– А, я вас понял! Рассеянный профессор – тот образ, который так часто изображает британский юмор; вы отводите мне именно эту роль, сержант? Что ж, полагаю, в каком-то смысле это действительно так. Но только в определенном смысле – вы должны это понимать. Когда человек занят делом истинной важности, он не замечает тривиальных мелочей, ведь правда? Но я тешу себя надеждой, что в вопросах обычной жизни я могу отличить сокола от цапли. – Сокола от… как вы сказали? – Неважно, это фраза не моего авторства. Я думал, вам она знакома [16]. Говоря на простом языке английской полиции, я могу отличить живого человека от мертвого, а естественную смерть – от насильственной, особенно когда она происходит у меня на глазах. Думаю, я прав, предполагая, что именно эту тему вы желали обсудить со мной, сержант? Роджерс не ответил. Его лицо с крупными чертами было лишено какого-либо выражения; на нем читалось лишь утомление, и он смотрел в огонь, полузакрыв глаза. Внезапно он повернулся к доктору Боттвинку и резко выпалил: – А профессором в какой именно области вы являетесь, доктор Боттвинк? Историк терпеливо перечислил свои степени и дипломы. – Вы ведь довольно много путешествовали? Губы доктора Боттвинка скривились в мрачной улыбке. – Наверное, более точным было бы сказать, что меня гоняли с места на место, – спокойно заметил он. – А какими конкретно были ваши политические пристрастия в Чехословакии? – Разумеется, я был левым. – Разумеется? – Я хочу сказать, что мои левые взгляды – назовем это так – послужили естественной причиной того, что меня гоняли с места на место. – Хм. Тогда, я полагаю, вы какое-то время пробыли в Вене? – Да. Меня пригласили туда прочесть курс лекций. Этот курс по сей день остается незавершенным. – Это было во времена режима Дольфуса [17]? – Да. Позвольте мне предвосхитить ваш следующий вопрос, сказав, что я был противником режима Дольфуса. Именно поэтому курс лекций, естественно, прервался. Я антиклерикал и антифашист; коротко говоря, меня можно отнести к категории природных «анти». – То есть кратко вас можно было бы описать как коммуниста, доктор Боттвинк? Историк отрицательно покачал головой. – Увы! – ответил он. – Когда-то, наверное, так и было, но сейчас я слишком хорошо понимаю, что, попади я в Москву, я оказался бы в неприятном положении антисталиниста. Если бы мне потребовалось описать свою позицию сегодня, я сказал бы… Но зачем мне отнимать у вас время, сержант? Есть лишь две вещи, которые вы хотите обо мне знать, и я вам о них расскажу. Первое: я выступаю категорически против Лиги Свободы и Справедливости. Второе: ни по этой, ни по какой-либо иной причине я не убивал достопочтенного мистера Роберта Уорбека. Невозможно было определить, впечатлили ли Роджерса слова доктора Боттвинка. Он не снизошел до ответа. Вместо этого он порылся в карманах, из одного достал небольшую жестяную коробочку табака, из другого – пачку папиросной бумаги, и принялся сворачивать папиросу. Закурив, он вновь заговорил, но совершенно на другую тему. – Этот флакон с ядом из шкафа в буфетной, – сказал он. – Опишите мне его. – Я понятия не имею, как он выглядит. – Вы хотите сказать, что его там не было? – У меня нет причин сомневаться в том, что он там был. Я просто его не видел. – Насколько я понимаю, вы подходили к этому шкафу как минимум дважды. Один раз – когда вы рассматривали эту старинную деревянную деталь… – «Льняные складки». – …и второй раз, когда показывали ее Бриггсу. Вы хотите сказать, что ни в первом, ни во втором случае вы не заметили того, что находилось прямо под вашим носом? – Меня интересовал шкаф, или, если говорить точнее, задняя часть шкафа, а не его содержимое. Я историк, сержант, а не отравитель. Chacun à son métier [18]. – А вы не подходили к шкафу в третий раз? – Разумеется нет. У меня не было для этого причины. Мой интерес к нему себя исчерпал. – Интерес к шкафу или интерес к яду? – Повторяю, я не заметил там никакого яда. – Ваша способность замечать предметы кажется весьма избирательной, доктор Боттвинк. – Так и есть. Вы описали ситуацию с восхитительной ясностью, если позволите мне так выразиться. – Тогда вы, наверное, скажете мне, что ваши наблюдения за событиями прошлого вечера не имеют никакой ценности, и что я напрасно потрачу время, если стану задавать вам вопросы на эту тему. – Напротив, меня весьма заинтересовало все, что произошло. Думаю, что мои наблюдения ничуть не хуже, чем наблюдения… других людей. – Я хотел бы это проверить. Вы видели, как мистер Уорбек положил что-то в своей бокал, прежде чем выпить? – Я этого не видел, – решительно