Глянул на ногу тот, принюхался. Запах плохой. — Не помрёшь, — поднялся с места, из избы выходя. — Дохтура к тебе пришлю. Знакомый мой погостить приехал, быстро вылечит. — Это что ж выходит, не в тюрьму, а к лекарю убивца? — не понимает Трифон. — А куды его весть? Смерть на душу не возьму, — головой покачал. — Как подлечат, вернусь за ним. Сел на корты перед Зосимом, место внимательно разглядел. — Вот тут прям и задушил? — переспрашивает. — Как есть, на этот самом месте. — Ага-ага, — кивает, что-то высматривая. — А чего ищешь-то? — садится рядом Трифон. — Да вот кровь гляжу. — Каку? — Ну как же? Ежели драка была, а у Егорова нога повреждённая, значится, ударил кто. А кровь по избе токмо каплями. А тут нет. Как же выходит? Бросил взгляд на брата Трифон, раздумывает, чтоб сказать такое. — Мож, в избе начали, да сюда перешли. — Видать, так, — кивает Захар, не смотря на братьев, чтоб не спугнуть заранее. — Токмо всё никак в толк взять не могу. Как мужик, что еле на ногах держится, мог Зосима нашего приговорить? — Да сильный он, притворяется просто. — А не вы ли Рябому деньгу задолжали? — поднимается, высматривать продолжая. — Это ещё причём? — не выдерживает Кондрат. — Ты знай, работу свою делай, а к нам не лезь. Сказано — душегубца споймали, принимай. Чай не вчера знакомы с тобой. — То-то и оно, — тихо под нос себе проговорил Захар. — Мужики, помогите Рябого до деревни-то отнесть. — А вы ж чего? — Да не с руки мне. Я б быстрей пошёл за дохтуром, чтоб к закону преставить Егорова. Чай, не чужие друг другу, подсобите. Нашли тряпку, выломали палки да верёвкой всё и связали. Уложили Зосима и понесли, меняясь. Тяжёл оказался тот, ох, тяжёл. А как добрались, попросил их Захар в сарай его внесть, да там их и закрыл. — Ты чего, ирод, творишь? — заколотились в двери братья. — Открой! — Так свидетели вы, — заявил на то Захар. — Чтоб по всему лесу не искать, тут посидите. А я как с городом свяжусь, так и выпущу. Там расскажите, как дело было, а потом и вольны гулять. — Пусти, кому велено? — забасил Кондрат. — Уж потерпи чуток, — пообещал Захар. — Неужто, с мертвяком оставишь? — вдруг заблеял Трифон, косясь на Зосима. — Так а чего мёртвый сделать может? — удивился Захар. — Ежели и привидится кому, то душегубцу токмо. Так что покоен будь. Не ты ж Рябого придушил, а Назар. Вот к нему и наведается. — Токмо мертвяк-то тут! — А душа его подле душегубца будет. Сказал и пошёл к другу своему. Проводить к Егорову надобно, а не то поздно будет. Помог саквояж ему собрать, человека выдал, чтоб до места довёл да там с ним на ночь и остался. Другом ему Назар прежде был. Накуролесил в молодости, что поделать. Искали его, да потом и забыли. Выходит, жив остался. Токмо, как пришёл Захар на место, понял сразу: нечисто дело. Не мог Егоров человека в таком состоянии убить, да и за братьями грешки другие числились. Осталось поискать людей, вдруг кто чего ведает. Ежели нет — наутро отпустит братьев, не может держать просто так. Проводил до околицы друга, руку пожал, ко вдове пошёл кой-чего вызнать. Сидит та пред иконами на коленях, Господу поклоны шлёт. — На ночь с такими вестями, — откашлялся Захар, — токмо должон сказать. — Знаю уж, — повернула к нему лицо заплаканное. — Трифон приходил, — поднялась с колен. — Откуда мужа теперича забирать? — Завтра уж, — сел на лавку, волосы приглаживая да в пол смотря. — Чего промеж ними было, знаешь? — глаза поднял. — Муж твой да Назар. — Убивать его шёл Зосим, — ответила бескровными губами. — А вон вишь как вышло… — Тут подумать надобно, — покачал головой Захар. Отворилась дверь, вошла в дом Анна за собой младшего ведя. Бросила взгляд на мужика, что тут сидел, а потом на Ульяну. — Разговор есть, — обратилась к хозяйке. — Пойду я