— Я понимаю, — тихо сказал я. Закрыв глаза, я выдохнул и предложил ей что-то более близкое к истине. — Со мной сейчас кое-что происходит, и поэтому я чувствую себя немного не в своей тарелке. Иногда я бываю таким. Когда я не чувствую себя самим собой. — Это… депрессия? — спросила она осторожно. — Нет. Я так не думаю. Это больше похоже на… беспокойство или что-то вроде того. Я озадачен некоторыми вопросами, и, прежде чем я смогу двигаться дальше, мне необходимо их решить. — О, — она с облегчением улыбнулась. — Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Ты замечательная, но нет. Это то, что я должен сделать сам. — Что у тебя происходит? — спросила она и сразу покачала головой. — Прости. Ты не обязан отвечать. Это не мое дело. — Все в порядке. Нет, никакой тайны или чего-то еще. Я просто пытаюсь сделать шаг назад и дать себе время. Убедиться, что мои приоритеты верны. Переоценить жизненные цели. Напомнить себе, что для меня важно. — Я думаю, всем когда-нибудь приходится отступать. И мне в том числе. — Я могу дать немного пространства, если тебе это нужно. — Нет. Все нормально. Я много думала о тебе, Дерек. И я много размышляла о том, чего хочу в отношениях. Ты мне очень нравишься, но я ищу обязательства. Не кольцо или что-то еще, а обязательство. Потому что это то, что сделает меня счастливой, и я заслуживаю быть счастливой, — она улыбнулась. — Мне потребовалось три года терапии, чтобы сказать это. Как у меня получилось? Я улыбнулся, хотя внутри чувствовал себя плохо. — Классно! Это правда. Ты заслуживаешь счастья. Она ухмыльнулась. — Спасибо тебе. Я была счастлива, когда ты держал мою руку за столом. — Замечательно, — черт возьми, я был мудаком. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — я смотрел, как она садится в машину и отъезжает. Развернувшись, я поплелся по дорожке к дому. Ощущения были дерьмовыми. Я чувствовал себя неудачником, все, что я планировал в своей жизни, ускользало из моих рук, по моей собственной гребаной вине. Я даже не мог винить Максима. Я боролся с собой задолго до того, как увидел его. Его появление только усугубило ситуацию. Тебе лучше быть уже наверху, Максим. Тебе лучше быть вне поля зрения, спать, за закрытой дверью. Я не смогу больше бороться. Я зашел в дом, запер за собой дверь и тут же услышал звон посуды и работающую в кухне посудомоечную машину. Черт, он все еще здесь. Глубоко вдохнув, я расправил плечи и, прежде чем вернуться на кухню, попытался надеть маску. Как только я его увидел, все мысли испарились. Он был у раковины, мыл оставшуюся посуду. Я пошел за бутылкой виски и коротко бросил: — Разве я не говорил тебе ложиться спать? — Да, но я знал, что ты не пойдешь спать, пока не наведешь порядок. — Да? Откуда ты это знаешь? — я глотнул несколько глотков, утешаясь огненным теплом, льющимся мне в горло и расплывающимся в груди. — Потому что знаю тебя. — Всего-то за один день? — В твоем случае, некоторые вещи были очевидными с самого начала. — Ты такой же, как и все остальные, — ворчал я. — Ты слышал, как они смеются надо мной? — Да, но я не понимаю, почему. Когда у тебя есть такой красивый дом, как этот, почему бы не заботиться о нем? — Спасибо! — всплеснув руками в воздухе, воскликнул я и чуть не опрокинул бутылку. — Наконец-то хоть кто-то, бл*дь, понимает это. Полагая, что достаточно выпил, чтобы притупить его влияние на меня, я закатал рукава своей черной рубашки на пуговицах и переместился к нему. — Я помогу тебе. — Окей. Я поймал его в попытке не смотреть на мои запястья и предплечья, и это заставило меня улыбнуться. Каково это — хотеть кого-то и скрывать? — Ты будешь мыть, я вытирать? — Звучит неплохо. Мы работали в тишине, плечом к плечу, и я все больше — и тревожнее — радовался мысли о том, что привлекаю его, замечая, как он пытается это скрыть. Было чертовски ужасно с моей стороны получать удовольствие