанных им невнятных ответов на заигрывания миссис Карстерс Бриггс сделал вывод, что приняли ее вежливо, но не более того. Кухарку, которая в отличие от него не была прислугой старой закалки, слишком заботили трудности приготовления рождественского обеда на древней плите, чтобы радоваться тому, что ее отвлекают. Вскоре миссис Карстерс отказалась от попыток братания и ушла из кухни тем же путем, каким пришла. На обратном пути она остановилась у двери в буфетную, чтобы порадовать его своим присутствием. – А, Бриггс! Я как раз объясняла кухарке, что я брожу по всему этому милому старому дому! И знаете, я в самом деле думаю, что вы занимаете лучшую его часть. В этом крыле царит совершенно уникальная атмосфера древности! – В такую погоду это очень холодная атмосфера, мадам, – довольно черство сказал дворецкий. – Да, да, конечно, я знаю. А некоторые люди еще и мерзнут гораздо сильнее прочих. Но все равно, Бриггс, вы должны признать, что это привилегия – работать в изначально построенном Уорбек-Холле, в комнате, которую построил сам Перкин Уорбек… – О нет, мадам, я должен возразить! Это миф, который сочинили авторы путеводителей! У него нет никакого исторического обоснования. Голос раздался у нее за спиной, и она удивленно обернулась. – Мистер Боттлинг! Вы меня так напугали! – Меня зовут мистер Боттвинк, мадам. – Конечно. Боюсь, я очень плохо запоминаю имена, особенно иностранные. Я понятия не имела, что вы здесь. Откуда вы взялись? – Из фамильного архива, – объяснил он. – Он находится прямо над нашими головами. Вот эта маленькая лестница в стене позади меня ведет прямо туда. – Ах да! Я совсем про нее забыла. Мы называли ее «лестница Перкина». Наверное, вы бы сказали, что это тоже неправильно? – Сожалею, мадам. Как бы сильно это ни огорчило вас и Бриггса, но это совершенно неверно. Тем не менее, эта старая буфетная – очень интересная часть здания. Вы знаете, что здесь остался лишь один небольшой фрагмент панелей с «льняными складками» [9]? – Неужели? – сварливо ответила миссис Карстерс. – Вот уж не думала, что незнакомец будет рассказывать мне об Уорбеке. Я все-таки думаю, что вы ошибаетесь, мистер… м-м… доктор… – И тем не менее он здесь, мадам. Совсем небольшой фрагмент, позади вон того шкафа рядом с раковиной. Там не на что смотреть – фрагмент сильно поврежден, и за последние несколько веков его много раз красили, но это, без сомнения, самый настоящий фрагмент панелей с «льняными складками», и он является ровесником материалов, из которых построен дом. Если вам интересно, я покажу его вам прямо сейчас. – Если он в таком состоянии, как вы описали, то вряд ли стоит тратить время на его осмотр, – резко сказала миссис Карстерс. – Верно, мадам. Он представляет собой малоинтересный объект – если не считать того, что, в отличие от Перкина Уорбека, он настоящий. – И, выпустив эту парфянскую стрелу, историк удалился. – Нет, вы только подумайте! – миссис Карстерс тяжело дышала от негодования. – Похоже, этот джентльмен позволяет себе необыкновенно вольно обращаться с вашей буфетной, Бриггс. Мне это кажется совершенно неуместным. Ведь что угодно может случиться в помещении, в котором полно ценных вещей. – Ну, мадам, – снисходительно сказал Бриггс, – нужно принимать в расчет то, что этот джентльмен, в конце концов, иностранец. Его, безусловно, очень увлекает все старинное и замшелое. Он сказал мне, что именно поэтому он так интересуется британской Конституцией. – Это то, чего иностранцы никогда не поймут, – решительно заявила миссис Карстерс. – Они воображают, что мы до сих пор живем в прошлом. Они не осознают тех великих перемен, которые произошли в стране за последние несколько лет, и того, что последуют еще более великие перемены. – Именно так, мадам, – сказал Бриггс, и было заметно, что говорит он это без всякого энтузиазма. – Обед в восемь, как обычно, я полагаю? – Да, мадам. Гонг к переодеванию будет в половине восьмого. Разница в чувствах, которые Бриггс испытывал по отношению к миссис Карстерс и к леди Камилле Прендергаст, выразилась в том, что при прощании он решил не предупреждать первую из них о низкой температуре в столовой. До подачи обеда нужно было выполнить еще множество дел. Сначала дворецкий отправился в погреб. Он вернулся оттуда минут через пять, осторожно неся бутылку в толстом слое паутины, и сердце у него упало, когда он заметил в буфетной еще одного посетителя. Он вздохнул с облегчением, поняв, что это всего лишь