Выбрался Рябой из дома и Трифону приказывает. — Уйдёт, когда вздумает, понял? — А чего ты тут раскомандовался? — внезапно подал голос Трифон, а за его спиной второй возник, Кондрат. — Чего деньгой раскидался? Сами знаем, кому когда уходить. И тебе кой чего скажем. Перескочил за спину так, что обхватил за шею Рябого. — Деньги, что в долг брали — спишешь, — смотрит прям в лицо Кондрат, пока брат за горло Зосима держит. — И сверху приплатишь. А не то, — кивнул, и Трифон сильней локтем придавил. Захрипел Рябой, засипел, а Кондрат ему в лицо лыбится. — Будешь делать, чего велено, так жив останешься. Ослабил хватку Трифон. — Сгною обоих, — шипит Зосим, и Кондрат снова кивает. — Пусти, — появляется на пороге Назар, смотря на них. — Тебе кто позволил выбраться? Подскочил к нему Кондрат, ударил по ноге больной так, что взвыл Назар, упал. Кондрат дверь прикрыл и придавил поленом. — Убью, — шипит Зосим. — Гнильё. — Так и впрямь убьёт, — испуганно говорит Трифон. — Тебя ж первого, как отпустишь, — обещает Зосим, и поняли братья, что или он, или они. Ульяна в избе места найти себе не могла. Стучала в дверь, чтоб выпустил её Гришка, а потом окно растворила и выпрыгнула. Токмо далеко сбежать не вышло, он же поймал и обратно запер, на сей раз в сарае. Не будет Зосим ругаться. Сказано — держать, вот Гришка и держит. Так долго сидел, что уж и придремал, как вдруг забегает во двор Трифон с криком: «Зосима убили». Встрепенулся Гришка, не поймёт, что такое, а Ульяна к двери прильнула, слушает, что за шум. Открылась дверь, выпала из сарая, так к ней прижималась. Поймал её Гришка, на землю поставил. — Нет больше Рябого, — сказал. А позади Трифон маячит. — Убили мужика твоего. — Кто? — обомлела Ульяна, зная наперёд ответ. — Знамо кто, — отозвался сразу брат, — Назар. — Нет, — головой Ульяна покачала, чуя, как земля из-под ног уходит. Быть того не может. Ждала, что Рябой вернётся с новостями, оплакивала Назара уж, а вышло наоборот. — Не мог он! — Своими глазьями видал! — не отстаёт Трифон. — Перед иконами поклянусь. Помутилось в голове Ульяны, и упала она. Хорошо, что Гришка подхватить успел. В дом занесть, на лавку уложить. А Трифон дальше побежал новости разносить, чтоб в округе знали, кто Рябого убил. Анна влетела в избу испуганная, бледная. Глянула на Ульяну, в чувства привела, воды подала. Рыдает та навзрыд, и неясно: то ли мужа своего оплакивает, то ли Назара, что створил с ней такое. Детей сиротами оставил. — Да не мог он, Анна, — раскачивается Ульяна, а сама слёзы по щекам мажет. — Кто знает, что каждый может? — ответила на то подруга. — Все под Богом ходим. Упала Ульяна к ней на плечо, судьбу свою оплакивая, вдовью долю. Жили с Зосимом тихо, неприметно. Притёрлись друг к другу, а теперь как ей по свету ходить да детей растить? Один в могилку уйдёт, второго по закону судить будут. И останутся дети сиротами, как и боялась Ульяна. А Трифон уж до Захара добрался, что власть в деревне смотрит, ему говорит про Рябого. Что видали всё они с братцем. Лежит в лесу Зосим, а убивца в доме держат. А ссора у них за бабу вышла. — А чего ж не оттащили, коли видели? — задал вопрос Захар. — Так энто, — захлопал Трифон глазьями. — Далеко были, не успели добежать. — Ладно, — кивнул Захар, картуз на голову надевая, взял верёвку да мужика покрепче с собой. — Пойдём место показывать станешь. Глава 22 Не желал Ефим верить в то, что мать говорит, слова будто были какими-то неверными. — Одни мы на свете, нет никого, — напомнил. Всегда родители так отвечали. — Нельзя было, Ефимушка, вам в деревню ходить, беда могла приключиться. — Это что ж получается, — бросил взгляд на Настасью. — Сестра она мне? — Выходит, — тихо отозвалась Лукерья. — Много теперича у тебя родных, — уложил ладонь ему на плечо Пётр. — Всегда рады будем. Дёрнул плечом Ефим. Радоваться должон, что столько сразу родственников