от его дискомфорта, но мне нравилось быть тайно желанным. Незаконно желанным. Быть объектом его скрытых взглядов и, возможно, даже его самых темных, грязных мыслей. Я позволил нашим рукам касаться больше, чем необходимо, я был взволнован физическим контактом так же, как и мыслью о том, что это может сделать с ним. Ибо нет человека, который не грешил. Мой член начал твердеть, явно не успокоенный виски, который разрушал мои запреты, пробивал всю мою защиту и позволял моему воображению одичать. Что в твоей великолепной голове, Максим? Что за этими кобальтовыми глазами? Что бы ты сделал со мной, если бы я тебе позволил? Что ты позволишь мне сделать с тобой? — Кэролин такая приятная, — сказал он, передавая мне последнее блюдо, которое осталось вытереть. Что? Он думал о Кэролин прямо сейчас? Он не должен был думать о Кэролин — был я, черт возьми! Но это не так. — Да. Он отключил воду и положил мокрые руки на край раковины. — Я не знал, что у тебя есть девушка. И я услышал это в его голосе — маленький отголосок ревности, настолько слабый, что я, возможно, никогда не заметил бы этого, если бы в данный момент так пристально не следил за ним. Мне чертовски это понравилось. — Она не моя девушка. — О, — нахмурился он, явно запутавшись. — Наверное, я неправильно понял. — Она хочет быть моей девушкой. Молчание. Конечно, ответом была тишина. Максим никогда бы не спросил, в чем проблема. Но я хотел ему рассказать. Я хотел, чтобы он знал. Я хотел поделиться невозможной тоской, которую чувствовал, только с одним человеком, который мог бы это понять. — Проблема во мне, — он был совершенно неподвижен. И прежде чем я смог остановиться, накрыл его правую руку своей. — Иногда я не знаю, чего хочу. Он выдернул руку из-под моей, и мы столкнулись друг с другом. Впервые сегодня я посмотрел ему прямо в глаза. Вокруг меня больше ничего не существовало. Я слышал только его дыхание. Пахло только его кожей. Видел только его сдержанное выражение. Он должен быть моим. Сейчас или никогда. Схватив за руки, я смял его рот своим. О мой гребаный Бог. Впервые в своей жизни я касался своими губами губ другого мужчины. Они так отличались от женских — больше, тверже, полнее. Я поглощал их с лютым голодом истощенного льва. Приоткрыв рот, Максим скользнул своим языком между моих губ. Его руки сжимали мои бедра, прижимая нижнюю часть тела к своему. Бл*дь. Я чувствовал, что бугор в моих джинсах становится все больше и крепче, и я чувствовал ЕГО с другой стороны. Пока мы целовались, он, опираясь на стойку, передвинулся напротив меня, его член терся рядом с моим вверх и вниз. Я был вне себя от этих ощущений, от одной только мысли об этом. Этого не может быть. Все в этом — его рот, его руки, его тело, этот поцелуй, это трение, это желание, которое я чувствовал, это безумие внутри меня, отчаянно желающее выплеснуться, — было нереальным. Максим скользнул рукой между нами, хватая меня за джинсы. Даже через деним я чувствовал жар его ладони. — Позволишь? — согревая своим дыханием мои губы, спросил он. — Да. Его губы были все еще на моих, когда, ослабив ремень, он расстегнул мои джинсы. Через мгновение я почувствовал, как его рука — рука другого мужчины — обхватывает мой член. Я стонал в мучительном наслаждении, пока он обрабатывал, проводя вверх-вниз, мой возбужденный, твердый и горячий ствол. Он передвигался губами от моего подбородка к шее. — Ты так чертовски хорошо пахнешь, — шептал он, и его голос — низкий и напряженный — заставил мой член пульсировать в его кулаке. Следующее, что я понял, он опустился на колени и теплый, влажный рот накрыл кончик моего члена. В каком-то спиральном движении, которое почти сводило меня с ума, медленно вбирал его все глубже и глубже, пока тот полностью не погрузился. Поглаживая языком головку, Макс начал двигаться быстрее, сосать жёстче, принимая на всю глубину до самого горла.