– Мне не нравится слово «угрожать», мистер Роджерс. Мы обменялись несколькими резкими словами, это я признаю. Но что касается угроз – что я мог сделать? В самом крайнем случае я мог рассказать его светлости, но при таком состоянии его здоровья я не желал становиться источником потрясения, способного его убить. – Вы ведь были очень к нему привязаны? Дворецкий молча кивнул. – Но не очень-то любили его сына? – Он вел себя не как подобает джентльмену, и это факт, мистер Роджерс. – Может быть, вы предпочли убить сына, нежели шокировать вашего хозяина? – И поглядите, что с ним сделал шок, вызванный смертью мистера Роберта, упокой господь его душу! – воскликнул Бриггс. На это детектив ничего не ответил. Он подошел к окну и пристально смотрел во двор. В окна хлестал дождь, и на его глазах огромный пласт снега соскользнул с крыши и с тяжелым глухим звуком упал на землю. – У вас скоро будет возможность дать объяснения полиции Маркшира, – сказал он. – Хорошо, Бриггс, можете подписать ваши показания и идти. Думаю, мне лучше взять показания и у вашей дочери, чтобы у меня было полное досье, прежде чем я передам дело в другие руки. – Он выглядел совершенно измотанным и подавленным. – Хорошо, мистер Роджерс, я сейчас пришлю к вам миссис Уорбек. – Кого? Ах да, конечно, я чуть не забыл. Скажите-ка мне кое-что, пока вы не ушли. Если дождь вскоре прекратится, то как вы думаете, когда кто-нибудь сможет сюда добраться? – Все зависит от Диддера, мистер Роджерс. – От чего? – От Диддера. Это речка, которую нужно перейти, чтобы добраться до деревни. Когда в последний раз был такой сильный снег – это было еще во времена старого лорда – разлив, вызванный оттепелью, отрезал нас на три дня. Но по нынешним временам, с комиссией по водным ресурсам, осушительными системами и прочим, вода в реке спадает гораздо быстрее, чем раньше. На самом деле, его светлость всегда жалуется… то есть жаловался, что все эти нововведения испортили рыбалку. Сам я надеюсь, что мы свяжемся с внешним миром к завтрашнему дню. – К завтрашнему! – повторил сержант. Он снова повернулся к окну, чтобы Бриггс не видел выражения его лица, но его выдавала спина. Его крепкая фигура заметно поникла, а широкие плечи утратили прямые и уверенные очертания. На фоне окна был виден силуэт побежденного, упавшего духом человека, с нетерпением ждущего завтрашнего дня, когда он должен будет передать своим профессиональным соперникам дело, в котором вынужден признать свое поражение. Что касается прочих обитателей Уорбек– Холла, начавшийся дождь не принес им ничего, кроме благословенного чувства облегчения. Они стояли вместе у окна столовой, глядя на то, как на глазах меняется белый мир снаружи. Гладкое покрывало, прежде скрывавшее лужайки и клумбы, уже было изрыто мелкими темными впадинками. Бесформенные холмики снега превратились в розовые кусты. Везде, где в земле были углубления, начинали образовываться темные неглубокие лужицы, на глазах становившиеся глубже и шире. Воздух был наполнен громким плеском воды, водопадами низвергавшейся с водостоков под крышей. – Трубы все еще забиты снегом, – заметил Джулиус. – Такими темпами затопит весь чердак. – Но он не двинулся. – Надеюсь, комната с документами надежно защищена от воды, – сказал доктор Боттвинк. – Было бы настоящей катастрофой для науки, если бы что-нибудь случилось с хранящимися там манускриптами. – Но даже эта мысль не смогла оторвать его от окна. – Разве не прекрасное зрелище? – вздохнула миссис Карстерс. – Кажется неправильным говорить такое после всего случившегося, но я сейчас чувствую себя почти счастливой. – Как ни парадоксально, – сказал доктор Боттвинк, – но сейчас, когда весь видимый мир словно растворяется в воде, я чувствую себя почти так, как, должно быть, чувствовали себя пассажиры Ноева ковчега, когда воды потопа стали убывать. – Со