— Я вот что думаю об этом… — начал Вадим, но доктор Горан его перебила: — Звони Марку Давыдовичу, приглашай его ко мне на завтра, а лучше на сегодня, думаю завтра с утра они будут тут уже с ордером. Я не стал дожидаться Марка, потому что Девушка без трусиков была явно мертва, а значит ей уже ничем не помочь, вызвал такси и снес вниз по одному коробки, синюю спортивную сумку и лэптоп, который я всегда возил завернутым в плед. Приехавшее такси оказалось со странным номером 009 на боку. Только я сел на заднее сиденье и удобно устроил сверток из пледа на коленях, как у меня в кармане куртки зазвонил телефон. Мне вообще редко звонят, потому что я редко кому отвечаю. Могу ответить маме, и всегда отвечаю Марку. Я бы и Ане ответил, но она мне только пишет сообщения и никогда не звонит. Я решил, что, если это звонит Марк, я скажу ему по-литовски, что Девушка без трусиков лежит в испачканной ванной. Почему по-литовски? Это чистый расчет! Есть большая вероятность, что таксист понимает русский или английский, болгарский он точно знает. Марк не знает испанский, а я не знаю немецкий, значит остается литовский. Я даже успел прокрутить в голове нужную фразу на литовском, но оказалось, что это звонила мама: — Ты сейчас где? — спросила она так, вроде бы я мог быть где-то, кроме Софии. Но потом я решил, что она имеет в виду более конкретное место и ответил: — В такси. Она дальше всегда спрашивает, как у меня дела, как работа, есть ли у меня девушка, и когда я собираюсь вместе с ней приехать в гости. Я приготовился отвечать на все ее вопросы по порядку: «отлично», «хорошо», «нет» и «не знаю», но она сказала: — Звонил твой доктор. Она спрашивала, где ты и почему не отвечаешь на ее сообщения? Такое впечатление, что они с Марком сегодня сговорились расстраивать меня своими вопросами. Но слава богу мы приехали, и таксист назвал мне сумму со счетчика: — Шэст лева четирэдэсет стотинки. И это услышала мама и почти закричала в трубку: — Ты где сейчас?! Я подумал, что незачем мне повторять ей, что я в такси, тем более что я собирался уже выходить, потому я нажал «отбой». Квартира оказалась еще лучше, чем утром. Я обошел ее несколько раз, внимательно осмотрев всё. Она была безупречна. В такую квартиру я смогу привести Аню. Я открыл вайбер и еще раз прочитал ее сообщение: «Буду 8-го». А восьмое уже в четверг! Разве это не чудесно? Я лег на кровать, заложив руки за голову с чувством величайшей радости. В таком умиротворённом состоянии я и уснул. Разочарование ждало меня на следующее утро. В квартире не оказалось балкона. Да, вот так. Он был, клянусь, я его видел и даже выходил на него вместе с Гораном и Ларисой, но теперь кто-то его убрал. Мне даже пришлось выйти на улицу и проверить, не показалось ли мне, что каким-то образом в комнате, которую я придумал как комнату Ане, большой и светлой, вместо выхода на балкон оказалось окно. Но я не ошибся — балкона не было. Аня мне говорит в таких случаях не нервничать, успокоится и вспомнить, что же произошло. Я попробовал так и сделать: сел и начал глубоко дышать, но от этого я совершенно не успокоился, а совсем наоборот, разволновался еще больше, потому что я видел, видел, видел этот балкон! Да я ради него снял эту квартиру! А теперь его нет! Он пропал! И тут меня осенило! Я сплю! Во снах так всегда бывает, что вещи пропадают сами собой, лестницы заканчиваются ничем, дороги ведут в никуда. А еще во снах приходят люди, которые уже не могут прийти к тебе и разговаривают с тобой. Даже Аня. Она больше со мной не разговаривает, только пишет сообщения, а во сне она может даже сказать мне что-то такое, как раньше. Значит, решено, это сон. Теперь надо проснуться! Марк Давыдович приехал очень быстро, видно Вадим был убедителен. — Нам надо что-то решать с ним, — даже в разговоре с его опекуном, Анна Сергеевна старалась не называть своего пациента по имени. — Что же вы предлагаете? — Например