Он замолкает. Осаживает себя. Делает глубокий вздох. Макхью делает вид, будто не заметила этого. Она роется в папке. – По данным следствия, жертва была в белом хлопчатобумажном летнем платье, когда ее нашли. Ты уверен, что видел ее не в платье? – Да. Уверен. – Вероятно, она переоделась после того, как ты ушел, и до того, как пришел убийца, – это твоя позиция? – Она откидывается на спинку стула. – Потому что должна тебя предупредить, жюри будет трудно понять, зачем кому-то понадобилось переодеваться в столь поздний час… Он подается к ней, пристально смотрит на нее: – Но дело именно в том, что она не переодевалась. Это он ее переодел. Гэвин Пэрри. Он напал на нее и убил, а затем переодел. Он позаботился о том, чтобы единственная ДНК, которую нашли на ней, была моей. «Ну вот, – думает Макхью в отчаянии, – мы и вернулись к этому. К мести Придорожного Насильника». – Ведь ты знаешь, не так ли, – медленно начинает она, – что в этом деле мне было бы гораздо проще защищать тебя, если б ты действительно имел секс с ней. – Он поднимает голову, и она быстро продолжает: – Я в том смысле, что нам будет сложно объяснить такое странное совпадение, что убийца приехал именно в тот вечер, но как минимум экспертиза… – Ничего не было, – тихо говорит он, не отпуская ее взгляд. – Я люблю свою жену. И ведь он действительно любит. Она никогда раньше не видела, чтобы на мужском лице так явно отражались мучительные эмоции. Может, он был бы рад солгать, но не будет. Не может. – Ладно, – говорит она, убирая ручку. – Что еще? Он сглатывает: – Ты можешь получить доступ в экспертно-криминалистический отдел? Макхью качает головой. – Знаю… знаю… это рискованно, но попробовать стоит. – Ладно, – говорит она через секунду. – Я могу поговорить с Галлахер. Что ты хочешь узнать? Он еще чуть-чуть подается вперед: – Проверить, не исчезло ли что-либо с тела – украшения, серьги… Пэрри сдвинут на серьгах. И не были ли у Смит срезаны или выдернуты волосы. Она хмурится: – Никто ни о чем таком не упоминал… – Должно что-то быть, – упрямо говорит он. – Обязательно. Пэрри не смог бы пересилить себя. Макхью глубоко вздыхает: – Если я что-то и поняла за все эти годы, так это то, что присяжные ненавидят теории заговора. До них их суть доходит как до жирафа. Ты должен знать это. Он смотрит на нее с отчаянием. Может, и так, но это все, что у него есть. – Ладно, – говорит она, подавляя вздох. – Расскажи мне, как бы это сработало, – как офицер полиции. В его глазах мелькает нечто похожее на надежду, и она вдруг понимает, что он, вероятно, думал, что она не верит ему. Все это время он предполагал, что даже его собственный адвокат считает, будто он лжет. – Пэрри знает все о ДНК. Он всегда был невероятно осторожен и не оставлял биологических следов. И у него со Смит было значительно больше времени, чтобы подчистить все, чем с предыдущими жертвами. Ведь он сбросил тело с моста только в час тридцать – значит, в квартире пробыл более трех часов. Достаточно долго, чтобы очистить место преступления, помыть тело, переодеть ее. – Он пожимает плечами. – Я бы именно так поступил, если б… «Если б ты убил ее». Слова повисают в воздухе, как нервно-паралитический газ, и парализуют ее мозг. Она приказывает себе встряхнуться. – Что насчет электронной метки – как он обошел ее? Ты предполагаешь, что ему удалось каким-то образом отключить ее? – Может, и так, – быстро говорит он. – Эти штуки иногда ломаются. Нечасто, но бывает. Ты проверяла? – Нет, не проверяла. Конечно, я проверю. Но это риск – а что, если метка подтвердит, что в момент убийства он был за много миль от ее дома и просто не мог совершить его? Мы просто сделаем ему подарок, поднесем на блюдечке с голубой каемочкой. – Да, – тихо говорит он, – я знаю. – И что насчет экспертизы? Как я понимаю, он должен был позаботиться о том, чтобы не оставлять свою ДНК. Но вот чего я не понимаю, так это где он раздобыл твою. Ясно, что у него было много времени подумать над этим. Сейчас его переполняет энергия. – Тот факт, что на ее теле нашли мою ДНК, – это лучшее доказательство того, что я не убивал ее. Она удивленно смотрит на него: – То есть? Он стойко выдерживает ее