– Я ничего не хочу сказать, потому что сказать мне нечего. Я сказал мистеру Роджерсу, что это было самоубийство, хотя мне неизвестно, поверил ли он в это. Я считаю, нужно предоставить разбираться с этим тем, кого это касается. Твое положение это уже не изменит. – Он посмотрел на часы. – Мне надо идти, – сказал он. – Тебе сейчас принесут поднос с едой. Тебе ничего не нужно делать – просто сиди здесь тихонько и дай мне знать, если его светлость…если что-нибудь случится. Ты разве не взяла с собой шитье или еще какое-нибудь занятие? – Я найду чем заняться, – сказала Сьюзан, доставая из сумочки маникюрный набор. – Приведу в порядок ногти. Забавно, правда? – добавила она, устроившись в кресле. – Все это время я хотела попасть к его светлости, и вот я наконец здесь, сижу в его комнате, когда все уже почти кончено. Бедный старик! Он был славный, правда? – Славный – не то слово, моя девочка. – Думаю, он бы повел себя порядочно по отношению ко мне, если бы Роберт сделал то, что следовало. Как жаль, что я не могу ему сказать. Странно все сложилось, да? Ты старался его поберечь, а теперь он не знает той единственной вещи, которая могла бы его подбодрить. Ты расскажешь сэру Джулиусу, папа? – добавила она. Бриггс покачал головой. – Хоть он и называет себя социалистом, готова поспорить, что для него это все равно будет удар, – заметила Сьюзан. Эта мысль, казалось, привела ее в хорошее настроение, и она спокойно занялась своими ногтями, когда ее отец удалился. Сэр Джулиус тем временем был в библиотеке. Он вошел туда вскоре после ухода доктора Боттвинка – настолько скоро, будто он дожидался этой возможности за дверью. Он нашел там сержанта Роджерса, который сидел, откинувшись на спинку кресла, курил папиросу и задумчиво смотрел на бюсты классиков, венчающие книжные полки. Роджерс машинально встал, когда в комнату вошел канцлер казначейства. – А, Роджерс, – сказал сэр Джулиус. – У вас есть для меня новости? – Нет, сэр Джулиус. Я проверял телефон сегодня утром, он по-прежнему молчит. Послушаем прогноз по радио без пяти час, и тогда, может быть, поймем, как долго продержится такая погода. Она не может продлиться очень долго, как мне кажется. – Я должен связаться с премьер-министром в Чекерсе [23] как можно раньше. Это очень важно. Я нахожусь в весьма затруднительном положении, Роджерс, – в весьма затруднительном. – Несомненно, сэр, – Роджерс демонстрировал заметное отсутствие интереса. – Леди Камилла сказала мне, что мой кузен в очень тяжелом состоянии. – Да, сэр. Было бы интересно узнать, кто именно сообщил ему новость, которая вызвала у него этот приступ. – Полагаю, кто-нибудь из этих чертовых дураков слуг. У них нет никакого такта. Если бы мне предоставили сообщить ему об этом, все могло бы быть по-другому. Ужасное происшествие… ужасное. – Несомненно, сэр. – Вам этого не понять, Роджерс, но я глубоко озабочен состоянием лорда Уорбека. – Это совершенно естественно, сэр, – сухо сказал детектив. – Но вы должны помнить, что моя забота сейчас – это смерть мистера Роберта Уорбека. Сэр Джулиус изумленно вскинул брови. – Но я думал, что это решено, – сказал он. – Он покончил с собой. Я ведь утром вам все объяснил. – Да, сэр. И то же самое сделали миссис Карстерс и Бриггс. – Ну вот видите. – К несчастью, сэр Джулиус, у меня есть причины быть неудовлетворенным этим объяснением. – Неудовлетворенным?! После того как я сказал вам, что видел это своими собственными глазами?! – Да, сэр. – Я знаю, в чем дело, Роджерс. Вы наслушались этого чертова Боттвинка. – Сэр Джулиус, – серьезно сказал Роджерс, – пожалуйста, вы должны помнить, что сейчас я по вашей собственной просьбе являюсь детективом, расследующим это дело. Я несу перед вами не больше обязанностей, чем перед любым другим свидетелем в этом вопросе. Я не обязан говорить вам, откуда или от кого я получил информацию. С другой стороны, ваш долг – как и любого другого человека – состоит в том, чтобы помогать мне, говоря правду. И для того, чтобы помочь вам рассказать мне правду, я, так и быть, скажу вам вот что: я услышал три рассказа об обстоятельствах, при которых мистер Уорбек якобы совершил самоубийство. Они не согласуются друг с другом и с моими собственными наблюдениями на месте преступления. Я не верю ни одному из них. А теперь, сэр, давайте предположим, что мы начали сначала, и посмотрим, не удастся ли нам узнать правду. Сэр Джулиус сильно покраснел. Он громко откашлялся, дважды сглотнул и затем сказал: – Что ж, очень хорошо. Я не видел, как Роберт положил что-то в свой бокал вчера вечером. Это была… неточность. Но не считая этой неточности, я дал вам полный и точный отчет обо всем, что произошло, насколько это позволила моя наблюдательность. Мне больше нечего вам сказать. – Нечего, сэр Джулиус? – Совершенно нечего. Детектив молча прошелся по комнате туда-сюда. Затем он повернулся к сэру Джулиусу и сказал: – Я надеялся, сэр, что вы расскажете