перевезти его как мы и планировали ранее. — Но вы же сами говорили, что он нестабилен, и не выдержит поездки… Анна Сергеевна невольно поморщилась. Этот человек никогда не упустит возможности напомнить ей о ее ошибках и просчетах. — Сейчас это единственный выход. Завтра ко мне могут прийти полицейские с ордером. — Это я решу, — уверенно ответил ей Марк Давыдович. — Вы очень беспечны, господин Сидоров, — на что Марк Давыдович лишь пожал плечами, показывая, что да, он такой. Утром приехал капитан Николаев и не один. С ним были двое полицейских в форме, а в руках как знамя перед собой он нес ордер на обыск в помещении пансионата и еще один не менее важный документ, ордер на арест гражданина с трудно произносимой с непривычки литовской фамилией и незамысловатыми именем и отчеством: Антон Иванович. Анна Сергеевна ждала их у себя. Вадим бежал впереди как мог, но в кабинет они зашли чуть ли не все одновременно. — Вот! — зло сказал Николаев, как и предполагалось, очнувшийся окончательно от морока «снежной королевы», хлопнув ей ладонью об стол, как будто припечатывая мятый листок с витиеватой подписью и печатью внизу. Анна Сергеевна взяла бумагу, внимательно ее изучила и спокойно сказала: — Антона Ивановича Крупавичуса у нас нет. — Так. Погодите! А с кем я вчера разговаривал? — Вчера он был тут, да. Но сегодня утром его опекун расторгнул контракт с нашим пансионом и увез своего подопечного. Николаев, казалось, был готов к такому повороту дел: — Тогда я требую предъявить мне все медицинские документы вашего уже бывшего подопечного, а также предоставить мне доступ к записям видео наблюдения за ним, и не говорите мне, что таковое не велось, я точно знаю, что вы его снимали. А также я хотел бы поговорить с персоналом, который непосредственно контактировал с ним, — потребовал он. Анна Сергеевна не стала возражать: — Помилуйте, разве я против?! Я даже подготовила вам все материалы, потому что как чувствовала, что вы вернетесь. — И еще, — вроде бы только что вспомнил и решил добавить, сказал Николаев, — мне нужны контакты опекуна этого Кру-па-ви-чу-са, — прочитал он по слогам. Анна Сергеевна открыла верхнюю из лежавших на столе папок и открепила от верхнего листа в ней визитку, с золотыми на черном фоне буквами, и протянула ее капитану: — Вот пожалуйста, все данные Марка Давыдовича Сидорова, представителя Глобал Интернешнл Юрист Групп. У вас же он указан в документах как опекун моего бывшего пациента? — Послушайте, уважаемая Анна Сергеевна, — сказал капитан раздраженно и зло, а слово «уважаемая» так и вовсе выплюнул как мерзкую гадость, — вы со мной в свои игры не играйте! Я мигом могу устроить вам такие проблемы, от которых вас никто не спасет! Вы покрываете особо опасного преступника, маньяка и убийцу, чтобы вы мне там не рассказывали о гуманном отношении и все такое, — добавил он, хотя как раз она никогда о таком ему не говорила, и, должно быть, он перепутал ее с кем-то другим. Доктор Горан посмотрела на него холодными голубыми глазами, которые совершенно ничего не выражали в этот момент и подумала, что можно, кончено, прибегнуть к определённым связям, позвонить кому надо, и утихомирить этого рьяного служаку, но решила, что это того не стоит. Богатых психов много, на ее жизнь хватит, биться за одного из них, рискуя своей репутацией слишком рискованно. Это все имело бы смысл, если бы удалось и дальше поработать с Антоном, но все, он как объект ее научных экспериментов для нее потерян навсегда. Ночью они его еле «вырубили», прежде чем сделать годным для перевозки. Марк Давыдович приехал за ним на скорой с двумя дюжими санитарами в костюмах токсикологической защиты. В карете скорой помощи была капсула, для перевозки особо заразных пациентов. — Это что за маскарад? — спросила она. — А как вы представляете, милая Анна Сергеевна, я повезу его через границу? Кстати, он готов? Как назло пациент, вроде бы заподозрив что-то неладное, отказывался принимать лекарства, а под вечер и вовсе стал буен. Только Лариса смогла его уговорить выпить немного воды, в которую предварительно добавили сильнейшие транквилизаторы, но и они не сразу подействовали. А потом уже его надежно зафиксировали и поставили капельницы. Анна Сергеевна наблюдала за этим с горечью. Столько сил было положено на выведение пациента в стойкую ремиссию, а теперь все пойдет насмарку. Она никогда не рисковала лишний раз. Не для того долгие годы строила свою жизнь, чтобы пустить ее под откос даже ради серьезных денег. Да, ей хорошо платил опекун этого маньяка, но хорошо — это еще не все в жизни. — Послушайте, — сказала она капитану Николаеву максимально мягко, как только могла, — я не хочу с вами ссориться. Капитан хмыкнул довольно, но она сделала вид, что не заметила этого: — Мой бывший пациент, в какой-то степени уникум. Да, да, и не только в том, что он совершил, поверьте, я видела за время своей профессиональной деятельности разное. Вот вы спросили меня о его диагнозе. Так вот, официальный диагноз у него вполне обычен для такого случая — шизофрения, но это ничего не значит. В нем живет несколько личностей, как вы уже и сами смогли догадаться. И личности эти настолько меняют его физическую оболочку, что мы можем даже наблюдать их, скажем так, физическое воплощение. Некоторые его личности нам известны, например некий Ник, программист и худой парень, он боится людей, любит свою жену и страшно ее ревнует. Сейчас он живет в своем мире, практически не выходя наружу. Есть еще Марк, он абсолютно выдуманный персонаж, не имеющий ничего общего с действительностью. Думаю, что это образ его опекуна, Марка Давыдовича, наложился на некий образ идеального друга, знаете, как в «Малыше и Карлсоне»? Николаев, вначале внимательно ее слушавший, разозлился: — Что за чушь вы мне рассказываете?! Меня интересует только где он! — Так я же вам это и рассказываю, — спокойно ответила ему доктор, — каждая его личность живет в своем мире… — Хватит! — капитан Николаев не хотел быть грубым, но приходилось, — мы теряем время! Я ищу конкретного человека, который убил конкретных людей. За убийства некоторых из них мы успели уже даже арестовать невиновных… Потому я не хочу слушать про душевные терзания этого психа, скажите, куда его увезли! — Этого я не знаю, — покачала головой Анна Сергеевна, — хочу вам помочь, но не знаю. Марк Давыдович будет его прятать, сколько сможет, слишком большие деньги за этим стоят. Литовская фамилия пациента, — она упорно никак по-другому не называла этого человека, — от матери, отец его, ныне покойный, был очень богатым человеком, вы ведь отлично знаете кем он был, пациент — его единственный наследник, а адвокат — опекун, так что сами понимаете, никто добровольно его вам не отдаст. Капитан Николаев презрительно посмотрел на доктора: — Разве вам не жалко этих несчастных, которых он убил? Вы же врач! Анна Сергеевна промолчала в ответ. — Короче, передайте вашему адвокату, — сказал Николаев, — так как ваш пациент и его подопечный убил женщин не только у нас, но и за границей, то ордер Интерпола, считайте у меня уже есть, и я его найду, даже если мне придется пол мира объездить. — Я так и сказала Вадиму, что вы очень принципиальный, — не сдержалась Анна Сергеевна. Когда капитан Николаев проводил допрос персонала, а его сопровождающие перетряхивали всю палату номер один, на телефон Анне Сергеевне пришло странное сообщение. В нем не было бы ничего необычного, если бы не то, что ответить на него она никак не смогла бы. «Как погода в Вильнюсе?» было в сообщении. Доктор Горан прочитала его и тут же стерла. Проснуться я не смог. Старался изо всех сил, но не получилось. Человек, который приходил ко мне в сон из реального мира напоминал кого-то, но я забыл кого. Его лицо то выплывало из тумана небытия, то исчезало обратно. Я цеплялся за мысль о балконе, раз его