нашлось, да на сердце камень тяжёлый. И горько ему, что с чувствами его поступают так, и стыдно. Как мог на сестру засмотреться? Отчего в сердце ничего не ёкнуло, не подсказало? Сидит Настасья. Головой крутит, на всех по очереди глядя, в толк взять не может. Рассказывала мать о сестре своей — Лукерье, что давным-давно из дома сбежала потому, что отец хотел её замуж за плохого человека отдать. С тех никто и не ведали, где она. Уж не думали, что жива. А тут вон, оказывается, как вышло. Братья у ней теперича есть. Только какой же брат ей Ефим, когда так смотрит? Чует от него Настасья интерес большой. Так об ней заботился да старался коснуться, что не братская забота-то. Покуда шли три дня, всё норовил путь ей облегчить. И поможет, и прикроет, кады на сон укладывались, и такой ей родной стал, будто всю жизнь знала. А теперича выходит, что снова душа саднить будет, а она думала, что уж оттаивать принялась. Выскочил Ефим из избы, в лес бросился. В груди огонь полыхает, в голове никак уложиться не может. Не любило никого прежде сердце, ни от кого так не трепетало, оттого боль по нутру разливается, разум мутит. Бежит через лес всё дальше и дальше, чтоб не видеть никого, не слышать, лишь верный Зверь рядом мощными лапами от земли отталкивается да вослед спешит. — Оставь нас, Петя, — просит Лукерья на Настасью кивая. Забрал племяшей своих — Гордея да Андрея, и вышел из избы. — Расскажи мне о себе поболе, — просит Луша. Для себя уж всё решила. Пару деньков сил наберётся — тады помогать ей примется. Думала, ошиблись кости. Теперь понимает: всё знали заранее. Не обойти стороной то, что предрешено. Не обмануть судьбу, коли на роду написано, что произойдёт. У каждого свой век: короткий али длинный. Сторожит Кондрат избу, как слышит, идёт кто. Уж солнце к закату клонится, устал — мочи нет. На ногах с утра. А теперича пред властью ответ держать. Лежит Зосим неподалёку, стеклянными глазами в небо таращится, ногу под себя неловко подвернул. Да уж всё одно ему, поплатился за спесь свою да нрав ретивый. Не думал, что уверенья хватит на него руку поднять, теперича и вовсе думать не придётся. Осталась супружница вдовой, а в избе Назар думу думает. Слыхал всё, и что скоро придут за ним да судить станут за то, что не делал. — Вот тут всё было, — указывает на место Трифон, и Захар ближе подходит, взгляд на Кондрата бросая. — Твоя заимка-то? — кивает на избу, взгляд от Кондрата не отрывая. Старший, значит, главный. Как скажет — так будет. — Моя, — поднимается со ступеней, чтоб на равных говорить. — И чего тут Зосим забыл? — задаёт сызнова вопрос законник. — Так Егоров тут, — отзывается, — по доброте душевной пригрели, кады в капкан угодил. Думал отлежаться и дальше, а теперича вот, — посмотрел на Рябого на земле. — Вижу, — кивнул Захар. — Токмо пока понять не могу, как дело было. — Так Трифон должон был всё описать, — глянул на брата Кондрат. — Оттудова шли, — начал Трифон, махнув в сторону. — Да от него услыхал, хотел от тебя теперича, — сузил глаза Захар, второго перебивая. — На охоте были, — продолжил Кондрат, — воротились. А тут эти оба сцепились. Оттащили пока Егорова, ух, зверь, — покачал головой Кондрат, — в избе заперли, подпёрли вон. — А чего ж они промеж собой? — Известно чего ж, — хмыкнул Кондрат, — бабу поделить не могли. Наклонился над Зосимом Захар, пульс прощупал. Мертвее мёртвого. — Бабу, значится, — поднялся, рассматривая следы внимательно. — Ну, покажите мне убивца. Отперли дверь. Сидит Назар на полу, рана открылась. Так сильно саданул Кондрат, что кровь сызнова вытекать стала. Бледный такой да дышит сипловато, а вокруг пол почернел от крови. — Этот, значит? — оглядел обстановку Захар. — Зверь какой-то, — подошёл ближе, в глаза заглянул. — Здорово, Назар, — головой покачал. — Ну как тут? — Захар, — усмехнулся Назар, улыбку растягивая. — Вот. Помираю.