Сержант Роджерс взял флакон и поднес к свету. – Пуст, как я вижу, – сказал он и поставил флакон обратно на стол. Лицо его, как всегда, ничего не выражало. – Ну? – нетерпеливо спросил Джулиус. – Разве не это вы искали? – Похоже на то, сэр Джулиус. Бриггс, без сомнения, сможет его опознать. – Тон сержанта был сдержанным, почти безразличным. – И он был в моем шкафу, подумать только! Как, черт побери, он там оказался? Как вы думаете? – Ну, в вашу комнату легко попасть с лестницы, сэр. Ваша дверь – первая на лестничной площадке. – Точно. Она рядом с комнатой леди Камиллы. А комната миссис Карстерс дальше по коридору. – Я помню, сэр. – Полагаю, вы обыскивали их комнаты прошлой ночью? – Да, сэр. – Тогда как… – У меня нет предположений, сэр. И если только человек, положивший его туда, не решит сам нам об этом сказать, я не вижу способа это выяснить. Неодобрение в голосе сержанта звучало слишком явно, чтобы его можно было проигнорировать. – Наверное, – промямлил сэр Джулиус, – мне следовало оставить его там, чтобы вы могли посмотреть. – Следовало, сэр. – На нем могли быть отпечатки и все такое. – Такая возможность, конечно, существовала. – Простите. Это было глупо с моей стороны. Боюсь, я потерял голову, когда увидел его там. – Вполне понимаю, сэр. – Роджерс помолчал и продолжил довольно грозно: – Несомненно, офицер, который в надлежащее время займется этим делом, примет ваше объяснение, учитывая ваше положение. – Господи, Роджерс, уж надеюсь, что так! – взорвался Джулиус. – Он, конечно, должен будет принять во внимание тот факт, что нет никакого подтверждения ваших слов. – Тьфу! – в сердцах сказал Джулиус. – Однако, – ровным голосом продолжал Роджерс, – есть одна вещь, которую я могу ему сообщить. Флакона не было в вашем шкафу, когда я осматривал его прошлой ночью. Дайте-ка подумать; вы говорите, что он лежал под верхним носовым платком в стопке? – Да. – Я открывал этот ящик, когда помогал вам переодеться сегодня. Если бы в тот момент там что-то лежало не так, думаю, я бы это заметил. Не уверен в этом до конца, но думаю, что заметил бы. Возможно, это поможет точнее определить, когда именно его туда положили. Роджерс взял флакон и сунул его в карман. – Вы больше ничего не хотите рассказать мне, сэр? – спросил он. – Мне больше нечего вам сказать. У вас есть все факты. – Есть один факт, – заметил доктор Боттвинк, – который, по крайней мере, меня несколько утешает. – А именно, сэр? – Тот факт, что флакон сейчас пуст. Это означает, что я смогу поужинать более или менее спокойно. Он встал и вышел из комнаты. Выглядел он гораздо менее подавленным – то ли по упомянутой им причине, то ли по какой-то иной. Лицо его оставалось серьезным и задумчивым, но с него исчезло выражение полного смятения, которое появилось на нем в тот момент, когда они обнаружили, какое несчастье случилось с миссис Карстерс. Он довольно шустро прошагал в северо-восточное крыло дома, поднялся по знакомой узкой лестнице и снова оказался в комнате с архивами. Однако сейчас это прибежище не оказало на него привычного магического воздействия. Внешне там ничего не изменилось. Крыша чудесным образом выдержала удары стихии. Архивные документы по-прежнему стояли в дубовых шкафах сухими и нетронутыми. Однако сейчас они напрасно расточали свои соблазны. Что-то встало между ними и их пылким обожателем. Двадцатый век – вульгарный, противоречивый, беспокойный – вторгся в цитадель века восемнадцатого и полностью ее разрушил. К своему глубочайшему удивлению, доктор Боттвинк обнаружил, что его совершенно не интересуют бумаги третьего лорда Уорбека. Несколько минут он праздно сидел за рабочим столом, и затем признал себя побежденным. Он положил ручку, которую бесцельно вертел в руках, и принялся расхаживать по узкой комнате. Он в четвертый раз развернулся у стола и почти дошел до двери в пятый, когда эта дверь без всякого предупреждения распахнулась. – О! – удивленно воскликнул доктор Боттвинк. – Леди Камилла! – Я вас побеспокоила, доктор Боттвинк? – Чтобы ваша