тады, — поднялся Захар. — Обожди, — попросила Анна. — Для твоих ушей тож. — А потом сынка за плечо тронула. — Говори, что мне токмо что сказывал. Глава 23 И без мальца знал Захар, что братья Зосима приговорили, только улик не было. Теперича выждет ночку, сразу в город пошлёт прошение. — Пора мне, — поднялся с места. А тебе благодарность от меня лично, — пожал руку Тихону, что стоял, глаза потупив. Уж так на всю улицу горлопанили тётка с дядькой, что не утерпел, вслед за Зосимом увязался. В кустах схоронился, да всё и увидал. А потом дёру. Боялся поначалу говорить кому, да домой всё ж воротиться надо. Там мать и спросила, что такое. Он и выложил, заплакал. В первый раз видал, как человека жизни лишают. Подходил Захар к сараю, а там кулаками кто-то стучит да кричит. — Ну чего тебе? — спросил. — Пусти, начальник, всё, как есть расскажу. Забери покойника. Стоит Зосим, прям на меня смотрит. — А чего ж так? — усмехается Захар. — Брат меня заставил, я бы сам никогда! — Ах, ты, гнида, — зарычал Кондрат, и тут же удар послышался. Вернулся Захар с тремя мужиками, чтоб не куролесили братья. Связали их да тут же оставили, а Рябого в покойницкую перенесть приказал. Будет теперь всё по справедливости. Надела Ульяна платок чёрный. Никогда смерти супружнику не желала, думала, так и состарятся. А теперича одной деток поднимать да хозяйство весть. Бог знает, что делал Зосим с урожаем этим. Ездил куда-то, сбывал чего-то. Так просто не бросишь ведь. На корню сгниёт. И хочется ей горе своё оплакивать, да дел невпроворот. Заревели девки обе, кады про отца им всё сказала. Бросились к матери плакаться, а она их по голове гладит, вину за собой чуя. Уж не Назар вдовой её сделал, а Трифон. Токмо знамо чего Рябой туды пошёл. — И чего изводишься? — спросила Анна. — Сам себе могилу копал Зосим. Не пойди туда, так в другом месте с Трифоном али кем ещё пересёкся б. Ежели судьба написана, от неё не сбежишь. На всё воля Божья. — Ох, Анна, как сердце рвётся. Несла свой крест уж столько лет, свыклася с судьбой, с тем, что Зосим муж мне. Что детки у нас. А теперича чего? — На небе он с другими детьми вашими. А жизнь для живых. У тебя хоть могилка будет, а мой незнамо куды пропал, — сказала и заплакала, Петра вспоминая. За братьями приехали да в город повезли, по всей строгости к ответу призвать. Вернулся дохтур из заимки, сказамши, что покой больному требуется. Уж сделал всё, что мог. Токмо рвётся куда-то Назар, всё про Лушу какую-то разговоры ведёт. Схоронили Зосима, землицей присыпали. Уж третья вдова в семье вышла. Изначально мать, Фёкла, потом внучка — Настасья, теперича дочка — Ульяна. Мрут мужики, как мухи в семье, а погост полнится новыми холмами. — Ты б сходила, Анна, проведала его, — грустно вздыхает Ульяна, пред иконами сидя. — Об ком речь? — Об Назаре. Пирогов снеси вот, мёду. Пущай помянет Зосима. Ежели б зла желал, давно бы свиделись. А так, видать, время пришло встретиться. — Сама ж чего? — Не могу, — покачала головой Ульяна. — Не сейчас. Тяжко мне. А ты сходи, ежели силы да желанье есть. Один он там, вдруг, помощь кака нужна. А, ежели уйти схочет, пущай. Скажи, что за него тоже молиться стану, как и раньше. А в доме Лукерьи гостей полно. Нездоровится хозяйке. Чует, как тянет внутри что-то, словно запачкала душу. Два дня прошло, отлежалась хоть немного, пора, пока силы есть, иначе дальше зайдёт. Узнала у Настасьи, кто Марьяна такая. Взяла тряпки новые и куклу сплела. И головка у неё, и ручки с ножками. Нынче как раз пятница, женский день, то что надо. Достала платок свой, Настасье дала. Мужчин за порог выгнала, приказала костёр разжигать, когда луна на небо взошла. Серп слева, убывает, значится. Верное время выбрала, а, может, за неё уж давно всё выбрано было.