Тот сразу оживился и начал рассказывать по-болгарски, но обращаясь исключительно ко мне: — Этот дом построил мой дед. Он приехал сюда из Македонии, но не из той, которая теперь страна, а той, которая в Греции. У него там были тысячи гектаров оливковых садов и флотилия кораблей. Но нас, евреев, нигде не любят, и однажды мой дед бежал из Солуна, то есть из Тиссалонник, и потому оказался тут, в этом богом забытом месте. Он купил себе участок и построил этот дом и еще два дома отдельно, но там я ничего не сдаю, там государство смогло меня обмануть… Горан прослушал эту длинную тираду, и, не дав Леониду ее окончить, перевел мне коротко: — Этот дом построил его дед. Квартира оказалась на удивление хороша. Она была скорее всего отделена когда-то от другой, большей, оттого выглядела немного незаконченной и казалось, что дальше еще должны были быть комнаты, но их почему-то нет. — Это гостиная, — начал экскурсию Леонид, заставив нас с Гораном предварительно надеть бахилы, лежавшие возле вешалки в коридоре. Он сказал вообще-то не «гостиная», в Болгарии так никто не говорит. Комнаты, в которых стоит обеденный стол и тут же диван и телевизор, а часто в углу ее устроена еще и кухня называют «всекидневна», то есть если буквально «на весь день», но я считаю, что торчать целый день в таком месте просто глупо. По всему было видно, что бахилы надевали и не раз, но спорить Горан не стал, а я уж тем более. Комната была светлая, одна стена полукруглая с рядом окон до самого пола, посередине стоял огромный массивный стол, из тех, за которыми может собраться семья из минимум трех поколений, вокруг него стояли стулья, но один почему-то был отставлен и стоял сразу возле двери. Еще в комнате располагался один из тех неподъемных диванов, оббитых потертой местами черной кожей и с гвоздями с медными круглыми шляпками. Два кресла по бокам от дивана были не младше его, но тем, что стояло ближе к окнам, пользовались чаще. Рядом с ним был торшер, а напротив маленький, приземистый буфет с остатками каких-то сервизов. Больше ничего в комнате не было, и это было здорово. — Спальня! — Леонид как солидный конферансье был немногословен. И спальня оказалась именно такой, как мне бы хотелось, и, думаю, Аня бы ее тоже одобрила. Кроме высокой и достаточно широкой кровати с голым матрасом я увидел лишь две классические тумбочки по бокам у ее изголовья со стоящими на них лампами. — Отлично! — вырвалось у меня, и, хотя я сказал это по-английски, Леонид явно меня понял. «Не показывай людям, что ты в чем-то заинтересован, больше чем они», — учила меня Аня, когда мы арендовали нашу первую квартиру, — «ты не оставляешь мне возможности торговаться с ними». Но что поделать, вот такой я, если мне что-то нравится, то ничего не могу с собой сделать и говорю, как есть. Еще одна комната явно служила когда-то детской: в ней сохранился невысокий одежный шкаф и маленький письменный стол у окна, выходящего во двор. Больше ничего в ней не было. Леонид, обернувшись к Горану, сказал: — Спроси, у него дети есть? Надо покупать кровать? Горан отмахнулся: — Не надо. — А он кто? — Программист. — О, программист — это хорошо! А женат? Или мужик у него? — Женат. — Жаль, лучше, когда геи. «Однако!», — только и подумал я, какой прогрессивный этот греко-болгарский еврей, но Леонид, вроде бы его спросили, решил прояснить свое предпочтение представителям ЛГБТ: — Жена начнет все переставлять, менять, потом кота себе возьмет, а потом и вовсе может ребенка родить, а геи оба на работе или в путешествиях — удобно. Горан утвердительно кивнул, соглашаясь с такими явными плюсами однополых нанимателей. — А где же еще одна комната? — спросил я, но Горан не успел перевести мои слова, как Леонид распахнул дверь рядом с детской и так же торжественно как раньше объявил: — Ванная комната. Да, такая ванная была достойна приписки «комната»: с большим окном, с двумя раковинами, над каждой из которых висело по зеркалу, с большой чугунной ванной