вздохом он прибавил: – Как жаль, что мы, в отличие от них, не выйдем в мир, где вся прочая жизнь вымерла; вместо этого нас ждет мир, густо населенный любопытными людьми, и они станут задавать нам множество вопросов, на которые у нас сейчас нет ответов. Выражение лица Джулиуса говорило: ничто не было бы большим проявлением дурного вкуса, чем это замечание. Тягостный реализм этих слов пресек дальнейшую беседу. Однако они еще некоторое время стояли и смотрели на завораживающее зрелище того, как снег исчезает подобно песчаному замку в волнах прилива. Камилла громко зевнула. – Господи! Я так устала, – сказала она. – Я поднимусь к себе и лягу. Думаю, теперь я смогу заснуть. Вскоре после ее ухода трое оставшихся наблюдателей заметили, что небо стало светлеть. Облака редели, дождь превратился в морось, и появились проблески бледного, приглушенного солнечного света. – Я пойду на улицу, – внезапно объявил Джулиус. – На улицу?! – воскликнула миссис Карстерс. – Но, сэр Джулиус, это невозможно! – Ерунда! Невозможно ведь сидеть взаперти вечно. Я хочу подышать свежим воздухом. – Да вы и двух метров не пройдете, как окажетесь по колено в воде, – возразила миссис Карстерс. – Попрошу болотные сапоги. Бриггс наверняка мне их отыщет. Конечно, я буду держаться аллеи. Если смогу, отправлюсь в деревню. Может быть, мне даже удастся перебраться через мост, а если так, то я смогу послать за помощью. В любом случае, стоит попытаться. На худой конец, хоть разомнусь немного. – Вы ведь будете осторожны? – с тревогой спросила миссис Карстерс. – После всего, что случилось, мы не можем столкнуться с… – ее голос задрожал, – с еще большими несчастьями. А ваша жизнь имеет большую ценность для страны. – Я могу о себе позаботиться, – уверенно сказал Джулиус. – А, Бриггс, вот и вы! – Да, сэр Джулиус, я пришел убрать со стола. Боюсь, я сильно задержался, но… – Ничего страшного. Я собираюсь выйти и хочу, чтобы вы нашли мне болотные сапоги его светлости. Подойдут те, что высотой до бедра… Джулиус и Бриггс вышли. – Новый лорд Уорбек внезапно стал бодрым и энергичным, – сказал доктор Боттвинк, когда они ушли. – Без сомнения, это реакция. Кстати, мадам, я заметил, что вы продолжаете обращаться к нему «сэр Джулиус». Это правильно? – Совершенно правильно – до похорон. – Благодарю вас. В таких делах много нюансов, которые иностранцу нелегко понять. – Мне очень жаль, что вы, иностранцы, так заботитесь о том, что в этой стране уже устарело, – сурово сказала миссис Карстерс. – Я, кажется, уже обращала ваше внимание на то, что мы живем в прогрессивном, демократическом государстве, гораздо более прогрессивном во многих важных сферах, чем все эти ваши так называемые «страны народной демократии». Такие вещи, как титулы и звание пэра, являются любопытными пережитками прошлого, не более того, и вам было бы гораздо полезнее заняться, к примеру, изучением нашей непревзойденной системы социального обеспечения, а не размышлять о таких пустяках, как правильное обращение к соотечественнику. – Признаю свою ошибку, – кротко сказал доктор Боттвинк. – Я, конечно, знаю, что Англия во многом продвинулась в сторону эгалитаризма. Будет интересно, и в данный момент даже уместно заметить, что вы совсем недавно упразднили привилегию, дающую пэрам право быть судимыми за убийство согласно правовой процедуре, которая отличается от той, что применяют к нам, простым смертным. Тем не менее, такому чужестранцу, как я, может показаться, что вы все еще находитесь под властью тяжелого наследия прошлого. Я столкнулся с весьма интересным примером этого буквально сегодня утром. Возможно, вам захочется об этом услышать. Доктор Боттвинк внезапно понял, что он разговаривает с пустой комнатой. Он вздохнул и отвернулся. Через несколько минут он снова взбирался по крутой лестнице в комнату с архивом, где его ждало