— А ты чего так интересуешься? — прищуривается вопросом. — О делах забочусь. Чай, супружники, обоим думать об том надобно. — А дочку искать? — Оно конечно, — кивает Ульяна. — Токмо верю, что сон в руку. Загадала, чтоб она привиделась — вот как вышло. Ты ступай на поле, мужикам приказы отдай, а я с Анной сама пойду покличу, мож свезёт. — В лес никак собралась? — И чего? — не понимает Ульяна. — Раньше ходила, теперича нельзя? Пожевал губы. — Ладно, — кивнул, а сам следить за ней вздумал. — Девок тож возьми. — Зачем это? А вдруг и они стеряются? Матери отведу. Ничего на это не ответил. Картуз надел и вышел из дома. Поймал мальчонку, приплатил, чтоб последил за Ульяной. Выдал полтину да ещё пообещал, как с новостями придёт. И как только дверь закрылась за Рябым, глянула в окно Ульяна. Вышел тот да двинулся к полю. И чего ж лошадь не взял — непонятно. Выбралась с девками, к Анне зашла. А у ней Мария в гостях, восемнадцать девке, замуж выскочила, уж скоро родит. Поцеловались, парой слов перекинулись. — Сходишь со мной? — в сторонку Ульяна Анну отводит да спрашивает. Сызнова из дома взяла пригоршню монет, всё, что нашла. Чай Зосим не доглядит, сколько не хватает. Она ж просто должна одним глазком глянуть да отпустить Назара из сердца. Как запомнила того, молодого, а теперича кто знает, как изменился. Мож, любит она прежнего, а этот вовсе для ней чужой. — Оно тебе надобно? — Ни об чём думать не могу, — призналась Ульяна. — Токмо об нём. Вздохнула Анна, платок накинула, распрощалась с дочкой, что согласилась детей к бабке отвесть, да пошли они вдвоём. А мальчонка за ними. Савка, Демидов сын. Тот ещё прохвост. Таится, а кто за ним следить будет? Не видно, мож, играет пацанёнок во что. Подошли к лесу и дальше. А тот за травой кроется. Обернутся бабы, глянуть, нет ли кого позади, тот шмыг и в траве сидит — не видно даже макушки. Так и добрался с бабами до самой заимки незамеченным. За деревами скрывался, а коли ветка хрустнет, приглядятся, нет никого, лишь Савка птичьими голосами переговаривается. У избы никого не было. Видать, отлучились сторожа, подперев с этой стороны поленом. Встала, как вкопанная, пред дверью Ульяна, шагу сделать не может. Вдруг не признает? Вдруг изменилась так, обабилась, что противна вовсе? Шаг ступила, а потом назад. — Не могу, — головой качает. — Да неужто затем шли столько, чтоб струсила? — ахнула Анна. — Иди уж, гляди правде в глаза, авось, ничего и чувствовать не будешь, лекарство там твоё. — А ежели сердце пуще прежнего забьётся? — Уж сама у него вопрошай, я в таких делах не стану говорить. С Петрушей столько лет в счастье да радости. Уж знаю, каково с нелюбимым жить. Был Степан, Бог упас от него. Собралась с духом Ульяна, кулаки сжала и сбила колоду, хватаясь за дверцу. Обомлела, как увидала его. И впрямь Назар, и сразу показалось, будто не было меж ними никакого времени. Будто молодые они да к свадьбе готовятся. — Улюшка, — выдохнул он, на лавке сидя. Не верит глазам своим от счастья такого. Никак пригрезилась. Лоб потрогал, не горит ли? Мож, жар, а ему всё кажется. — Настоящая. Стоит Ульяна в дверях, чует, как сердце чечётку бьёт в груди, вырваться да ускакать хочет. И не знает, что дальше делать. И свои они друг другу, и чужие. Хочется ближе подойти, глянуть в глаза, что никогда не забывала, а стоит, как неживая. — Пришла, — вновь шёпот мужской. — Ко мне пришла. И радостно на сердце у Назара. Сколь страдал, бежал от ней, а она теперича вот — пред ним стоит, краса ненаглядная. Значится, так надо? — Как поживаешь? — всё ж себя пересилила и внутрь зашла. А ежели токмо она до сих пор любит, а он уж и позабыл, какими сладкими поцелуи бывают? — Ногой