сержант Роджерс. – Простите, что беспокою вас, мистер Бриггс, – сказал Роджерс, – но вы не видели где-нибудь поблизости моего парня? – Сэр Джулиус не приходил сюда, насколько мне известно, мистер Роджерс. Он практически единственный из гостей, кто этого не сделал. – Странно. Должно быть, он как-то от меня ускользнул. Я мог бы поклясться, что видел, как он удирает в этом направлении. В таком большом доме трудновато присматривать за людьми – вы не находите, мистер Бриггс? – Присмотр за людьми не входит в мои обязанности, и я этому рад, мистер Роджерс. У меня и без того полно дел. Бриггс достал с полки графин. – Что ж, – философски сказал детектив, – полагаю, ему не повредит побыть немного в одиночестве. Да у вас тут бутылка отличного портвейна, мистер Бриггс! – Если хотите знать, мистер Роджерс, – веско сказал Бриггс, – то это предпоследняя бутылка урожая 1878 года из запасов его светлости. – Что вы говорите, мистер Бриггс! Сбор, который был до виноградной тли! Бриггс взглянул на него с неожиданным уважением. – Значит, вы разбираетесь в портвейне, мистер Роджерс? – спросил он. – Немного, мистер Бриггс. Совсем чуть-чуть. – В таком случае, мистер Роджерс, не будете ли вы будете так любезны помочь мне перелить его в графин? – Буду горд, мистер Бриггс, – ответил детектив. Затем, когда Бриггс достал штопор, он с тревогой в голосе спросил, – Как вы думаете, с пробкой все в порядке? Может, имея дело с вином такого возраста, было бы разумнее отбить горлышко? – Совершенно незачем, мистер Роджерс. Его покойная светлость велел повторно укупорить этот ящик всего-навсего в 1913 году, так что думаю, у нас не возникнет трудностей. Бриггс оказался прав. Пробку вынули без проблем, и он твердой рукой перелил драгоценную жидкость в графин, пока Роджерс держал зажженную свечу у горлышка бутылки, чтобы обнаружить присутствие любых плавающих примесей. – Ну вот! – сказал дворецкий, когда с церемонией было покончено. – Прекрасный осадок на стенках, и ни капли не осталось на донышке. Я вам чрезвычайно благодарен, мистер Роджерс. Оба восхищенно посмотрели на графин. – Его светлость выпьет маленький бокал с бисквитом, – пробормотал Бриггс. – Доктор не позволил бы ему, если бы знал. Сомневаюсь, что гости в столовой выпьют хотя бы половину этой бутылки на всех. На дам он, конечно, будет потрачен напрасно… Думаю, если вы присоединитесь ко мне здесь после обеда, мистер Роджерс, на каждого из нас должно остаться по паре бокалов. – Что ж, мистер Бриггс, – рассудительно сказал Роджерс, – было бы интересно узнать, в каком он состоянии после стольких лет. И на этом два знатока портвейна расстались. VII. Рождественский обед Без десяти восемь Бриггс внес в малую гостиную поднос с графином хереса и бокалами. Ровно в восемь он ударил в большой китайский гонг в холле. Это была совершенно ненужная часть ритуала, поскольку он сам видел, что все пятеро гостей уже собрались; но он наслаждался этим именно как частью ритуала. Глубокий медный звук разнесся по большому полупустому дому, проникая в обветшалые свободные комнаты, в которых никто не гостил с Первой мировой, и эхом отдаваясь в помещениях для слуг, где вряд ли можно будет когда-нибудь снова увидеть слуг. Как ни странно, единственным человеком, который, кажется, разделял удовольствие, получаемое Бриггсом от этого звука, был сэр Джулиус, который снова на мгновение оказался во власти прошлого очарования. – Чудесный тон у этого старого гонга, – заметил он, обращаясь к леди Камилле. – Я помню, что при открытых окнах его было слышно даже на другой стороне парка. Нет никого лучше китайцев в изготовлении подобных вещей. Помню, отец рассказывал мне, что этот гонг – часть трофеев, захваченных в Зимнем Дворце в Пекине. Великие были времена, великие! – Надеюсь, сэр Джулиус, вы не хотите сказать, что разграбление Зимнего Дворца было похвальной страницей в истории нашей страны? – вмешалась миссис Карстерс. – Сударыня, я лишь констатирую тот факт, что этот гонг – из Зимнего Дворца в Пекине, – с явным раздражением ответил сэр Джулиус. – Прошу прощения, – неуверенно обратился доктор Боттвинк к Камилле, пока язвительная дискуссия продолжилась и перешла к событиям Ихэтуаньского восстания [10] в 1900 году, – но откуда бы ни прибыл этот инструмент, он, если я не ошибаюсь, сигнализирует время обеда? – О да, – уверила его Камилла, – именно к нему он и призывает. – Тогда почему нам не послушаться этого призыва и не пройти в столовую?