Было уже почти темно, когда двое мужчин вернулись в Уорбек-Холл под возобновившимся ливнем. Любой, кто увидел бы их, подумал бы, что внешне они напоминают пойманного заключенного и его охранника, и такого человека можно было бы простить за подобную мысль. Сэр Джулиус едва волочил ноги и вряд ли дошел бы до дома, если бы не поддержка Роджерса, который с угрюмым и решительным лицом бесстрастно шагал с ним рядом, крепко держа его под руку. Но к счастью, никто не видел позора канцлера, и они незаметно вошли через боковую дверь. Все еще молча сержант отвел своего подопечного в гардеробную, где снял с него макинтош и болотные сапоги. Сэр Джулиус не протестовал. Его пальцы в любом случае слишком онемели, чтобы самому справиться с промокшими ремнями и пряжками. После этого он позволил отвести себя наверх, в свою комнату, и раздеть. Он послушно проглотил горячий бренди с водой, который Роджерс смешал с поразительной быстротой; так же послушно он забрался в горячую ванну, которую Роджерс ему приготовил. К этому времени Джулиус уже находился в состоянии такой покорности, что испытывал прямо-таки благодарность за то, что этот человек не отправился за ним в ванную и не стал его мыть. Выйдя из ванной, он обнаружил, что Роджерс ждет его в комнате, и что сам он тоже успел переодеться. Ванна и питье сотворили чудо, и сэр Джулиус уже в достаточной степени оправился от неприятных ощущений, чтобы задуматься о том, что не он один сегодня вымок насквозь. – Надеюсь, вы не слишком пострадали, Роджерс, – сказал он вполголоса, желая проявить внимательность. – Нет, благодарю вас, сэр, – коротко ответил детектив, как будто несколько раздраженный тем, что ему приписывают какие-то человеческие слабости. – А теперь, я полагаю, вы хотите лечь. – Нет-нет. Я снова в полном порядке благодаря вашим заботам, Роджерс. Я немного устал и, наверное, лягу рано. Но сейчас мне нужен не столько отдых, сколько еда. – Хорошо, сэр. В таком случае, как только вы оденетесь, мы спустимся к чаю. Это «мы» не ускользнуло от внимания сэра Джулиуса. Он отлично понял, что оно подразумевало: отныне сержант Роджерс будет его постоянным спутником. Пока он остается в Уорбек-Холле, за ним все время будет следить этот холодный, неодобрительный взгляд. Вздохнув, он смирился с неизбежным и поторопился одеться самостоятельно. – Ну, сэр Джулиус, – сказала миссис Карстерс, когда он и его охранник вошли в библиотеку, – вот и вы. Вы сильно промокли? Сэр Джулиус с удивлением обнаружил, что чай только что подали. Вся его эскапада, во время которой он пережил такие сильные ощущения, что их хватило бы на всю оставшуюся жизнь, заняла чуть больше часа. Он с облегчением понял, что отсутствовал недостаточно долго, чтобы это заметили. Вот она миссис Карстерс – готовится разливать чай, как вчера это делала Камилла; неужели это было всего-навсего вчера? А вот доктор Боттвинк, спокойный и молчаливый, и оба они думают, что Джулиус всего лишь вышел прогуляться под дождем. Но в то же время его немного огорчало то, что после такого сурового испытания его присутствие воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Не каждый день человеку случается едва не утонуть. Но как бы он ни любил поговорить о себе и своих делах, в этом случае следовало проявить сдержанность. – Да. Очень сильно промок, – ответил он. – Как и сержант Роджерс, который часть пути прошел со мной. Кстати: надеюсь, вы не будете против, если Роджерс выпьет с нами чаю? Ему кажется, что при таких обстоятельствах было бы лучше… – Конечно, конечно. – Кажется, миссис Карстерс была в превосходном расположении духа. – Мы будем очень рады его обществу, правда, доктор Боттвинк? (Видите, я теперь правильно произношу вашу фамилию!). Бриггс, принесите, пожалуйста, чашку с блюдцем для сержанта Роджерса. – Хорошо, мадам. Бриггс говорил без всякого выражения. Ни один мускул не дрогнул на его лице; ни малейшего намека на то, что он счел этот приказ не вполне обычным. Хорошо вышколенный дворецкий приучен подавлять свои чувства в подобных случаях. И тем не менее, каким-то мистическим образом ему удалось дать понять всем присутствующим, что это предложение вызвало у него негодование. Невозможно было сказать, как он сумел это сделать. Столь искусные методы передачи информации – это тайна телепатов и хорошо вышколенных дворецких. Словно бросая вызов направленным на нее волнам неодобрения, миссис Карстерс решила воспользоваться ситуацией. – Я это вполне понимаю, сэр Джулиус, – сказала она доверительным тоном, – и, если позволите так выразиться, полностью одобряю. В конце концов, вы ведь сейчас лицо особой важности, правда? Меньше