больше нет, значит этот мир нереален, но и в реальный я тоже вернуться не мог. Я лежал, смотрел в потолок, и думал, что надо бы подождать, сон отступит и я вернусь, но нет, время шло, но так ничего и не получалось. Тогда я решил, что мне стоит позвонить Марку. Я нашел его номер в своем телефоне очень быстро, потому что поставил его с восклицательным знаком в начале, и теперь Марк всегда впереди моего короткого списка. Мне так удобнее, я же звоню ему всегда, когда что-то случается. Но его телефон был занят. Я набирал и набирал, а бездушный голос сообщал мне, что абонент разговаривает. И тут я увидел его. Так какого черта я ему звоню, если он сидит в моей комнате в только что снятой мной квартире и читает книгу в кресле. Я даже задохнулся от такой его наглости: — Чел, а как ты сюда попал? — спросил его я, но Марк сделал вид, что он меня не слышит и продолжал увлеченно читать толстенную книгу. А ведь раньше он никогда не читал! Он невероятно бесит меня в такие моменты, притворяясь, что меня тут нет. Так уже было. Аня, моя жена, которая осталась в Вильнюсе и должна была приехать ко мне восьмого апреля еще прошлого года, так же делала вид в последнее время, что меня рядом нет. Я буквально кричал ей в ухо, что вот же я, тут, но она продолжала собирать вещи, мои вещи. Еще сложила зачем-то мне с собой домашние тапочки и положила и их в чемодан. Вот не помню, куда я пошел тогда перед отъездом, а когда вернулся, то услышал, что она дома не сама. Я на цыпочках подошел к кухне и увидел их там. Какая-то пышногрудая подружка была у нее в гостях, они разговаривали, и я сразу понял о ком. Мама мне говорила, что не стоит жениться на Ане, так и говорила: «Ей нужны только наши деньги», но Марк мне разрешил, сказал: «Чел, стоит попробовать, в конце концов ты всегда сможешь вернуться». Я и вернулся. Из аэропорта. Она была голая, только обмотанная полотенцами, но не как мумия, а как девушки в фильмах. Мне нужен балкон! Нужен! Я же с него спустился, пошел, взял такси, и поехал в аэропорт, там купил сумку, положил в нее купленные там же вещи, и пошел посмотреть к табло, куда я могу улететь. И тут голос из ниоткуда объявил: «Вильнюс — София». Я когда услышал это, сразу же бросился к стойке регистрации и купил билет, потому что так и бывает, когда ты не знаешь, как поступить, то внутренний голос тебе говорит, что делать. Счастливая Оранжевый автобус с огромной надписью «Школьник» забрал детей и поехал развозить по деревням района. Последней была Счастливая, вот такое у деревни было название. Раньше тут и правда неплохо жилось, и можно даже сказать, что счастливо, хотя деревня и расположена далеко и от города, и от трассы, зато река, лес, рядом, а главное — совхоз-миллионер. Вот в этом счастье-то и было. Было-было-было и прошло. Совхоз держался из последних сил, не сдаваясь новым веяниям, потом директор его, ныне уже покойный, орденоносец Иван Васильевич Босых, мужик, уважаемый в деревне, обстоятельный и серьезный, сдался и, назначив собрание коллектива, предложил приватизировать все, что осталось. Приватизировали, а счастья больше не стало. Было это давно, с тех пор выросли те, кто был детьми, Иван Васильевич помер, сгорел за пару месяцев, жена его дом продала и уехала, и не только она, а потому остались в Счастливой только уж совсем такие, кому счастья нигде нет, а не только тут. Саша Борисова из такой семьи. Мать ее бьется как рыба об лед, но никак не вылезет из долгов, потому что сколько она может в Счастливой заработать, если работы нет? Была корова, было молоко, сметана, творог, возила на рынок, какие-никакие, а деньги, но корову пришлось сдать на мясо, так получилось, не о том речь, а детей трое, Саша — младшая. Старшая сестра, Вера, уже в седьмом классе, надо думать, что делать дальше, брат Витя в пятом, еще время есть, может изменится что-то к лучшему, а Саша в первом, только в этом году пошла, вся жизнь впереди.