— Я не поэтому здесь. Просто… — На меня он не смотрит. — Я пропустил первый день, вот и все. И сам могу нагнать материал. — Прекрасно. Расскажите, как образуются ионные связи, и можете быть свободны. Молчание. — Хотя бы что такое сплав? Тишина в ответ. Видите? Школа никого не будет ждать. Даже самоуверенных бывших бойфрендов. Хадсон пожимает плечами и вытаскивает телефон. И, черт возьми, я искренне надеюсь, что он собирается загуглить ответы, а не сбросить кому-нибудь сообщение с криком о помощи. Неловкая пауза все затягивается — и становится только еще более неловкой, потому что Хадсон краснеет на глазах. Кажется, он не был таким тихим с тех самых пор, как Ким Эпштейн назвала его девчонкой, намереваясь оскорбить, а Харриет разъярилась за лучшего друга и вытрясла из нее все дерьмо. В конце концов я не выдерживаю. — Сплав — это однородная смесь двух и более металлов. Мы повторяли это вчера. Хадсон резко отрывается от телефона и вперивает в меня ненавидящий взгляд. — Мне ничего от тебя не надо, понял? Не смей ко мне лезть. И помогать тоже. — Он такой красный, что, кажется, вот-вот взорвется. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не спрятаться за тетрадью. Никто здесь не знает нашу историю, кроме Харриет. Должно быть, все считают Хадсона обычным «проблемным элементом», а меня — школьным всезнайкой. Одно могу сказать наверняка: это лето будет долгим. ГЛАВА ПЯТАЯ АРТУР По пути домой меня окончательно накрывает осознанием того, как же круто, всесторонне, непоправимо я облажался. Я встретил самого клевого парня в городе, со щеками, словно поцелованными солнцем, — и, что хуже всего, почти наверняка ему понравился. У меня по-прежнему не идет из головы его улыбка. Это была не просто улыбка солидарности по поводу ориентации. Это была улыбка формата «приглашающе открытая дверь». Но теперь эта дверь захлопнута, заперта и заколочена. Я больше никогда не увижу Хадсона. Никогда не поцелую губы Эммы Уотсон. Типичная история моей жизни. Семейный статус: навеки одинок. Жаль, что мне не хватило пороху попросить его номер. Джесси чертовски заблуждается на мой счет. У какого-нибудь суслика храбрости и то больше. Я никогда ни с кем не встречался, не занимался сексом, не целовался, даже не пытался сблизиться. И до недавних пор меня это не волновало. Одиночество ощущалось… нормальным? В конце концов, Итан и Джесси плывут в той же лодке. Но теперь я чувствую себя так, будто прослушиваюсь на Бродвей без музыкального образования и с девственно чистым резюме: неподготовленным, некомпетентным и абсолютно выбитым из колеи. Всю дорогу до дома мне словно тесно в собственной коже. На Семьдесят второй улице я поднимаюсь из метро и окунаюсь в мешанину людей, такси и детских колясок. От станции до нашей квартиры всего три квартала — и их я прохожу, читая на телефоне «Потерянные связи». А едва открыв дверь, слышу: — Арти, это ты? Я опускаю сумку с ноутбуком на стол в гостиной, который также служит кухонным и обеденным. В квартире дедушки Мильтона только две спальни; я догадываюсь, что для Нью-Йорка это весьма прилично, но все равно чувствую себя здесь как мумия в саркофаге. Неудивительно, что летние месяцы дедушка предпочитает проводить на Мартас-Винъярд [15] . Я иду на папин голос. Он сидит за моим столом, вооруженный ноутбуком и чашкой кофе. — И почему ты в моей комнате? Он недоуменно качает головой, будто сам не понимает, как тут оказался. — Смена обстановки способствует вдохновению? — Признай, что ты боишься лошадей. — Я люблю лошадей. Просто не понимаю, зачем твоему дедушке двадцать две картины с ними, — смущенно говорит папа. — Они словно следят за нами, да? У меня же не глюки? — У тебя не глюки. — Мне иногда хочется… Не знаю… Приклеить им солнечные очки, что ли. — Отличная идея. Маму удар хватит. Пару секунд мы смотрим друг на друга и ухмыляемся. Это наша с папой фишка: иногда мы чувствуем себя школьниками на галерке, которые пуляются бумажками маме в затылок. Образно выражаясь, конечно. Я заглядываю в экран его ноутбука. — Фриланс? — Да так, мелочовка. По профессии Па — веб-разработчик. В Джорджии он даже умудрялся делать на этом деньги, но потерял работу незадолго до Рождества. Теперь он занимается «мелочовками». И здесь мы обнаруживаем еще один недостаток жизни в саркофаге: картонные стены. Большинство вечеров проходят под монологи мамы, которая пилит папу, что он мог бы и поактивнее искать новую работу. На это папа бормочет, что не так-то просто искать работу в Джорджии, сидя в Нью-Йорке, — а мама предсказуемо отвечает, что он волен вернуться домой в любую минуту. Догадайтесь, насколько это поднимает настроение? — Слушай, что ты думаешь о «потерянных связях» на Крейгслисте? — вдруг спрашиваю я. Сам не знаю, как вырвалось. Я определенно не собирался делиться с родителями почтовой историей. С другой стороны, я точно так же не собирался рассказывать им про свою печальную влюбленность в Коди Фейнмана из еврейской школы. Или про еще более печальную влюбленность в брата Джесси. Или вообще про то, что я гей. Просто иногда язык у меня опережает голову. — Ты имеешь в виду объявления о знакомстве? — Вроде того. Но не такие, где пишут «Ты любишь собак и долгие прогулки по пляжу». Скорее… — Я киваю своим мыслям. — Да, наверное, это больше похоже на объявления о пропаже кота, только вместо кота — симпатичный мальчик, которого ты встретил на почте. В смысле мальчик-мальчик. А не мальчик-мейнкун. — Я понял, — говорит папа. — Ты хочешь разместить объявление, чтобы разыскать какого-то парня с почты. — Нет! То есть не знаю. — Я качаю головой. — Это Намрата с Джульеттой предложили. В любом случае шансы нулевые. Я даже не знаю, читает ли кто эти объявления. Папа медленно кивает. — Шансы и правда небольшие. — Ну вот. Говорю же, дурацкая идея… — И вовсе не дурацкая. Надо написать пост. — Вряд ли он его увидит. — А вдруг? Попытка не пытка. — Папа уже открывает новое окно браузера. — Так, стоп! Нет-нет-нет. Поиск парней на Крейгслисте — очевидно плохая идея для семейного досуга. Но он уже что-то печатает — и весьма увлеченно, судя по напряженной челюсти. — Ну пап! В следующую секунду нас прерывает звук открывшейся двери и следом — стук каблуков по паркету. Еще через секунду на пороге появляется мама. Папа даже не отрывается от экрана. — Ты сегодня рано, — замечает он. — Полседьмого вообще-то. Внезапно в комнате воцаряется тишина. Но не нормальная тишина, какая бывает ночью или после сытного обеда. Это опасная тишина, начиненная взрывчаткой. Я решаю броситься на баррикады. — А мы тут сочиняем объявление для Крейгслиста, чтобы найти парня, которого я встретил на почте. — Крейгслист? — Мама сощуривается. — Артур, нет. Абсолютно исключено. — Почему? Ну, если отмести тот факт, что это явно бесполезно и он никогда не увидит моего объявления.