мне что-нибудь о своих перемещениях до ужина. В какой-то момент вы оказались неподалеку от буфетной, не так ли? – Возможно. – А вы случайно не заходили туда? – Я, право, не могу вспомнить. Полагаю, я туда лишь заглянул. – А был ли там кто-нибудь еще, когда вы туда заглянули? – Не думаю. – А с чего бы вам, сэр Джулиус, интересоваться той частью дома, где обитает прислуга? – Я очень люблю этот старый дом. Я давно здесь не был и воспользовался возможностью оживить давние воспоминания. – Как и миссис Карстерс, судя по всему. – Мне совершенно ничего не известно о действиях миссис Карстерс. В конце концов, меня интересует это место. Это родовой дом моей семьи, и я полагаю, что имею право ходить в нем куда пожелаю. – Вашей семьи – именно так, сэр Джулиус. И по смерти мистера Роберта Уорбека вы являетесь следующим наследником звания пэра. Вам это приходило в голову? – Конечно, приходило! – резко и зло ответил сэр Джулиус. – Кто, по-вашему, хочет быть пэром в нынешнее время? – Вы знали, что Бриггс хранит цианистый калий в буфетной? – Разумеется, нет. Я бы и не узнал это вещество, если бы его увидел. – Понятно. Благодарю вас, сэр Джулиус. Сэр Джулиус не воспользовался возможностью удалиться. Вместо этого он остался неуверенно переминаться с ноги на ногу, пока наконец не решил заговорить снова. – Вы только что упомянули миссис Карстерс, – сказал он. – Я правильно понимаю, что она тоже была в буфетной вчера вечером? – Похоже на то. – Но это абсурд… я хочу сказать, абсурд, что она имела какое-то отношение к отравлению Роберта. Я знаю ее много лет – это самый надежный и ценный член партии. И насколько мне известно, она не является наследницей титула пэра, – добавил он с неуверенным смешком. – Да я бы скорее заподозрил леди Камиллу! Он с тревогой посмотрел на лицо сержанта в поисках хоть какой-то реакции на свои слова, но бесстрастные черты детектива ровным счетом ничего не выражали. – Вы ведь понимаете, насколько все это нелепо, – продолжил он. – По-моему, совершенно ясно, что это был случай самоубийства, даже если оно и не произошло в точности так, как я… так, как мне показалось. Ведь так легко запутаться в деталях. А если это было не самоубийство, то остается только Бриггс – что совершенно нелепо, и… Боже правый! Почему я не подумал об этом раньше? Конечно, Боттвинк! Разве этот парень не коммунист? – Он этого не признает, сэр Джулиус. – Конечно, не признает. Люди подобного сорта никогда этого не делают. Но теперь я вспомнил его имя; он был замешан в каких-то беспорядках в Австрии перед войной. Это все объясняет! – Вы хотите сказать, что мистер Уорбек был убит из-за его связи с Лигой Свободы и Справедливости? – Нет, нет! – возразил Джулиус со все возрастающим волнением. – Проблема с вами, полицейскими, в том, что вы не разбираетесь в политике. Никто в здравом уме не беспокоится об этих нелепых неофашистских организациях. Они не более чем комедия, которую играют полоумные юнцы. Нет! Кто сегодня является главными врагами коммунизма? Да мы – социал-демократы Западной Европы! Все это время мишенью был я! И единственное, что меня спасло, – это то, что в суматохе он высыпал яд не в тот бокал! – Это, разумеется, лишь теория, сэр Джулиус, – бесстрастно сказал Роджерс. – А теперь, когда его попытка провалилась, он старается посеять подозрения, которые дискредитируют меня, а через меня – основы свободы по всему миру! Вы только вообразите, какое это оказало бы воздействие на Западноевропейский союз, если бы меня обвинили в убийстве! Судя по его лицу в этот момент, Роджерс был совершенно неспособен пользоваться воображением. Он лишь ответил: – Должен сказать, сэр Джулиус, что, насколько я могу судить о докторе Боттвинке, он больше интересуется политикой восемнадцатого века, чем современной. – Восемнадцатого века? Вздор! Говорю вам, этот человек опасен! – Во всяком случае, – сказал Роджерс, – я так понимаю, что теперь вы определенно отказываетесь от предположения, что это самоубийство? – Ну… я… то есть… я, – запинаясь ответил Джулиус. – Простите, но, кажется, прозвенел гонг к ланчу! – и он вылетел из комнаты. Оставшись в одиночестве, Роджерс некоторое время в раздумье постоял у камина. Затем он дважды прошелся по комнате туда-сюда, еле слышно напевая невыразительный мотив. Наконец, улыбнувшись собственной слабости, он подошел к книжному шкафу и достал маленький том в зеленой обложке. Он быстро пролистал страницы, пожал плечами и вернул книгу на полку. XIII. Новый лорд Уорбек Компания, снова собравшаяся за ланчем, выглядела мрачной. Сэр Джулиус занял место во главе стола, бросив злобный взгляд на сидевшего справа доктора Боттвинка. Доктор Боттвинк в свою очередь, похоже, чувствовал себя совершенно непринужденно, но выглядел рассеянным, словно мысли его все еще были заняты политическими вопросами восемнадцатого века. Сидевшая напротив миссис Карстерс нервничала и ерзала. Место рядом с ней пустовало.