светлость задавала мне подобные вопросы? Беспокоить меня? Да что вы! Когда я думаю о том, как я повел себя по отношению к вам, я… – Именно поэтому я к вам и пришла, – бесцеремонно перебила его Камилла. – Мне кажется, вы должны мне это объяснить. Так что же вы и все остальные делали в моей комнате? – Это было досадной ошибкой с моей стороны. Хотя, возможно, – педантично поправился он, – прилагательное «досадная» не годится. Я не желал бы оскорбить вас еще сильнее. Я очень счастлив, что ошибся. Короче говоря, когда я вошел к вам в комнату, я думал, что вы мертвы. – Вы думали?!.. Это самое странное объяснение визита в комнату женщины, которое я когда-либо слышала, а я их слышала немало. – И тем не менее, это правда. – И почему же в тот момент я должна была быть мертва? – Миледи, – серьезно сказал доктор Боттвинк, – ответь я на этот вопрос прямо, я, возможно, окажусь виновен еще в одном промахе. Однако помните ли вы то, что сказали сегодня, перед тем как подняться к себе, чтобы отдохнуть? Камилла отрицательно покачала головой. – Не помню, – сказала она. – Нет? Позвольте, я вам напомню. Вы сказали, что в этом доме стоит запах смерти. Вы задались вопросом, кто из нас умрет следующим. – Правда? Должно быть, я очень плохо себя чувствовала, если говорила подобное. Это было очень глупо с моей стороны. Доктор Боттвинк восхищенно воззрился на нее. – Сколь чудесна способность молодости к восстановлению! – сказал он. – Несколько часов сна, и все снова хорошо! Но вы действительно это сказали, леди Камилла. И видите ли, к несчастью, оказалось, что в конечном итоге ваши слова были не так уж глупы. – Не понимаю. – Значит, вам еще не сказали? Вы не знаете, что миссис Карстерс умерла? – Миссис Карстерс! – Камилла побледнела, но великолепно овладела собой. – Что случилось? – Ее отравили, миледи, – очевидно, тем чаем, который был приготовлен для вас и который она выпила сама, так как нашла вас спящей. Камилла молчала. Она неподвижно стояла посреди комнаты и не сводила прекрасных глаз с доктора Боттвинка. – Надеюсь, – серьезно сказал историк, – что вы действительно спали, когда миссис Карстерс к вам заходила. – Она ко мне вошла? Разумеется, я спала, если это так. Я ничего не слышала. – Это хорошо. – Он с облегчением вздохнул. – Это очень, очень хорошо. Вы не забудете сказать об этом полиции, когда они будут вас допрашивать? – Конечно. – Камилла выглядела весьма озадаченной. – Вы хоть понимаете, доктор Боттвинк, что я понятия не имею, о чем вы говорите? – Пусть будет так, миледи. При условии, что вы со своей стороны поймете, что я в этом деле – ваш друг. – Думаю, так и есть, – медленно сказала она. – Хотя я, хоть убейте, не понимаю почему. – Хоть убейте! – повторил доктор Боттвинк. – Это ведь жаргонное выражение, верно? Наверное, оно подходит к той ситуации, в которой мы оказались. Кстати, леди Камилла: есть еще одна фраза, которую я недавно услышал, и буду рад, если вы мне ее разъясните. Каким бы знатоком вашего языка ни был иностранец, я считаю, что мне все еще есть чему поучиться. – Вы в самом деле очень странный человек! – сказала Камилла. – Сначала вы говорите мне, что кто-то пытался отравить меня и отравил миссис Карстерс, а потом ждете, что я примусь спокойно обсуждать английский жаргон! Вы… вы хорошо себя чувствуете, доктор Боттвинк? – Благодарю вас, миледи, я в полном здравии. И уверяю вас, я поднял этот вопрос не из праздного любопытства, а потому, что это может оказаться важным для нас обоих. Будьте добры, потерпите еще немного и ответьте мне на один-единственный вопрос. – Хорошо. – Благодарю вас. – Доктор Боттвинк поправил очки, заложил руки за спину и заговорил громче, словно обращаясь к классу: – Мой вопрос вот в чем. Какой смысл вы придали бы следующей фразе, сказанной человеком из рабочего класса: «Я сегодня встретился с таким-то; я ему (или ей) наговорил всякого»? – Этот человек – мужчина или женщина? – Женщина. – В таком случае, – без колебаний ответила Камилла, – я бы сказала, что она наговорила такому-то гадостей.