НК: Я плохо понимаю, к чему вы… ГК: О, я думаю, вы обнаружите, что профессор Фишер все понимает. Она точно знает, о чем я говорю. * * * В соседнем кабинете Гислингхэм смотрит в экран. – Она выглядела чертовски убедительно, – говорит он, отчасти обращаясь к самому себе. – И я купился на это. – Не кори себя слишком сильно, – говорит Гоу, делая запись. – Я и раньше сталкивался с таким субъектами. – Неудивительно, что у ребенка такие проблемы, – мрачно говорит представитель прокурорской службы. – Бедный мальчик… – Боюсь, это так, – со вздохом говорит Гоу. – Материнство – это такая штука, которую даже ее машины не могут подделать. * * * ГК (берет лист бумаги): «Тревожный тип привязанности обычно является результатом противоречивого, переменчивого или отсутствующего воспитания. Такие дети становятся крайне неуверенными в себе и излишне сфокусированными на родителе, что выражается в излишней подозрительности ребенка по отношению к родителю и вынуждает его цепляться за родителя, а также вызывает у него настоятельное желание сделать что угодно, чтобы угодить родителю и привлечь к себе его внимание». «Что угодно», профессор Фишер. В том числе, я полагаю, и солгать. Если мама попросит. МФ (сердито): Тобину никогда не ставили такой диагноз. ГК: Да, не ставили. Во всяком случае, официально. Но лишь потому, что вы увели его с экспертизы до того, как такое можно было выявить. Однако все это полностью согласуется с тем, что наша команда видела за последнюю неделю, когда он находился в нашем обществе. А также со всем тем, что мы узнали о его поведении в прошлом. Потому что такое случалось и раньше, верно? Он и раньше лгал ради вас. МФ: О чем вы говорите, черт побери? ВЭ: Имя Себастьян Янг вам о чем-нибудь говорит? * * * – Я решил, что это безумие… что у нас ничего не получится… но Фрейя сказала, что нужно действовать по-умному. Она сказала, что Марина всегда считала себя самой умной, однако мы сможем переиграть ее на ее же поле. Асанти и Сомер переглядываются. – Так что конкретно под этим подразумевалось? – Фрейя сказала, что даже если мы сразу заявим о сексуальном нападении, пройдут часы, прежде чем полиция допросит Марину. К тому времени она успеет принять душ, а так как я пользовался презервативом, доказательств, что у нас был секс, не найдут. – И Фрейя помогла вам? – говорит Сомер. – Сфабриковать улики – сохранить ДНК в нужных местах, а в остальных избавиться? Он кивает. Ему явно некомфортно. – Это ведь был большой риск, согласны? – говорит Асанти. – Откуда вы знали, что Марина не расскажет нам о том, что у вас с ней была связь? Но Сомер качает головой: – Нет. Они знали, что делают. Они знали, что она никогда так не поступит – ведь был риск, что она потеряет работу. Морган смотрит на нее, потом отводит взгляд. Щеки у него пунцовые. – Ведь так, Калеб? * * * ГК: Вы ведь знаете, о ком мы говорим, верно? Себастьян Янг. Тот самый, который подписал то причудливое соглашение о неразглашении, составленное для вас мисс Кеннеди. Но если все же вам нужно напомнить… (Передвигает через стол фотографию и стучит по ней пальцем.) Я полагаю, вы в курсе, а? НК: О, прошу вас… ГК: Марина Имоджен Фишер, я арестовываю вас по подозрению в сексуальном нападении на Себастьяна Джеймса Янга двадцатого ноября две тысячи шестнадцатого года. Вы не обязаны ничего говорить, но это может навредить вашей защите, если вы не упомянете при допросе нечто, на что позже будете ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве доказательства. * * * – Послушайте, – говорит Морган, – я сожалею, ясно? Нам не надо было этого делать. – Да, – тяжело говорит Сомер. – Вам точно не следовало этого делать. Он откидывается на спинку стула, вскидывает руки. – Я просто не знал, что делать. Она использовала меня… злоупотребляла своим положением… – Дело не в этом. Это препятствование осуществлению правосудия. – А теперь вы заявляете, что она делала это и раньше? Сомер подается вперед: – Вы говорите, что она злоупотребляла своей властью, – почему вы не заявили на нее? Не рассказали руководству колледжа о том, что происходит? На лице Калеба появляется сардоническое выражение. – И что бы я им сказал? Что конкретно? – Для начала – что она шантажом склоняет вас к сексу. Он хмыкает: – Ага, как же… И они тут же поверили бы мне. * * * МФ: Это безумие… я не нападала на Себастьяна, как не нападала и на Калеба. И вы знаете, что я этого не делала… вы сами сказали… ГК (указывает на фотографию): Возможно. Но мы точно знаем, что вы это сделали. МФ (глубоко вздыхает): Послушайте… это было только один раз, и это было огромной ошибкой. Этого вообще не должно было случиться. ГК: Думаю, в этом мы с вами согласны. МФ: Вы не понимаете. В тот период у меня были серьезные трудности. Отношения с одним человеком только-только распались. Мне было одиноко, я чувствовала себя уязвимой. А потом случился развод, мне исполнилось сорок, как-то навалилось… все сразу. Я понимаю, это не оправдание… зря я позволила втянуть себя в это. ВЭ: Вы утверждаете, что это он соблазнил вас? МФ (раздраженно): Да, конечно, это он соблазнил меня. За кого вы меня принимаете? А потом ко мне заявилась его ужасная девица и сделала ту проклятую фотографию, и все превратилось в кошмар. Поэтому-то мне и понадобилось соглашение о неразглашении… девица шантажировала меня… угрожала распространить фотографию на факультете, в университете… ГК: Значит, вы отплатили ей той же монетой? Сказали, что пойдете в полицию и расскажете сказку о том, как Зои якобы занималась грумингом с Тобином? МФ (краснеет): Все было не так. (Переводит взгляд с одного офицера на другого.) Что вы на меня смотрите?.. Я говорю правду! ГК: Но вы вынудили Тобина солгать, не так ли? Та история, что он рассказал Себастьяну Янгу о груминге, – все это было неправдой.