неизменное прошлое со всеми своими сокровищами. Надев старую рыбацкую шляпу своего кузена, макинтош на несколько размеров больше, болотные сапоги и крепкие ботинки с пряжками, Джулиус зашлепал по аллее. Серая слякоть перемежалась участками рыхлого снега, в который он проваливался по колено. Дренажные стоки забились, и вода в канавах переливалась через край, образуя большие желтые лужи в любом углублении. Но в направлении фермы, куда он двинулся, земля шла под уклон, так что, в сущности, большую часть пути он шел вдоль русла мелкой и быстрой реки, шагая вниз по ее течению. Справа, там, где участок земли круто поднимался вверх, тающий снег превращался в струи воды, которые уже промыли глубокие канавки в покрывавшем аллею гравии. Слева избыток воды низвергался на луг, превращая его в болото. Снег исчезал с поразительной быстротой. Он увидел, что на склоне холма справа в одном-двух местах уже обнажилась земля. Его озадачило то, что она была коричневой, а не зеленой, но, подойдя поближе, он увидел, что эти проталины на самом деле не земля, а толпы изголодавшихся кроликов, которые собрались, чтобы подкормиться вновь появившейся из-под снега травой. Идти было нелегко, тяжелая экипировка ему сильно мешала, но Джулиус продвигался вперед довольно быстро: по левую руку уже показалась ферма. Он не стал подходить к дому и направился прямиком к деревне. Во двор дома вышел мужчина и что-то прокричал ему, когда он проходил мимо. Джулиус помахал ему и не останавливаясь заторопился дальше. Он сильно потел от такой непривычной физической активности. Лицо его пылало от напряжения. Если он вышел на поиски глотка свежего воздуха, то этой цели он уже достиг; однако он неуклонно продолжал идти вперед, словно от этого зависела его жизнь. Обойдя каменную изгородь вокруг фермы, он оказался у невысокого откоса, за которым, как он знал, дорога вновь спускается к реке и к деревне за ней. Он тут же увидел то, о чем ему пытался сказать мужчина с фермы. Ветер, дувший в предыдущие два дня, намел глубокий сугроб у откоса, и через него до наступления оттепели работники с фермы пытались пробить путь к внешнему миру. Джулиус оказался на узкой тропинке между двумя снежными валами, поднимавшимися выше его роста. На уровне земли из них сочилась влага, но они все еще стояли, плотные и слежавшиеся, и повышение температуры на них почти не повлияло. Тропинка под ногами была скользкой, потому что люди, которые здесь работали, утоптали снег до состояния льда. Вскоре он достиг конца расчищенного прохода и дошел до того места, где работы были прекращены. Тут у него начались настоящие проблемы. Перед ним была стена из снега – не очень высокая, если уж на то пошло, самое большее три-четыре фута, но это была стена мокрого и рыхлого снега, совершенно не похожая на созданные руками человека валы, мимо которых он только что прошел; это была стена, на которую невозможно было взобраться и через которую было практически невозможно пройти. Канцлер казначейства бросился на это препятствие с поразительной решимостью. Сделав первый же шаг, он погрузился в снег почти на всю высоту своих сапог, после второго шага с него чуть было не свалился один ботинок. Но он настойчиво продолжал. Размахивая руками, чтобы сохранить равновесие, мокрый и снаружи, и под одеждой, он погружался в мягкую, вязкую массу. Он словно пробирался сквозь клей. Какое-то время казалось, что продвигаться дальше невозможно. Потом, отчаянно дернувшись вперед, он наткнулся на слой плотного снега, примерно в футе от поверхности, который мог выдержать вес его тела. Дальше дело пошло легче. После усилий, показавшихся ему бесконечными, он наконец добрался до края сугроба. По бокам показались знакомые столбики идущей вдоль аллеи ограды; он, шатаясь и тяжело дыша, преодолел последние ярды склона и победоносно остановился на