маюсь, — признался честно. — Анна сказала про меня? — Она, — кивнула Ульяна. — А что ж жена твоя думает, коли ты домой не воротился? — Ждёт, — не хотелось ему про жену речи весть с ней, будто предали они Ульяну вместе с Лушей. Будто нарочно подстроено было всё. Но не ведает, как в груди горело, как жить не хотелось, как дала она ему снадобье забытное, от которого он хотя б дышать смог да думать, что нельзя на себя руки накладывать. — А чего ж никогда домой к матери да отцу не захаживал? — интересуется Ульяна. — Так ищут меня. — Много лет прошло, никто и не спрашивал. — А чего в деревне делать? — ответил честно. — Не схотела со мной уйти, так и нет туда больше дороги. Затрепетала от слов его, дрогнули уста. Хотела улыбку выдавить, а не может. Душа слезами обливается, как вспомнила, что прощалась с ним навсегда. Выходит, теперича, что на время. Токмо нынче сызнова душу разбередят — да разойдутся по разным сторонам. — Добрая жена тебе досталась? — опять вопрошает Ульяна и чует, будто ревность какая в ней подымается к женщине незнакомой, что детей любимому подарила. — Добрая, — согласно кивает Назар. — Жизнью ей обязан. — Али спасла тебя? Кивнул он, и самому грустно сделалось, как вспомнил, что Луша его дома дожидается. — Без неё меня б не было. Горько слушать, да не мог не сказать о женщине, что ради него семью оставила. И камень на сердце лежит. Поведать надобно, кто такая, да язык не повертается, будто время ещё не пришло. Делает Ульяна ещё два шага к нему, и признанье само выскакивает. — Скучала, Назарушка, как есть скучала. Голову потупила, зажмурилась, будто от слов ейных чего случится может. Сорвался он с места, не поглядел, что нога больная. Хватил ручищами в объятья да к себе прижал, чтоб не передумать. Обвила руками его Ульяна, к себе прислушиваясь, а сердечко сызнова, будто любимого учуяло, тает да трепещет. — Никогда любить не переставал, — и Назар признался, и тошно стало ему от признанья своего. Мерзко, будто родную душу кристальную предаёт. И надо ж такому выйти, что полюбил двух сестёр, токмо не сам участь свою выбирал. Жизни хотел. Сжал зубы, Ульяну от себя не отстраняя, боясь, как бы губы его её не нашли, и тогда не будет возврата. Предатель он станет для себя навеки, как есть предатель. — Написано на роду мне без тебя, Назарушка. Но сердце нет-нет да и вопрошает: где ж любимый твой? — Ежели б тады ушла со мной, иначе всё было. Отстранился всё ж и сразу спиной обернулся. Сжимает губы, силится плоть свою утихомирить, а Ульяна себе о другом думает. Противна ему, обнял токмо из-за жалостливых слов, что сказаны были ей. — Не могла я, — отвечает, а в голосе столько страданья. — Ребятёнок народился. — Дочка. Помню, как же. Зосимова дочка, — покачал головой, говоря со злобой. «Твоя, Назарушка», — хотелось сказать Ульяне. Да столько лет тайну хранит, ни к чему и теперь бередить сердце. — Сынки у тебя? — Трое, — отвечает Назар. — А что с твоими детками? — Девки все. Заслышали разговоры какие-то, а потом выстрел грянул. Испужалась Ульяна, дверь рванула. Стоит Анна, а рядом с ней Трифон с ружьём. — Сбежал, гадёныш, — говорит Трифон. — Кто? — не поймёт Ульяна. — Савка, Демидов сын, за нами увязался, видать, приплатил кто. И сдавило сердце Ульяны. Знала она, кто не пожалел деньги за такое. Неровен час сюды Зосим придёт, и тогда несдобровать Назару. Глава 20 Бабы бежали по лесу, чуя, как в груди огнём полыхает. Где ж видано поспеть за мальцом? Он, как пуля мимо просвистела, припустил так, что пятки сверкали. Спужать его хотел Трифон, мол, сейчас промахнулся, но в другой раз — гляди в оба. И не Анна заприметила, а охотник, оно и понятно. Токмо всё равно ушёл мальчонка.