Морган качает головой. Вид у него такой, будто он никак не может прийти в себя от услышанного. – Тот молодой человек, о котором идет речь, полтора года назад перевелся в Королевский колледж Лондона, – продолжает Сомер. – Еще до того, как вы поступили в Оксфорд. Он не мог оставаться здесь после того, что случилось с ним. Поэтому нам нужно услышать от вас правду. Причем всю. Морган откидывается на спинку. Он бледен, глаза его бегают. – Ладно, признаю: я спал с Мариной. Один раз. Только один. Это случилось, когда мы с Фрейей разругались. Фрейя об этом не знала. – Он обводит их взглядом. – И я не хочу, чтобы она узнала. – Значит, когда вы говорили, что у вас никогда не было секса с профессором Фишер, это была ложь? Он колеблется, потом кивает. Краснея, опускает взгляд. – Я думал, что, если признаюсь в этом, вы не поверите мне насчет того вечера. Сомер медленно кивает. Скольким женщинам за долгие годы приходила в голову точно такая же мысль? Сколько жертв изнасилования решили не подавать заявление именно по этой причине? – Продолжайте, – говорит Асанти. Морган отказывается смотреть на них. – Я сказал ей, что все кончено. Что я возвращаюсь к Фрейе, а между ней и мной никаких отношений нет. Что они, по сути, и не начинались. – Когда вы ей это сказали? Калеб бросает на них быстрый взгляд. – В тот вечер. После ужина. Я просто хотел покончить со всем этим, но она, как я и сказал, возбудилась. Заявила, что хочет выпить и секса… в смысле прямо там, на кухонном столе. Эв кивает: – И что вы сказали на это? – Я сказал «нет». Сказал, что я жалею о том разе и не собираюсь повторять свою ошибку. Но она проигнорировала мои слова. – Что было дальше? Румянец на его щеках становится ярче. – Как я сказал, она просто не приняла мой отказ. – Калеб замолкает и принимается чесать затылок. – Так что, в общем… – Вы занялись сексом. Он кивает: – Я сказал, ладно, в память о прошлом и все такое. Но только один раз. Мне показалось, ее это вполне устроило. – Но потом она передумала? Он опять отводит взгляд. – Да. Я сказал ей… ну, после всего, вы понимаете… что теперь все кончено. На самом деле кончено. И вот после этого она взбеленилась. * * * ГК: Профессор Фишер, ведь вы знаете, не так ли, что нам сказали в школе? МФ: (Молчание.) ВЭ: По словам его учителя, за последние несколько месяцев Тобина не раз ловили на лжи. МФ: (Молчание.) ГК: В одном случае он солгал, чтобы создать проблемы другому ребенку. Ребенку, которого недолюбливал. МФ: Он ничего не понимал… это была глупая ошибка… он был сбит с толку… НК: Да ладно вам! Неужели вы всерьез восприняли ту историю на игровой площадке? МФ: Все дело в других детях – они выдумывали всякие вещи, чтобы выставить его в дурном свете… НК (тихо): Думаю, Марина, нам не надо продолжать обсуждение этой темы. ГК: Вы именно поэтому твердили нам, что не можете вспомнить, что произошло с платьем? Мы никак не могли понять. Но теперь все обрело смысл. Вы отказывались признаться в том, как ловко умеет лгать ваш восьмилетний сын. МФ: (Молчание.) ГК: Хотя, конечно, некоторым детям действительно трудно говорить неправду – им трудно что-либо придумывать, потому что их мозг устроен иначе. МФ: (Молчание.) ГК: Дети с аутизмом, скажем, или с синдромом Аспергера. Им трудно фантазировать, как и трудно взаимодействовать с другими людьми. Если б все это имело отношение к Тобину, тогда, конечно, было бы гораздо проще поверить в то, что инциденты с другими детьми на самом деле были просто «недоразумениями». МФ: (Молчание.) ГК: Вы тогда думали, что это и есть объяснение, да? По сути, вы пошли даже на то, чтобы обследовать его… * * * Морган глубоко вздыхает. – Она сказала мне, что если я хочу получить от нее помощь – что если я хочу иметь достойные рекомендации, – тогда я должен делать то, что она желает. Все зависит исключительно от меня, но если я не передумаю, тогда… – И что вы на это сказали? Он проводит рукой по волосам: – Не знаю… на кону стояло все: моя карьера, мои исследования, вся моя работа… в общем, я струсил… сказал, что подумаю. Я просто хотел выиграть время. – И после этого вы вернулись домой? – говорит Асанти. Калеб кивает: – Точно. Я просто сидел там и пытался обмозговать ситуацию. А потом пошел к Фрейе. Я чувствовал себя в ловушке… я не знал, что делать. – Должно быть, она рассердилась, – говорит Сомер. – Когда вы рассказали, что переспали с Фишер. Особенно после того, как вы отказались впустить ее в дом. Если б впустили, ничего этого не случилось бы. Морган морщится: – Не думайте, что эта мысль не приходила мне в голову. И да, она здорово рассердилась на меня. А вот на Марину дико озлобилась. Он откидывается на спинку и наконец-то смотрит на них. – Что касается обвинений в нападении… жалобы в деканат, вам… Всего этого. Это было полностью идеей Фрейи. * * * ГК: По словам учителя, в начале этого года по вашей просьбе Тобин прошел полную оценку развития. НК (своей клиентке): Ты мне никогда об этом не рассказывала. ГК: Только она ничего не выявила, не так ли, профессор Фишер? Детский психолог пришел к выводу, что у него действительно есть трудности во взаимодействии с другими детьми, но не потому, что у него «проблемы развития». Его поведение, вероятнее всего, отражает его домашнюю обстановку и, в частности, его отношения с вами… МФ: Я не принимаю это ни под каким видом. Я собираюсь получить другое мнение – я не намерена верить на слово какому-то представителю местной второразрядной… ГК: По словам профессионалов, у Тобина очень высокое умственное развитие, но он чрезвычайно тревожен, особенно когда отделен от вас. У него проблемы в общении с чужими людьми и в управлении негативными эмоциями, которые могут доходить до агрессии.