— Да брось, Артур. — Я просто… — Я делаю глубокий вдох. — Ты хоть понимаешь, что только что потерял билеты на «Гамильтона» в первый ряд ? — Понимаю. — Голос Бена звучит непривычно сипло. — Ты не представляешь, как я их хотел. Как хотел, чтобы у нас получилось. — Я тоже. — Знаю. Это же «Гамильтон». То есть… — Дело не в «Гамильтоне», окей? — Нет? — Бен растерянно смотрит на меня. — Как ты не понимаешь? Господи, Бен. — Грудь так распирает, что кажется: еще чуть-чуть, и она взорвется. — Ты опоздал на все наши свидания. То есть буквально на все . — Я в курсе, но… — И знаешь что? Если бы ты действительно хотел этих встреч, подобного не случилось бы. Просто, видимо, они тебя не слишком волнуют. У Бена такое лицо, будто я отвесил ему пощечину. — Волнуют! — Но недостаточно. Недостаточно. — Я поднимаю на него расплывающийся взгляд. Сердце бешено колотится. — Может, это мне стоило бы волноваться о них меньше. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ БЕН 25 июля, среда Не думаю, что когда-нибудь чувствовал себя таким убожеством. Бойфренды должны служить группой поддержки. Вызывать улыбки и подбадривать партнера, даже когда сами не в духе. Чего они точно не должны — так это разбивать ему сердце. Но именно я — та причина, по которой Артур сейчас стоит с искаженным лицом, не похожий сам на себя. Я предал его доверие, фактически взял его бродвейские мечты и разбил вдребезги. Хотел порадовать, а вместо этого обнажил свои худшие стороны. — Артур? Но он лишь дрожит и молчит. Кажется, я не видел его таким несчастным с того самого вечера, когда на нас наехал мудак в метро. Только сегодня мудак — уже я. Я тянусь взять Артура за плечо, но он стряхивает мою руку и опускается прямо на бордюр. Даже если я попрошу прощения, он меня не услышит. А затем он начинает плакать. Не только из-за билетов. Просто я облажался, и теперь он думает, что нравится мне далеко не так сильно, как я ему. Я достаю телефон и сажусь рядом. — Артур? Можешь посмотреть сюда? Пожалуйста. Никогда в жизни мне так не хотелось исправить свою ошибку. Я вставляю в ухо один наушник, а другой протягиваю ему. Потом запускаю ютьюб, набираю в поисковой строке «Гамильтон караоке» и, когда на экране появляются первые слова «Александра Гамильтона», начинаю петь. Раскрываюсь так же, как раскрылся передо мной Артур, исполнив «Бена». Я чувствую его взгляд, пока пытаюсь совладать с текстом, и не обращать внимания на прохожих, и не думать о том, что это самая жалкая пародия на шоу, которое вот-вот начнется у нас за спиной. Первую минуту Артур молчит. Но затем: — Я Александр Гамильтон , — произносит он. Ведущая роль. Конечно. Мы заканчиваем песню на два голоса — один явно чище и увереннее другого. Но мне плевать. Он — един‍ственная аудитория, чье мнение меня интересует. Наконец музыка стихает. Я уже открываю рот для извинений, но Артур забирает у меня телефон и щелкает по обложке «Только мы» из «Дорогого Эвана Хэнсена». Так что, если это мы? Что, если это мы и только мы? Песня такая красивая. Она о том, что иногда тебя видят и хотят — настоящего. О том, как целый мир блекнет и отходит на второй план, если ты с правильным человеком. Когда наступает моя очередь выбирать, я включаю «Внезапно Сеймор» из «Магазинчика ужасов» — фильма, который смотрел несколько лет назад с родителями. Артур выбирает «Волшебник и я» из «Злой». Я решаюсь пойти дальше и выбираю «Ты чувствуешь мою любовь сегодня?» из «Короля Льва». Артур выбирает «Что я сделала ради любви» из «Кордебалета» — такое ощущение, что мы ведем беседу, не говоря ни слова. — Давай еще одну, — предлагает Артур. — Сколько угодно, — отвечаю я. — Правда, на телефоне осталось только двадцать процентов зарядки. Он запускает «Мой шанс» в исполнении хора старшеклассников, и я невольно жалею, что в нашей школе нет драмкружка. Хотелось бы мне увидеть такое представление вживую. Эта мысль ведет за собой следующую — что мы вообще-то могли бы сейчас сидеть в театре. — Мне так стыдно, Артур. Никогда себя не прощу. Мы должны быть там и смотреть настоящее шоу. — Знаю, это прозвучит ужасно, но здесь мне понравилось даже больше. — Серьезно?! — Бен, тысячи людей могут сказать, что были в театре Ричарда Роджерса и смотрели «Гамильтона». И только мы постигли всю суть Бродвея, просидев один вечер на бордюре. — И ты думаешь, что это луч… — Но Артур затыкает мне рот поцелуем. — Отличная уловка, — говорю я, поднимаясь. — Нет, правда, мне ужасно… Еще один поцелуй. — Ладно. Но я испортил… Еще один поцелуй. — Да дай же ты мне… Еще один поцелуй. — Знаешь, очень трудно извиняться в таких условиях. Хотя это приятная проблема. — Бен, я счастлив. Это было романтично, восхитительно и просто идеально. Ты король извинений. Мы возвращаемся на Таймс-сквер. Вокруг бурлит человеческое море, но мы упорно находим друг друга — неважно, разделяют нас случайные туристы или целые компании с селфи-палками. В очередной раз нашарив ладонь Артура, я притягиваю его к себе и думаю, что не хочу отпускать. Ни сегодня. Ни в любой другой день. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ АРТУР 27 июля, пятница Сообщение Джесси застает наш вагон на Тридцать третьей улице. Ты сейчас свободен? Еду в гости к Бену. Прости!! Меня тут же настигает приступ раскаяния. Прошла почти неделя с тех пор, как мы прервали последний разговор по скайпу — и так и не нашли времени созвониться снова. Я по-прежнему не знаю, что за Сложную Тему нам нужно обсудить. Нас будто разносит течением в разные стороны, и я — сам не знаю почему — чувствую себя виноватым. Даже когда заняты Итан и Джесси. Даже когда не отвечают именно они. Неуютно быть единственным другом с отношениями. Ничего страшного , — отвечает Джесси. — Собираетесь *эмодзи с баклажаном* *эмодзи с персиком* *эмодзи с двумя мужчинами и младенцем*? Тебя интересует, не планируем ли мы ребенка? Хехехе. Ты знаешь, о чем я. Черт возьми, знаю. Сегодня у нас с Беном будет целых три с половиной часа наедине, раз уж соседка миссис Ортиц (непревзойденный агент мироздания, лучший на свете штурман, самый ценный член команды) пригласила Диего и Изабель поиграть в карты. И я, скажем прямо, догадываюсь, чем может закончиться вечер с симпатичным бойфрендом у него в квартире. Хотя нет, лучше об этом не думать. Меньше ожиданий, меньше разочарований. — Следующая станция — Первая авеню, — объявляет голос из динамиков.