ответил доктор Боттвинк. – Однако же сэр Джулиус, миссис Карстерс и Бриггс одинаково убеждены, что он это сделал. Как вы это объясните, сэр? Доктор Боттвинк молчал. – Ну? Что скажете? – Если все они единодушны, – медленно произнес он, – если все они согласны, то кто я такой, чтобы не соглашаться? Но единодушны ли они? Вот вопрос, который я себе задаю. – Я вам только что сказал, что единодушны. – Прошу прощения, сержант, но вы не говорили ничего подобного. Вы сказали, что все они одинаково в этом уверены. Вы не упомянули леди Камиллу, что, вероятно, имеет существенное значение. Далее: вы не сказали, единодушны ли они в отношении того момента и тех обстоятельств, при которых, как они говорят, это произошло. Это и есть проверка, разве нет? Я, может, и антиклерикал, но Библию я читал. – А могу я спросить, при чем тут Библия? – Я имею в виду историю о Сусанне и старцах [19], с которой офицер, обладающий вашим опытом, должен быть хорошо знаком. – Так и есть, – коротко ответил Роджерс. Некоторое время он молчал. Доктор Боттвинк с видом участника прений, который изложил свою точку зрения, с довольным видом откинулся на спинку кресла и позволил взгляду блуждать вдоль заставленных книжными шкафами стен. Через некоторое время взгляд его остановился на некой точке за левым плечом детектива. Он смотрел в эту точку со странным напряжением; однако, когда Роджерс обернулся и посмотрел в том же направлении, он увидел лишь заставленную книгами полку, неотличимую от всех остальных полок в комнате, если не считать разных заголовков книг, что не имело никакого значения. – Доктор Боттвинк! – громко сказал он. Историк виновато вздрогнул. – Прошу прощения, – сказал он. – Я на время отвлекся. Что вы сказали? – Вы уже видели это раньше? Детектив извлек откуда-то небольшой смятый пакет из тонкой оберточной бумаги. Аккуратно расправив его на колене, он показал несколько лежащих внутри белых кристаллов. Доктор Боттвинк надел очки и внимательно рассмотрел пакет. – Нет, – хорошенько подумав, сказал он, – не видел. Что это? – Это предстоит установить лаборанту-химику – когда я смогу до него добраться. – Совершенно верно. А пока я сказал бы, что неразумно было бы проводить любительскую проверку природы этих кристаллов, и уж конечно, не проверять их на вкус. Могу я спросить, где был найден этот пакет? – Под карточным столом. – Понятно. Это, конечно, вполне согласуется с… – С чем? – С тем, что кто-то высыпал содержимое этого пакетика в бокал мистера Роберта, пока этот бокал стоял на столе – сделал ли это сам мистер Роберт или другой человек. Если кто-то другой, то все мы были так заняты его паясничаньем у окна, что это легко было сделать незаметно. С другой стороны, если он сделал это сам… но какая чушь, сержант! Нужно ли дальше продолжать этот фарс? – Что вы хотите сказать? – Я хочу сказать, что вы не больше моего верите в то, что этот несчастный человек убил себя сам. Разве человек, как бы он ни был пьян, объявляет во всеуслышание, что он намерен сделать важное заявление, а потом принимает яд, так его и не сделав? Абсурд. Вы не задали мне ни единого вопроса о событиях прошлого вечера, и этому может быть лишь одна причина: вы уже выяснили их у прочих присутствовавших и, сделав это, раскрыли нелепый сговор между сэром Джулиусом и остальными. Вы просто проверяли меня, желая выяснить, состою ли и я в этом сговоре. Разве не так? – Я здесь не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы, доктор Боттвинк. – Как пожелаете. Но я бы очень хотел получить ответ на один вопрос, потому что он ставит меня в тупик. Вы узнали, какое именно заявление собирался сделать мистер Роберт? И если узнали, то что он собирался сказать? – Этого я вам тоже не скажу. – Жаль. Если бы я это знал, то возможно, это помогло бы мне оказать вам помощь, и поверьте, я бы хотел вам помочь, если бы мог. Что ж, сержант, есть ли еще какие-то вопросы, которые вы хотите мне задать? – Всего два вопроса, сэр, и потом мне больше незачем будет вас беспокоить – пока что. Когда я вошел к вам, вы сказали мне, что должны встретиться с лордом Уорбеком. Каков был характер этой встречи? – На этот вопрос легко ответить. Это должна была быть не совсем встреча – Бриггс сообщил мне за завтраком, что его светлость изъявил желание поприветствовать всех гостей в своей комнате и пожелать им счастливого Рождества и Нового года. Принимая во внимание то, что было известно нам, но неизвестно ему, эта церемония должна была оказаться весьма мучительной, но я не испытывал желания от нее уклониться. – То есть вы не видели лорда Уорбека сегодня утром?