— Ты пришел. — У него срывается голос. — Конечно. Бен слегка отстраняется, продолжая сжимать мои плечи. Внезапно наши взгляды пересекаются, и несколько секунд мы просто молчим и смотрим друг на друга. — Он в порядке? Сердце колотится так, что отдается в ушах. — Кто? — Дилан! — О боже. — Бен морщит нос. — Я идиот. Да, с ним все нормально. Обычная паническая атака, хотя и довольно неприятная. У него проблемы с… — Да, я помню. — Я глубоко вдыхаю. — Слава богу. — Ага. Его родители сейчас разбираются с бумагами, а Саманта в палате. Думаю, его уже скоро отпустят. Я киваю. — Тогда тебе лучше вернуться. — Он меня выставил. — Что? — Ну… — Бен улыбается уголками губ. — Точнее, я сам себя выставил. Сегодня важный день, знаешь ли. Чей-то день рождения. — Барака Обамы? — Именно это я и имел в виду. — Бен наконец отпускает мои плечи. — Пройдемся немного? — Давай. Мы выходим на улицу, соблюдая вежливую дистанцию, — совсем как в начале. В каком-то смысле это даже мило. — Интересно, как Барак сегодня празднует? — спрашивает Бен. — Закатил вечеринку, само собой. Мишель с девочками все устроили, пригласили Байдена, Трюдо… Лина-Мануэля Миранду, наверное? И Бена Платта с Томом Холландом. Еще Дэвида Диггса и Джонатана Гроффа, само собой. И, может, Марка Кьюбана? — То есть у Обамы идеальный день рождения в твоем представлении? — Это идеальный день рождения в чьем угодно представлении. Бен смеется. — Я так по тебе скучал. — И я по тебе. — Я делаю паузу. — А куда мы идем? — О. Не знаю. Черт, я даже не спросил, если ли у тебя время со мной тусить. Если тебе нужно… — Не нужно. Бен улыбается. — Ладно. — Хочешь, поедем ко мне? Квартира пустая. — О! Я заливаюсь краской. — Я не… Я имел в виду, мы можем там спокойно поговорить. Если хочешь. — Было бы здорово. Думаю, я задолжал тебе беседу. Я снова умолкаю. — Точно. — То есть… Прости. Мы, конечно, не обязаны обсуждать это в твой день рождения. — Нет, все в порядке. Я хочу. Мы проходим перекресток; все вокруг сигналят, орут и осыпают друг друга проклятиями, но молчание Бена странным образом ощущается громче всего. — Ладно, — говорит он наконец. — Я хочу попробовать объяснить эту штуку с Хадсоном. Можно? Я беру его за руку. — Валяй. — На самом деле это даже не про Хадсона, — продолжает он, переплетая наши пальцы. — А про меня. Просто я реально во всем этом плох. — В чем плох? — В отношениях? В отношении к отношениям? — Бен смотрит вдаль и хмурится. — Когда я кому-то нравлюсь, у меня вечно такое чувство, будто я пудрю ему мозги. И потому этим чувствам нельзя доверять. А еще я по-любому все испорчу, как вышло с Хадсоном. — Но это Хадсон все испортил. Он изменил тебе. — Может, я и не заслуживал его верности. — Это смешно. — Я поднимаю наши сцепленные руки. — Извини, но как можно говорить, будто ты не заслуживаешь хорошего отношения? Бен невесело смеется. — А чем я его заслужил? — Тем, что ты — это ты! О боже. Бен. Ты забавный, и умный, и… — Но я не такой! Я не умный, окей? Не знаю, можешь ли ты такое представить, но я правда всю жизнь лажаю в школе. Некоторые вещи буквально отказываются задерживаться у меня в голове. — Представляю, и очень хорошо. — Я смотрю на него с сочувствием. — Слушай, я сам… — Я знаю, знаю, Артур! Но ты же как-то справился. Я помню, что у тебя СДВГ, и не говорю, что для тебя это было легко, но посмотри на себя: ты поступаешь в Йель! Ты реально умный. Это даже пугает. Я чувствую, как по лицу расползается ухмылка. — Я тебя пугаю? — Только в этом отношении. — Бен закатывает глаза, но я вижу, что он тоже улыбается. — Ладно, я серьезно. Когда ты появился, я всего две недели как расстался с Хадсоном, и я такой: «Нет уж, к черту, слишком рано», а мироздание в ответ: «Я настаиваю», — и вот я сижу и пытаюсь сопротивляться этим чувствам, потому что ты все равно уедешь через месяц, и какой тогда толк… Не знаю, Артур. Ты просто слишком… — Слишком какой? — Я подталкиваю его локтем. — Продолжай. — Милый? Очаровательный? Неотразимый? — Неожиданно Бен останавливается и тянет меня к ближайшему «Дуэйн Риду». — Подожди секунду, ладно? Я сейчас вернусь. — Может, мне… — Нет-нет, подожди тут. И он скрывается за дверью. Я прислоняюсь к витрине и от нечего делать проверяю телефон. Два пропущенных вызова — один от мамы, другой от бабушки, — но никаких поздравительных сообщений от Итана или Джесси. Хотя было бы чему удивляться — с таким-то напряженным графиком свиданий. А еще они, наверное, меня теперь ненавидят. И заслуженно. Бросать трубку было полным свинством — но, думаю, какая-то часть меня надеялась на праздничную амнистию. Снисхождение. Перезапуск. Через минуту Бен действительно появляется в дверях с пакетом, который мне не показывает. — Так, на чем мы остановились? — На моей бесспорной неотразимости. Бен снова берет меня за руку. — Точно. Мы молча проходим до конца квартала.