на гнутых ножках, но еще и с современной душевой кабиной, удивительно чистой, как для квартиры, которая сдается. Секрет ее чистоты раскрылся тут же: Леонид начал рассказывать многословно с совершенно ненужными подробностями историю ее приобретения по требованию предыдущего жильца, который буквально сразу после этой совершенно бессмысленной и дорогой покупки договор разорвал и съехал по причине возвращения на родину. Горан всем своим небольшим телом умудрялся выражать сочувствие Леониду. Я же прошелся по комнате, залитой светом, и подумал, что Ане понравится принимать ванную тут, в пене и лучах солнца. — Идемте дальше! — позвал нас Леонид. Даже кухня оказалась именно такой, как я бы хотел: небольшим, узким помещением, в торце которого стоял столик с маленькими как игрушечными стульчиками. Меня устраивало в этой квартире абсолютно все, но я все равно настойчиво повторил: — Где же тут еще одна комната? Мне показалось, что Леонид меня понял, хотя говорил, что английского не знает. Но Горан все равно перевел ему мой вопрос. — Это тут, пойдемте, — и он повел нас куда-то по коридору за угол. Нет, Аня в таком месте жить не сможет. — Мне не подходит, — сказал я Горану, стараясь не смотреть ему в глаза, но все равно увидел, как ему это не понравилось. Я понимаю, пропало у человека воскресенье, но что же я могу поделать, если Ане никак нельзя в этот темный угол. Ей нужна большая, светлая комната, и обязательно с балконом, я же очень четко это сказал. — Что, что он сказал?! — громко как глухой, прокричал Леонид. — Ничего, — ответил мрачно Горан, — пустышка. Мне пришлось очень нелегко, когда я учился говорить людям «нет», люди становились от этого обиженными и расстраивались, а некоторые даже начинали злиться и кричать на меня. Но были и такие, кому я просто не мог сказать «нет». Например, Марку. Он для меня все. Ну и конечно Ане. Но Горан мне уже порядком разонравился и ему я сказал «нет» легче, чем мог даже представить. Он сердиться не стал, но сказал, что удивительно как у такого милого парня как Марк не все друзья такие же как он. И в этот самый момент на экране моего телефона удивительным образом вовремя загорелась надпись «МАРК» и мне пришлось перестать думать об отношении Горана ко мне и ответить: — Слушаю. — Ну что, выбрал что-то? — Ты понимаешь, все не то… — Что еще «не то»? — Марк даже меня не дослушал. — Все какое-то мрачное. Мне не нравится. Правильнее было бы честно сказать Марку, что я не могу привести Аню жить туда, где у нее не будет своей светлой комнаты с балконом, а будет какой-то темный чулан, но что-то мне подсказывало, что ему не понравится такой аргумент. — Так, дай-ка трубочку Горану. — Это вас, — сказал я, протягивая обидевшемуся брокеру свой телефон. Горан взял трубку неохотно, но потом, явно потому что услышал в ней голос Марка, начал улыбаться и говорить очень приветливо: — Да, ваш друг мне назвал свои требования. Нет, мы только начали смотреть, еще есть множество вариантов. Не переживайте, я все устрою… И так далее все в таком же духе. Леонид старательно прислушивался, силясь понять, повлияет ли этот разговор на возможность сдачи его квартиры. Наконец Горан сказал в трубку «айде!» и вернул ее мне. — Так, пошли! — велел он мне бодро и совершенно не сердясь, а Леониду только кинул на ходу: — Сегодня тебе не повезло. Мы пришли в ресторан с странным названием «Часовник», это переводится с болгарского «Часы». И пока мы туда шли, Горан позвонил какой-то Ларисе и договорился о просмотре. — Она очень деловая женщина! Просто очень! Если бы меня просил не Марк, я бы ни за что не стал бы беспокоить такую уважаемую женщину в такой прекрасный воскресный день! Наверное это от голода он стал особенно многословен, потому что тут же заказал шопский салат, пасту карбонара, кусок торта и кофе. Потом передумал и попросил заменить в заказе пасту на ребрышки и заказал еще стопку местной водки, ракии. И мы стали ждать Ларису. На самом деле мне страшно