гребне холма. Джулиус достал из кармана влажный носовой платок и промокнул лицо, по которому ручьями тек пот. В глазах у него плясали мушки, и он не сразу смог сфокусировать взгляд на открывшейся перед ним картине. Прямо, меньше чем в полумиле, была деревня Уорбек. На небольшом холме, окруженном деревьями, виднелась норманнская башня церкви, с которой накануне доносился звон колоколов. Луч света от склоняющегося к западу солнца так ясно высветил золоченый флюгер в омытом дождем воздухе, что казалось, до него можно дотронуться рукой. Но между ним и деревней лежала широкая мутная полоса воды; на ее темной поверхности тут и там виднелись белые островки – это комья снега отрывались от берегов и плыли, уносимые вздувшимся потоком. Русло окаймлял двойной ряд подстриженных ив, но на добрую сотню ярдов по обе стороны от них переполненная река превратилась в грязное озеро. Прямо перед собой он видел горбатый мост, через который шла дорога к деревне; его арка поднималась над водой, но последний отрезок аллеи, там, где она шла через низкие пойменные луга, исчез под разливом. Джулиус оценил положение. Он мог довольно точно измерить глубину воды впереди, ориентируясь на изгородь по обеим сторонам. Насколько он мог судить, там было максимум два фута. Очевидно, это скопление воды образовалось от потока, пришедшего с верховья реки, где оттепель, должно быть, началась на несколько часов раньше, чем в долине. Начавшийся днем дождь вряд ли успел в полной мере оказать свое действие на уровень воды в реке. Тающий снег все еще стекал в долину тысячами канавок и протоков. Это означало, что уровень Диддера продолжает подниматься. Если он не переберется через реку сейчас, то может застрять тут на неопределенный срок. Сделав глубокий вдох, он зашагал вниз по склону холма, при каждом шаге в его сапогах хлюпала вода. Все оказалось, как он и думал: вода дошла ему до колен, лишь когда он был в нескольких ярдах от моста. В то же время течение оказалось сильнее, чем он ожидал. Принесенный водой мусор частично забил арку под мостом, так что основная сила потока пришлась большей частью на ближайший берег. Продвигаясь вперед, он обнаружил, что идти прямо становится все труднее. Он не взял с собой шест, и, продвигаясь к цели, чувствовал, как вода рывками тянет его за ноги, пытаясь выбить из-под него опору. Однако под ногами у него была твердая земля, он был хорошо обут, так что, наклоняя тело в сторону встречного потока, он неплохо сохранял равновесие. И тут без всякого предупреждения его левая нога погрузилась в глубокую яму. Он ощутил резкий холод, когда вода перелилась через край сапога. У него мелькнула мысль, что основание аллеи, должно быть, размыло потопом. С судорожным усилием он перенес правую ногу вперед и на глубине нащупал твердую опору. С трудом вытянув провалившуюся левую ногу, он поставил ее рядом с правой. Сейчас он как никогда сожалел об отсутствии шеста для перехода реки вброд. Невозможно было угадать, каким окажется дно этого грязного потока. С другой стороны, возвращаться было так же опасно, как и идти вперед. Мост заманчиво возвышался перед ним всего в нескольких шагах. Очень осторожно, теперь переставляя каждую ногу лишь на несколько дюймов, он двинулся к нему. Он прошел всего лишь около ярда, когда пласт гравия, на котором он стоял, всей массой скользнул из-под его ног в пустоту. Сэр Джулиус плашмя упал на спину. Голова его оставалась над поверхностью, но тело полностью погрузилось в воду. В тот же миг его ступни оторвались от земли и всплыли к поверхности, так как заключенный в сапогах воздух сделал их единственной плавучей частью его тела. Никакими мыслимыми усилиями он не мог теперь встать на ноги. Он слышал сердитый рев воды и беспомощно смотрел, как вздувшиеся на его ногах сапоги закружились в маленьком водовороте, а потом поплыли