взгляд: – Все, что я говорил насчет Пэрри, относится и ко мне, только в большей степени. Я знаю про экспертизу, я знаю, как изучаются места преступления. Разве я мог бы совершить такую глупость и оставить свою ДНК по всей квартире? И на ней самой? Не знаю, как у него это получилось, – не знаю, где он ее достал, – но именно Гэвин Пэрри подбросил туда мою ДНК. Она выдерживает паузу, а он обливается по́том. На лбу у него поблескивает испарина. – Только это не совсем так, да, Адам? То, что все касающееся Пэрри относится и к тебе? Он хмурится, пытаясь понять, о чем она. – Что ты имеешь в виду? – Ты говоришь, что, как опытный офицер полиции, ты бы вычистил место преступления, переодел бы и вымыл ее, так? Но ты сам сказал, что на это нужно время. И ты прав в том, что касается Гэвина Пэрри: у него действительно была масса времени. А у тебя нет, верно? Ты не мог оставаться там всю ночь – тебе надо было вернуться домой, увидеться с женой, создать себе алиби. У тебя был максимум час на все. Не больше. Он продолжает хмуриться. – Сожалею, – говорит Макхью, на этот раз мягче. – Я выступаю в качестве адвоката дьявола. Но я опасаюсь, что, если мы используем этот аргумент, они повернут его против тебя. Они скажут, что ты знал, что за имеющееся время не можешь все тщательно подчистить, поэтому не стал заморачиваться – вместо этого сосредоточился на поисках способа избавиться от тела так, чтобы вместе с ним исчезла и ДНК. То есть бросить его под поезд. Он вздыхает, проводит руками по волосам. – Детектив-сержант Кинг так и сказал на последнем допросе. Чтобы смерть выглядела как самоубийство и чтобы телу был нанесен как можно больший ущерб. Тогда полиция не удосужилась бы обыскивать ее квартиру и тем более изучать место преступления. В этом случае не имело бы значения, сколько своей ДНК ты оставил, потому что ее просто никто не нашел бы. – Она откидывается на спинку. – Ты использовал все, чему научился за годы расследования убийств, чтобы совершить идеальное преступление. Если б не бригада путейцев, у тебя все получилось бы. Но, как ты сказал раньше, даже профессионалы делают ошибки. Его дыхание становится рваным. Он изо всех сил пытается сохранить самообладание. – Значит, я не могу победить – ты это хочешь мне сказать? Что бы я ни говорил, победить я не могу? – Нет, я говорю не это. Я просто стараюсь оставаться реалисткой. Но я пообщаюсь с инспектором Галлахер и выясню, была ли в квартире одежда, похожая на те лосины и футболку, что ты видел. – Призрачный шанс, – мрачно говорит он. – Пэрри не дурак, чтобы оставить их там. Она кивает: – Подозреваю, ты прав, но мы не узнаем об этом, пока не спросим. И даже если в квартире ничего такого нет, соседка может вспомнить, во что была одета Эмма, когда открывала входную дверь в тот вечер. Если с этим ничего не получится, мы найдем другие пути доказать, что у нее имелась такая одежда. Хотя для этого нам надо будет найти свидетелей или фотографии. Это не невозможно, однако мы не обладаем теми же ресурсами, что полиция долины Темзы. Или их умением манипулировать общественным мнением. Он морщится и смотрит в сторону. – Чем больше я смотрю на пейзаж с этой стороны, тем меньше он мне нравится. – С другой стороны, – говорит Макхью, пытаясь придать своему голосу бодрость, – мы, безусловно, можем привести очень веские доводы в пользу того, что у Гэвина Пэрри был мотив. И если нам повезет, обязательно появятся улики, которые либо подтвердят твое алиби, либо изобличат кого-то еще. – Что насчет Клиланда? – Ничего такого обнадеживающего, как казалось вначале, – судя по тому, что я слышала. Думаю, формально они не исключили его, но при отсутствии улик после судебной экспертизы его одежды или квартиры Смит сомневаюсь, что Кинг будет заниматься им. Фаули тоже не стал бы, адвокат видит это по выражению его лица. Она снова берет ручку. – Но если появится видео с его машиной у моста Уолтон-Уэлл, ситуация может измениться. Мне нужно выяснить, есть ли камеры видеонаблюдения на мосту. Он грустно усмехается: – Я бы не стал на это рассчитывать. Если я знаю Пэрри, то он наверняка все там обследовал заранее. Она хмурится: – А как? Он пожимает плечами: