— Посмотри, где ты живешь, Робби. Он только на бумаге наш дом. А когда мы разведемся, будет еще сложнее. — То есть как разведемся? — Робби вскочил. Одна проблема была в его чувстве юмора и легкости — когда он их терял, он сходил с ума. — Сама сюда пришла, сама попросила меня заняться с тобой сексом и все еще собираешься выйти за Хэнка? — Я запуталась. — Так дай я тебе все разъясню. — Робби похлопал по кровати рядышком. Он весь покрылся гусиной кожей, такой темноволосый, такой длинный. Без одежды он так хорош собой, с широкими плечами и новым шрамом через все ребра. — Иди сюда. — Нельзя все проблемы решать в постели. — А о чем тут разговаривать? Разве мы не сказали все своими телами? Своими прикосновениями? Лэйси не хотела говорить о том, что они сделали, когда все уже закончилось. Кем угодно, но вот изменницей она себя никогда не представляла. Кто ее муж? Кому она обязана быть верной? Кому она обязана жизнью? Все потеряло смысл. Лэйси допила пиво до последней капли. — Мне пора. Робби подошел к ней и взял ее лицо в руки. — Лэйси-Мэй, у нас еще есть время. — Мне надо приготовить ужин к возвращению Хэнка. — Я не про сейчас. Ты жива, и я жив, вот я о чем. Все возможно. Лэйси ненавидела, когда Робби вот так вдруг заговаривал про смерть, как будто они должны быть благодарны за все, что бы жизнь с ними ни делала, потому что однажды они умрут. Но она не такая, как он, — ей не нужен экстаз наркотиков, чтобы радоваться жизни; ей не нужно было похоронить друга, чтобы понять, как ценна жизнь. Она никогда бы не устала от их прошлой жизни, даже если бы они так и жили вечно вдвоем в своем голубом домике, а девочки бы никогда не вырастали и листья никогда бы не опадали, а Дженкинс бесконечно наматывал бы круги по двору. — Чтоб тебя, Робби, — сказала Лэйси. — Зачем ты взял и все испортил? Робби шикнул на нее. — Мы еще разберемся. Дом оставим себе… Лэйси хотела бы ему верить. Он сделал из нее дуру, а она ему это позволила. Она поцеловала его в губы и ушла поскорее, чтобы он не успел ничего сказать и залезть ей в голову. Вечно получалось, что он главный. И без него она понятия не имела, что правильно. Лэйси-Мэй ушла и оставила его в огне. Он так старался вести себя хорошо и успокоиться, но в одиночестве долго не протянул. Сперва пошел в один бар, потом в другой. Солнце закатилось, наступила ночь, а он не мог вспомнить, что делал с тех пор, как пришла Лэйси. И от огня было никак не избавиться. Первая девушка, которую он затащил в туалет, была очень красива, но он не мог на нее смотреть. Он зажмурился. От ее сладкого языка он запульсировал, нагрелся, затвердел. Он спросил, как он ей нравится, и она сказала: очень. Он спросил, любит ли она его, и она сказала: да, да, очень. Робби пригвоздил ее к стенке и несколько минут они сталкивались телами. Девушка стонала ему в ухо. У него гудели кости, член казался огромным. Из-под двери доносилась музыка, аккордеон и залихватская гитара. Она взяла его за руку и отвела обратно к друзьям. Конечно, ей хотелось, чтобы их видели вместе — она гордилась их поступком. Он купил пиво ей, ее друзьям. У девушек были темные волосы и расстегнутые блузки. Он их смешил. По-испански он был смешнее. «Сколько вам лет?» — спросил он, и та, которая понравилась ему больше всех, ответила: «А сколько тебе нравится», как в кино. Он решил, что все в порядке, раз им достаточно лет, чтобы сидеть в баре. На танцполе он заметил в углу затаившегося дьявола — Амадо с его бриллиантом на мизинце. Девушка, с которой он ходил в туалет, подвела его к загородке. Она была из девочек Амадо; он назвал ее каким-то красивым именем — как цветок. Роза, Лилия, Флора. Она опустила Робби в карман мешочек. В подарок. Он поцеловал ее как мужик прямо на глазах Амадо. Но хотелось ему, чтобы это видела Лэйси-Мэй. Он прошептал Лилии на ухо, что хочет с ней сделать, и она рассмеялась. Они потанцевали, он держал руки на ее бедрах. Амадо купил им еще выпить. Что еще ему нужно? Если Лэйси продала дом, если она больше никогда к нему не придет, он переживет, у него будет новая жизнь с Розой, и они еще увидят. Увидят, что это он дал им все, что они считали своим. На следующие выходные Лэйси-Мэй въехала на парковку мотеля, просигналила и сказала девочкам вылезать. Она опаздывала на встречу, чтобы показать дом другому риелтору. В то утро Робби так и не приехал, и она названивала ему, пока он не подошел. Она решила, что он ее наказывает, вымещая то, что произошло между ними, на девочках. Она опять просигналила. — Господи, мам, хватит, — сказала Ноэль. — Кому я тут помешаю? Местному совету? Ну-ка давайте, вылезайте. Девочки вышли на раскаленный асфальт и встали рядом, не двигаясь с места. — В чем дело? — спросила Лэйси-Мэй. — Мы не знаем, где его номер, — ответила Ноэль. — А, да, — Лэйси-Мэй забыла, что девочки тут не бывали и, насколько им было известно, она тоже никогда тут не была. — Вроде