чем за минуту сэру Джулиусу пришлось во второй раз испытать суровую необходимость прикусить язык и не обсуждать тему, которую он любил больше всех прочих тем на свете. То, что ему это удалось, возможно, получилось из-за присутствия Бриггса, а может быть, просто потому, что миссис Карстерс не дала ему возможности что-то сказать: она тут же умудрилась еще больше обидеть и без того уже глубоко оскорбленного человека. – И принесите поднос для леди Камиллы, Бриггс, – продолжила она. – Не думаю, что она захочет спуститься. Я сначала отнесу его ей, а потом выпью чаю сама. Доктор Боттвинк, Джулиус и Роджерс хором предложили избавить ее от хлопот, взявшись отнести поднос для Камиллы. Бриггс выразительно, но без слов, дал понять, что подавать гостям Уорбек-Холла еду в комнату – это дело дворецкого, и никого другого. Однако миссис Карстерс проигнорировала их всех. Не прекращая потока несвязной болтовни, она разливала чай для мужчин, пока не прибыл поднос со свежезаваренным чаем. – Придется вам самим о себе позаботиться, пока я не вернусь, – игриво сказала она. – Но я уйду всего на пару минут. Миссис Карстерс определенно была в хорошем расположении духа. Она вполголоса напевала, пока вприпрыжку – иначе не скажешь – шла к двери, которую перед ней распахнул Бриггс, всем своим видом выражающий неодобрение. Если и был в этом несчастливом доме человек, который с наступлением оттепели вновь обрел надежду и хорошее настроение, то это была миссис Карстерс. Оставшись одни, трое мужчин снова заняли свои места в комнате, в которой вдруг наступила блаженная тишина. Джулиус понял, что зверски голоден. Он умял две булочки с маслом и половину лежавших на блюде бутербродов, а затем совершил серьезный набег на рождественский пирог. Доктору Боттвинку повезло, что он обладал скромным аппетитом, потому что Роджерс тоже оказался любителем поесть. Мужчины ели почти в полном молчании. Джулиус был слишком занят поглощением еды, чтобы разговаривать, а ни один из двух прочих мужчин не был склонен к светской болтовне. Лишь когда чайник опустел и они достали папиросы, завязалось нечто вроде беседы, да и то это были лишь отрывочные замечания доктора Боттвинка о погоде, на которые Джулиус отвечал ворчанием, а Роджерс – более вежливыми односложными репликами. Чуть позже Джулиус откинулся на спинку кресла, вытянул к огню усталые ноги и почувствовал себя так, как бывало в дни молодости после долгого дня, проведенного в седле. (Тот факт, что в возрасте между двадцатью и тридцатью годами он регулярно охотился с гончими, был одной из самых ревностно оберегаемых тайн в высших кругах его партии.) Завтра все его мышцы совершенно одеревенеют. Почему Роджерс не добавил горчицы в ванну? Он не велел ему это сделать, но тот мог бы и сам догадаться. Хотя нет, это несправедливо. В конце концов, он ведь полицейский, а не лакей. Он и без того постарался на славу. Канцлер на минуту задремал, и тут же, дернувшись, проснулся. Так не пойдет! В комнате его ждет работа, которую необходимо выполнить. Ему не мешало бы приняться за нее сейчас. Однако он словно прирос к креслу, и глаза у него слипались. Он снова открыл их, услышав голос доктора Боттвинка, который доносился будто с огромного расстояния: – Миссис Карстерс уже довольно долго нет. Джулиус оглядел опустошенный стол. – Мы ей мало что оставили, – заметил он, широко зевая. – Бриггсу придется принести ей свежего чаю, когда она все-таки вернется. Роджерс ничего не сказал. Судя по его виду, он тоже наполовину спал. Если принять во внимание, в котором часу он лег нынешней ночью, его можно было извинить, но доктор Боттвинк презрительно хмурился в его сторону. – Я отчетливо слышал, как она сказала, что вернется через пару минут, – сказал он. – Ее нет уже по меньшей мере двадцать пять минут. Разве вы не находите это странным? Сэр Джулиус снова закрыл глаза. – Я определенно нахожу, что без нее стало очень тихо, – пробормотал он. Доктор Боттвинк нетерпеливо пожал плечами. Он уже собирался что-то возразить, когда дверь открылась, однако вошла не миссис Карстерс, а всего лишь Бриггс, который принялся убирать со стола. – Бриггс, – спросил историк, – вы не знаете, где миссис Карстерс? – Нет, сэр. Она поднялась к леди Камилле. Разве она не спускалась? – Она не спускалась, и она не выпила чаю, – встревоженно ответил доктор Боттвинк. Бриггс с минуту молча созерцал стол. – Наверное, мне следует заварить ей свежий, – предложил он. – И сделать еще бутербродов. – Понятно. Как и сэр Джулиус, вы считаете, что все можно поправить свежезаваренным чаем. А я вот так не думаю. В этом доме уже случилось то, что нельзя поправить чайником чая. Возможно, это еще один такой случай. Я не знаю. Я лишь надеюсь, что могу ошибаться. – На что именно вы намекаете, доктор Боттвинк? – заговорил Роджерс, и теперь он, без сомнения, совершенно очнулся ото сна. – Я не знаю, на что я, как вы выражаетесь, намекаю. Возможно, у меня просто шалят нервы. Я только спрашиваю себя: почему миссис Карстерс понадобилось почти полчаса на то, чтобы отнести чай леди Камилле? Или наоборот: почему леди Камилле понадобилось полчаса на то, чтобы взять чай у миссис Карстерс? Мне это кажется странным, а в таком доме, как этот, все, что кажется странным, вызывает тревогу. – Вас легко встревожить, сэр. – Очень легко, – просто сказал доктор Боттвинк. Он беспокойно переминался с ноги на ногу, и затем снова обратился к Бриггсу. – Вы уверены, что миссис Карстерс пошла в комнату леди Камиллы? – спросил он. – Она пошла в том направлении, сэр. – И с тех пор ни слуху ни духу ни о ней… – он сделал паузу и многозначительно продолжил: – Ни о леди Камилле? – Нет, сэр. – Она ведь поднялась к себе после ланча, верно? С тех пор она не звонила и не давала о себе знать каким-либо иным способом? – Насколько мне известно, нет, сэр. – Тогда, Бриггс, не сделаете ли вы мне одолжение, поднявшись в комнату ее светлости? Постучите в дверь, войдите при необходимости… В конце концов, вам нужно будет забрать поднос с чаем… И убедитесь, все ли с ней в порядке. Бриггс с подносом в руках изумленно смотрел на него. – Я схожу, если вы считаете это необходимым, сэр. Мне не пристало входить в комнату к даме, но… – По крайней мере, постучите в дверь и добейтесь ответа, если сможете, – настаивал доктор Боттвинк. – Идите же, Бриггс, умоляю вас! – Хорошо, сэр. С явной неохотой дворецкий вышел, неся перед собой поднос. – А теперь, – сказал Джулиус, с трудом поднимаясь с кресла, – может, вы будете так добры объяснить мне, что все это значит? Доктор Боттвинк, который нервно расхаживал туда-сюда по комнате, резко остановился перед ним и всплеснул руками. – Сэр Джулиус, – сказал он, – вы, кажется, неоднократно говорили мне, что я не понимаю английских обычаев и традиций. Но вы также обратили мое внимание на то, что произошедшее в этом доме совершенно не в английском духе. Следовательно, я считаю, что я, как и любой другой, имею право сказать, каким мне представляется положение, и почему меня, как выразился любезный Роджерс, легко встревожить. А положение мне представляется вот каким: среди нас разгуливает убийца, который уже напал один раз; по правде говоря, я считаю, что дважды. Я уже определил для себя, кто этот убийца, и если бы сержант последовал моему совету, то думаю, он пришел бы к тому же выводу. А теперь… Он резко умолк, так как в комнату вошел Бриггс. – Ну? – спросил он. – Вы были у леди Камиллы? – Нет, сэр, – спокойно ответил дворецкий. – Это оказалось лишним. Причин для тревоги нет. Миссис Карстерс поднялась к ней и обнаружила, что леди Камилла еще спит. Поэтому она решила отнести поднос с чаем, приготовленным для ее светлости, к себе в комнату, и выпить чаю в одиночестве, не возвращаясь сюда. Вот и все. – И все дела! – фыркнув, сказал Джулиус. – Миссис Карстерс сама сказала вам об этом? – быстро спросил доктор Боттвинк. – Нет, сэр. Моя дочь оказалась на лестничной площадке как раз когда миссис Карстерс вышла из комнаты ее светлости и сообщила об этом. Она добавила, чтобы леди Камиллу не беспокоили. Я вам еще понадоблюсь, сэр? – Так! – Доктор Боттвинк повернулся к Джулиусу, его обычно спокойное лицо исказилось от волнения. – Сэр Джулиус, я намерен побеспокоить леди Камиллу сам, и немедленно; остается лишь молиться, чтобы ее еще можно было побеспокоить! Он оттолкнул изумленного Бриггса и вылетел из комнаты. – Думаю, нам лучше пойти с ним, сэр, – тихо сказал Роджерс Джулиусу и поспешил за историком. Джулиус последовал за ним, шествие замыкал Бриггс. Все они стали подниматься по лестнице. Они догнали доктора Боттвинка у комнаты леди Камиллы. Он внимательно прислушивался у двери. Очевидно, ничего не услышав, он громко постучал. Ответа не последовало. Он минуту подождал, затем распахнул дверь и вошел в комнату; остальные нервно шли за ним по пятам. Леди Камилла лежала в постели, натянув на плечи пуховое одеяло. Она лежала на боку, спиной к ворвавшимся к ней мужчинам. Доктор Боттвинк подошел к ней с выражением крайней тревоги на лице. Он наклонился, схватил ее за плечо и потряс. Камилла резко вздрогнула, села в кровати и уставилась на него. По мере того, как она медленно просыпалась, недоумение на ее лице сменялось негодованием. – Какого черта?.. – спросила леди Камилла сонным голосом.