— Это… песня… про крысу… — Что?! — восклицаем мы с Артуром одновременно. — Про ручную крысу, — объясняет Дилан. — Из одноименного ужастика. Там одинокий мальчик подружился с крысой по имени Бен. Теперь Саманта тоже хихикает. — Потому что крысы… такие… недопонятые… — Я… я не знал, — лепечет Артур. Дилан тычет в меня пальцем и почти воет: — Крыса! Я встаю и беру Артура за руки. — Спасибо за песню. — Я улыбаюсь, и Артур тоже наконец-то смеется. — Думаю, моя очередь выбирать. — Ты будешь петь? — Мы все будем. Мы просматриваем репертуар. Джон Ледженд. Элтон Джон. «Аэросмит». Yeah Yeah Yeahs. The Proclaimers. Destiny’s Child . Ники Минаж. Мне страшно хочется спеть «You’ll Be in My Heart» Фила Коллинза — она из саундтрека к «Тарзану», по которому я фанател в детстве, — но, возможно, петь во время двойного свидания, что мы всегда будем в сердце друг у друга, не слишком разумно. В итоге мы останавливаемся на «Umbrella» Рианны, в которой точно не говорится о крысах, и я даже перебарываю свою нервозность и делю микрофон с Артуром. И хотя наши голоса так и не сливаются в один, мне нравится, как они звучат вместе. Как у двух человек, которые хотят, чтобы у них получилось. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ АРТУР 20 июля, пятница — Артур, было так приятно познакомиться, — говорит Саманта, глядя мне прямо в глаза и положив руки на плечи. Могу поклясться: однажды эта девчонка станет мотивационным оратором, или тренером личностного роста, или маленькой белой Опрой. Дилан выскакивает сбоку, как чертик из табакерки, и приобнимает нас обоих за талию. — Боже, я люблю этого парня, — говорит он, крепче сжимая меня в подтверждение своих слов. — Сьюзикл, ты улетный. Слышишь? — Слышу. — Класс. — Дилан так и сияет. — Повеселитесь сегодня, мальчики. Но не делайте ничего, что Джек и Роза не позволили бы себе в винтажном автомобиле. — Он украдкой косится на Саманту. — Это из… — Да-да, мы знаем, — перебивает его Бен. — Ну ладно. Тогда мы пошли. Дилан оставляет роль кетчупа в Артур-Сэмвиче — но только чтобы сграбастать Бена в душевные медвежьи объятия. Я вижу, как Дилан что-то шепчет ему на ухо; в ответ Бен бормочет «да иди ты» и шлепает его по руке. Наблюдать за ними… странно. Не представляю, чтобы мы так вели себя с Итаном. Часть меня хочет расспросить Бена о его отношениях с Диланом, но… Нет. Ни за что. Я не сверну снова на эту дорожку. Ревность к Хадсону уже чуть не привела нас к катастрофе, и что-то мне подсказывает, что Дилан — еще более закрытая тема. Как бы там ни было, они с Самантой наконец уходят, и мы остаемся одни на углу Тридцать пятой улицы. Бен выглядит таким же смущенным, каким я себя ощущаю. Забавно: я-то думал, что после признания во взаимной симпатии свидания должны разыгрываться как по нотам. Ага, сейчас. Добро пожаловать в дивный новый мир неловких ситуаций. Например, сколько дней должно проходить между встречами? Как понять, рассматривает ли он тебя на роль бойфренда? Или вот как сейчас — нужно уже попрощаться и пойти к метро или… — Гм. Хочешь немного прогуляться? — спрашиваю я, пытаясь унять нервную дрожь в груди. — Конечно. Бен касается моей руки — скорее костяшками, чем кончиками пальцев, — и все органы чувств на мгновение отключаются. Мы направляемся вниз по улице. — Значит, ты любишь петь, — говорит Бен. — Вроде того. — Готов спорить, ты еще и участвуешь во всех школьных мюзиклах. — Вообще-то нет. Хотя одно время пел в хоре. — Я невольно улыбаюсь. — Как-то раз мы с Итаном написали мюзикл и подговорили Джесси в нем участвовать. Нам было по двенадцать. — Вы написали мюзикл в двенадцать лет?! — Угу, и это был худший мюзикл на свете. Бен негромко смеется. — Это было летом. Мы скучали. Глупо, конечно. — А по-моему, круто, — возражает Бен. — Про что он был? — Ты правда хочешь знать? — Конечно. Тротуар заканчивается, но Бен даже не притормаживает, прежде чем шагнуть на забитый пробкой перекресток, в мешанину байков и такси. Я следую за ним и тут же морщусь, когда мне принимаются сигналить. Я ускоряю шаг, догоняя Бена. — Ну, главными героями были два рыцаря по имени Борегард и Бельведер. Он ухмыляется. — Ты был Борегардом или Бельведером? — Борегардом. Самым умным. Бельведер был самым сильным. Итан тогда перерос меня на шесть сантиметров и очень гордился. — А Джесси была принцессой? — Нет, драконом. По имени Печенька. Длинная история. — У меня снова возникает неуютное чувство, что я чересчур много говорю. — Может, присядем где-нибудь? — Давай. Неожиданно мы оказываемся у «Мэйсиз» [44] , и я на секунду задыхаюсь — потому что это тот самый «Мэйси» с телеэкранов: огромный, красно-белый, видевший десятки парадов на День благодарения. Ощущения такие, будто я повстречал знаменитость. Мы садимся за маленький круглый столик у входа. Бен достает телефон, улыбается, закатывает глаза и прячет его обратно в карман, так и не ответив. — Дилан? — Ага. — Он мне правда понравился. И Саманта. У тебя крутые друзья. — Это точно. Ты им тоже понравился. Типа… очень. Я молча киваю — потому что, если открою рот, меня разорвет от миллиона бурлящих внутри вопросов. Например: что именно им во мне понравилось, и не мог бы ты уточнить этот момент в подробностях, и это был тест или как, и сдал ли я его? И нравлюсь ли я тебе тоже — типа очень или хоть как-нибудь? — Расскажи еще про Итана и Джесси. — Бен подается вперед и облокачивается о столик. — Кажется, они клевые. — Они… — Я запинаюсь. — Ну, мы выросли на одной улице. И с детства были бандой мелких ботаников. Я достаю телефон. — Ладно. Думаю, ты заслужил пару эксклюзивных фото, не предназначенных для широкой общественности. — Какая честь. — Бен пододвигает ко мне стул, и реальность словно выкручивают на тысячу процентов. Я разом ощущаю всё: стук собственного сердца, звук дыхания, даже зуд в локте. Я быстро пролистываю альбомы. — Окей, это мы с Джесси, а это моя машина. Бен секунду молчит. — Джесси симпатичная.