этот? — указала она. — Номер сорок четыре. Лэйси-Мэй просигналила на всякий случай еще раз и укатила. Девочки стучали довольно долго, а потом Маргарита плюхнулась на тротуар и скрестила руки. — Вы что, тупые, не видите, что его нет дома? Диана попыталась заглянуть за шторы. — А где еще ему быть? — Может, он просто вырубился, — сказала Ноэль. — Заснул? — спросила Диана. — Да, ласточка. Просто заснул. — И Ноэль посильнее ударила в дверь. Маргарита закатила глаза. — Давайте просто вернемся попозже. Я голодная. Я хочу такие же тако с кактусом, как в тот раз. — Они называются нопал, — сказала Ноэль. — И одним нам туда нельзя. С ума сошла? Они понимали, что она имеет в виду. В восточной части было опасно гулять. — Но еще светло, Ноэль. — И можем попробовать опять поймать змею, — сказала Диана. — Может, в тех лесах они водятся. Она показала куда-то за пятиполосное шоссе на всякие заведения: прием покрышек, магазин тканей, ряд ларьков с фастфудом. За торговыми рядами виднелась полоска сосен. Маргарита взяла младшую сестру за руку и стала спускаться по лестнице. — Эй вы, куда это вы собрались? — Оставайся тут, если хочешь, и колоти хоть до посинения. Мы идем на ту сторону. — У вас нет денег! — Тогда пошли с нами. Ноэль закричала и топнула ногой. Она пошла за сестрами — за Маргаритой в слишком коротких шортиках, за Дианой в старой байкерской футболке Хэнка. На шоссе не было светофора, надо было дождаться затишья в движении, чтобы перебежать к разделительной полосе. Они вскарабкались на полоску бетона, как на островок посреди моря машин. Подождали и побежали опять. Когда они оказались на той стороне дороги, Маргарита задыхалась от восторга. Она сдвинула солнечные очки на лоб. — Ну как, понравилось, манзанита[7]? — спросила она, и Диана захлопала. Ноэль хотелось ударить обеих. — Пошли сначала в лес, нагуляем аппетит, а потом найдем те тако, — сказала Маргарита. — Нопал, нопал, нопале, — напевала она, и Диана засмеялась. И они побежали к ряду щуплых сосенок… За деревьями был пустырь, весь покрытый травой, с двумя серебристыми трубами над землей. По трубам они дошли до грязно-коричневого быстрого ручья. Диана объявила, что пошла искать змей, и двинулась вниз к воде. Спустившись, она стала переходить ручей, прыгая с камня на камень, торчащий из воды. Маргарита сидела на пеньке и смотрела. — Полный бред, — сказала Ноэль. — Вы же даже не любите лес. Нарушаете правила, просто чтобы нарушить. Маргарита показала Ноэль язык и, довольная, повернулась к воде. — Поскорее бы в колледж, — сказала Ноэль, на этот раз погромче, нарочно, чтобы обидеть. — Поскорее бы уехать из этого тупого города, от этой тупой семьи, от всех вас. — Да уж, поскорее бы ты уехала. Хорошо, что мама тебя так любит, потому что она такая одна. Ты сучка, это все знают. Ноэль спихнула Маргариту с пенька. Та больно упала на попу. Она бросилась на сестру и попыталась повалить ее на землю, но Ноэль была крупнее. Маргарита стала царапать ей руки, шлепать по лицу, злобно ударила ее в наметившуюся грудь. Ноэль пихнула ее, и вот уже обе катятся под откос, треща ветками, пинаясь и дерясь. Они никогда раньше не дрались вот так, по-настоящему; в этом было что-то приятное, звериное. Ноэль взяла сестру за плечи и ударила головой оземь. Маргарита укусила сестру за руку и закричала, как победитель. Они катались в грязи, как вдруг услышали позади всплеск, с которым Диана упала в воду, а потом жуткий глухой удар, с которым ее голова приземлилась на камень. Робби проснулся от голоса Лэйси-Мэй. Она стучала и звала. Он как-то доплелся до двери, открыл. Мир резал глаза. Какой сегодня день? Сколько времени прошло? Он провел одну, две, три ночи в баре с Амадо и его девочками. Интересно, заметит ли Лэйси-Мэй, подумал Робби. Он постоял, продрал глаза; он узнал ее неясный силуэт, ее двигающийся рот, длинные волосы. Что-то про девочек. Он их не видел. Что им тут делать? Лэйси-Мэй отпихнула его и прошла в комнату. Позвала их. Забежала в ванную, обратно, а Робби так и стоял у двери. Он изо всех сил пытался прийти в себя и смотрел на нее не отрываясь, пытаясь сообразить, что происходит. Она была голая, она любила его, они занимались любовью. Лэйси-Мэй встряхнула его за плечи и сказала что-то еще, чего он не понял. А потом, очень ясно: — Пустое место. Она захлопнула дверь, и Робби, спотыкаясь, пошел за ней. Солнце выжгло небо добела, и Робби чувствовал, что жара его уничтожит. Он впитывал его, весь этот свет. Ему хотелось спрятаться в доме, скукожиться под одеялом, но почему-то он пошел за ней, упал на пассажирское место в ее машину. Ему казалось, что кожа на черепушке вот-вот лопнет. — В эту секунду я тебя ненавижу, Робби Вентура, — сказала Лэйси. Это он услышал. Теперь он воспринимал ее немножко четче. Она выпучила глаза и оглядывала парковку. Потом выехала на дорогу. Надо найти телефонную будку. Лэйси собиралась звонить 911.