хотелось уйти. Я даже пошел в туалет, думая, что может быть оттуда я смогу как-то убежать от Горана, но потом я вспомнил, что меня дома ждет Марк и скорее всего, когда я доберусь до дома, он уже будет знать о моем побеге. Горан не похож на человека, который не позвонит и не скажет, что я позорно сбежал, хотя он и предупредил меня, какая важная птица эта Лариса. Потому из туалета я вернулся совершенно расстроенным. Горан же ел с аппетитом салат из крупно нарезанных огурцов и помидор, щедро засыпанных сирене, это местная брынза, но не соленная. Ах да, я же уже объяснял! Увидев меня, он полез во внутренний карман своего черного как у работника похоронной компании пиджака, и достал сложенный пополам невероятно мятый листок, который стал тут же принялся разглаживать на столе руками, рискуя испачкать. — Это договор. Надо, чтобы вы подписали, — сказал он мне. Я попытался вчитаться в буквы, но ничего не понял. Нет, я понимал слова, которые были напечатаны бледно на не очень белой бумаге, но как-то воспринимал их по отдельности, не в состоянии связать в нечто общее. — О чем он? — спросил я Горана, когда мне наконец надоело бессмысленно пялиться в мятый листок. — Он о том, что вы поручаете мне найти себе квартиру, — сказал Горан обтекаемо, — а то, сами понимаете, вам сейчас понравится квартира и все, получается, я зря бегал и суетился. Мы сидели на летней площадке ресторана с непонятным для меня названием, потому что при чем тут могут быть часы. Но я уже давно заметил, что в Болгарии любят называть вещи странными названиями, например медицинский центр «Медичи» или бар «Инцидент». Подозреваю, что владельцам просто нравится набор звуков, а смысл им не важен. Солнце пробивалось сквозь дыры в навесе, откуда-то издалека доносились звуки большой улицы. Я ковырял в своей тарелке, а Горан ел с большим аппетитом, облизывая пальцы, перепачканные жаренными ребрышками в соусе. — У меня нет ручки, — сказал я ему. — О! Это не проблема, — ответил он, и, действительно, ручка у него была и лежала уже рядом с мятым листком. Я, не читая, написал низу «Ник Крис» и поставил размашистую загогулину. — Отлично! — радостно сказал брокер и в то же мгновение к ресторану подъехала машина. На таких машинах следует ездить только черным гангстерам где-то в пригородах Лос-Анжелеса, настолько она смотрелась тут нелепо. Я не знаю, какая это марка, потому что я не разбираюсь в машинах совершенно. Из нее выскочила очень маленькая женщина, ростом не выше, чем крупная собака, в мелких кудряшках на голове и с огромными очками, которые как диадема украшали ее прическу. — А вот и Лариса! — еще радостнее чем прежде, объявил Горан. Лариса и правда оказалась безумно деловой. Она пожала руку мне, Горану, одновременно говоря с кем-то по телефону и делая заказ официанту: — Кофе и воду «Эвиан»! — Длинный или короткий, — уточнил как принято тут официант. Лариса бросила взгляд на запястье, на котором у нее были часы и отрывисто сказала: — Короткий! То, что она носила часы, мне очень понравилось. Я люблю людей, которые привержены старым традициям. Сам я не такой, потому мне они особенно симпатичны. Горан уже пил кофе и довольно быстро расправлялся с большим куском шоколадного торта, настолько густо политого помадкой, что, даже не пробуя его, я мог сказать, что он безумно сладкий. Я приготовился рассказать Ларисе, какую именно квартиру ищу, о светлой комнате для моей жены и обязательно с балконом, потому что не собираюсь отказываться от идеи приносить ей чашечку кофе, чтобы она пила его, глядя на цветущий город, но мне не пришлось этого делать, Лариса все уже знала. Когда же Горан успел ей рассказать, непонятно. — Я знаю, что вам нужно! — сказала она уверенно, — и у меня это есть! Мне понравилась ее уверенность. Я люблю такое. Особенно после того, как Горан меня разочаровал, я сразу проникся к Ларисе симпатией. Она выпила одним глотком кофе из малюсенькой чашечки и захватив со стола бутылку воды, встала: