– Ах да, факты! Может быть, это лучший метод – если вы сможете его придерживаться. Сам же я не способен избежать логических рассуждений, а это очень утомляет, особенно когда приводит к абсурдным выводам. Но кстати о фактах: был один маленький факт касательно миссис Карстерс, который вы не упомянули в вашем превосходном résumé [24] этого дела. – Да? – Полагаю, это совершенно незначительный факт, но вы заметили, что туфли у нее были мокрые? – Заметил. На ковре остались следы, и они указывают на то, что она подходила к французскому окну в своей комнате и ненадолго выходила на балкон. Там все еще много подтаявшего снега. – Благодарю. Вы установили факт, который объясняет состояние ее обуви, хотя не установили причину, объясняющую этот факт. Это вы оставляете другим, как и положено. Можно многое сказать о принципе разделения труда, не так ли? Сержант решил, что этот вопрос не требует ответа, и они больше ничего не говорили друг другу, пока через несколько минут в комнату не вошла Сьюзан. – Вы хотели меня видеть? – отрывисто спросила она. – Да, хотел. Присядьте, миссис Уорбек. – Lieber Gott! [25]– воскликнул доктор Боттвинк. – Доктор Боттвинк, – строго сказал Роджерс, – если вы хотите остаться здесь, вы не должны вмешиваться. – Мои глубочайшие извинения, сержант. Это не повторится, я обещаю. Роджерс снова повернулся к Сьюзан. – Насколько я понимаю, недавно вы были в кухне, когда ваш отец готовил чай для леди Камиллы Прендергаст. – Верно. Сьюзан выглядела искренне озадаченной, но ее взгляд был настороженным и дерзким. – Он говорит, что вы помогли ему заварить чай. Это так? – Я только налила кипяток в чайник. – И все? – Да, конечно, все. Чайник уже вскипел, а папа нарезал хлеб для бутербродов, и я спросила: «Налить кипятка в чайник?», и он сказал «да», ну я и налила. Последовала долгая тревожная пауза, и Сьюзан испуганно добавила: – С чаем ведь все было в порядке? – В нем был яд, – коротко ответил Роджерс. Она резко поднесла ладонь ко рту, словно желая подавить крик. – Яд? – прошептала она. – В чае, который приготовил папа? – В чае, который вы приготовили вместе. – Но я ничего не сделала, говорю же вам, только налила туда кипяток, когда папа меня попросил. С чего мне хотеть кого-то отравить? – Вы знали, что чай предназначался для леди Камиллы? – С ней что-нибудь случилось? – торопливо спросила Сьюзан. – С леди Камиллой ничего не случилось. Вы отлично знаете, что она не пила этот чай. Его выпила миссис Карстерс. – А с ней что случилось? – лицо девушки снова стало холодным и недовольным. – Миссис Карстерс мертва. – Что ж, это ведь не моя вина, так? – теперь она выказывала не больше эмоций, чем если бы ее несправедливо упрекнули в том, что она разбила фарфоровую чашку. – Что вы делали у двери в комнату леди Камиллы? – внезапно спросил Роджерс. – Я поднялась туда, потому что хотела с ней поговорить. – И о чем вам было говорить с леди Камиллой? – Я ей наговорила всякого сегодня утром, когда пришла в комнату его светлости, чтобы с ним посидеть, и я… В общем… – Вы хотели поговорить с ней еще раз, в этом все дело? Сьюзан пожала плечами. – Теперь уже неважно, – сказала она. – Я все равно с ней не увиделась. – Вы поднялись туда, чтобы посмотреть, выпила ли она чай, так? – Говорю вам, я ничего не знала про чай, – сердито повторила Сьюзан. – Когда я поднялась, из ее комнаты как раз выходила миссис Карстерс. Она сказала, что ее светлость спит, и чтобы ее не беспокоили. Мы с ней крупно поговорили, и она унесла чай в свою комнату, а я пошла к себе. Это все. – Вы не попытались помешать миссис Карстерс унести чай, который, как вы знали, предназначался леди Камилле? – С чего мне было ей мешать? Говорю вам, я не знала… – Хорошо, миссис Уорбек, незачем снова это повторять. Думаю, больше я вас не побеспокою. Вы понимаете, что позже вам могут задать те же вопросы другие люди? – Они получат те же самые ответы, – сказала Сьюзан и демонстративно пошла к двери. Когда она вышла, доктор Боттвинк сказал: – Я прошу прощения, сержант, за мою несдержанность, но я был обескуражен. Полагаю, эта молодая женщина – вдова достопочтенного мистера Уорбека? Роджерс кивнул. – Этот факт, разумеется, стоит принять во внимание вместе со всеми остальными. Могу я спросить, как давно вы об этом знаете? – Узнал сегодня днем. – Вот как! А остальные? Им также было об этом известно? – Помимо Бриггса, никто ничего не знал до сегодняшнего дня. Сэр Джулиус узнал об этом только после смерти лорда Уорбека. – А дамы? – Сказали только леди Камилле. Это было как раз перед ланчем. – Понятно. – Историк на целую минуту погрузился в раздумья, а когда заговорил, то обращался к самому себе и нес что-то, очевидно, не относящееся к делу. – Словарный запас малообразованных людей очень ограничен, – бормотал он. – К несчастью, ему также недостает точности. Иначе сейчас имелась бы улика, которая, возможно, заслуживала бы расследования. И все же не думаю, что это бы существенно помогло. – Что вы сказали? – спросил Роджерс. – Я? Ничего. Я говорил не к месту – кажется, так это называют? Теперь у вас есть все факты, которые вы искали, сержант? – Думаю, да. – Так тому и быть. Доктор Боттвинк широко зевнул и вернулся к созерцанию огня в камине. Послышались тяжелые торопливые шаги. Дверь распахнулась, и появился Джулиус. Он покраснел от волнения, а его усталость словно рукой сняло. – Роджерс! – воскликнул он. – Роджерс! Взгляните-ка на это! Он держал в толстом кулаке маленький темный предмет и торжествующе размахивал им. – В моем шкафу! – тяжело дыша, сказал он. – В ящике, где я держу носовые платки! Я только что пошел взять чистый платок, и когда я его достал, вот это лежало прямо под ним! С видом картежника, достающего козырного туза, он поставил на стол маленький флакон синего стекла, на котором крупными буквами было написано «Яд». – Что вы об этом думаете? – спросил сэр Джулиус. XVII. «Поговорили…»