вниз по течению, волоча за собой тяжелый от воды, медленно тонущий сверток, который – как вдруг потрясенно и испуганно осознал он – был в действительности сэром Джулиусом Уорбеком, членом парламента, который сейчас находился совсем близко от смерти. Внезапно он почувствовал острую боль под правой рукой. Пару секунд он словно в тумане думал, что это какое-то не описанное прежде ощущение при утоплении, но затем боль превратилась в рывок. Он понял, что больше не плывет по течению, а быстро движется поперек него. Вывернув голову, он обнаружил, что тянущим его приспособлением является крепкая трость, изогнутая рукоять которой надежно поддерживала его плечо. Второй конец трости находился в руках сержанта Роджерса, который, удобно стоя на мелководье, был занят тем, что тащил его к берегу, выказывая при этом существенно меньше эмоций, чем большинство людей демонстрируют, забагрив лосося. Насквозь мокрый, жалкий и онемевший, канцлер казначейства позволил поставить себя на ноги. Все еще молча он прошел за сержантом на берег и стоял там, дрожа, пока Роджерс безмолвно снял с него башмаки и болотные сапоги и вылил из них воду. Еще более ужасный миг настал, когда ему пришлось снова обуть их, потому что они были липкими и отвратительно пахли. Именно в этот момент он снова обрел дар речи. – Роджерс, – сказал сэр Джулиус, прыгая на одной ноге без башмака, – я премного вам благодарен. – Не за что, сэр, – невозмутимо ответил сержант. – В конце концов, это моя работа. – Он поддержал Джулиуса сильной рукой и добавил: – На самом деле я, можно сказать, не справился со своей работой, иначе вас бы вообще здесь не было. Позвольте мне, сэр, – и он наклонился, чтобы затянуть пряжку на башмаке. – Лично я считаю, что вы проделали отличную работу, вытащив меня отсюда, – заметил Джулиус, обращаясь к согнутой спине Роджерса. Сержант поднялся, лицо его покраснело от наклона. – Моя работа, сэр, – сурово ответил он, – присматривать за вами. Именно за этим я здесь нахожусь. Если бы я не позволил себе увлечься, так сказать, пытаясь сделать то, что по закону должна делать полиция Маркшира, я бы ни за что не позволил вам попасть в такую передрягу. А теперь, сэр, если вы готовы, мы как можно быстрее пойдем назад. Лучше возьмите меня под руку, и пойдем так быстро, как только сможем. Вам лучше поскорее снять с себя мокрые вещи. Рука об руку промокшая пара нетвердой походкой отправилась назад. По дороге сержант Роджерс лишь один раз позволил себе вновь упомянуть об этом приключении. – Я был бы очень благодарен, сэр, – сказал он, – если бы вы не сообщали об этом в Особый отдел. Мне бы не хотелось, чтобы там подумали, что я повел себя настолько безответственно, что позволил вам выйти из дома одному в такой день. – Я сделаю все, о чем вы попросите, – сказал сэр Джулиус. – Но черт подери, я не грудной ребенок. Я имею право выйти на прогулку в одиночестве, если мне этого хочется. Если бы я утонул, то это была бы моя вина. – Ваша вина, сэр, и моя ответственность. Об этом вы забываете. А если бы вы не утонули? Возможно, с моей точки зрения, это было бы еще хуже. Что, если бы вы завтра утром появились на Даунинг-стрит без меня? Мне бы пришлось давать множество неудобных объяснений. – Вы совершенно правы, – смиренно сказал Джулиус. – Простите, Роджерс, это было эгоистично с моей стороны. – Кстати, любопытно, сэр Джулиус: вы направлялись именно на Даунинг-стрит? Несмотря на то, что Джулиус замерз и очень устал, он улыбнулся. – О да, – заверил он своего спутника. – Именно на Даунинг-стрит. Я не беглец, спасающийся от правосудия, Роджерс. – А, – сказал детектив. По его тону невозможно было понять, поверил ли он этому утверждению. – Можно сказать, что сейчас это представляет для меня лишь отвлеченный интерес, но я решил, что будет интересно это выяснить. XV. Ошибка доктора Боттвинка