Звонок ничего не дал. Мне следовало предвидеть, что одно сообщение не остановит поиск. – Но следы могли принадлежать кому угодно, – бормочу я. – Что, если тот, кто похитил ее, уехал уже далеко… – Полиция расследует все версии, Наоми. – А как насчет реки? Вы там искали? Вчера утром я видела людей, которые направлялись в ту сторону… Этих людей я прежде не видела, они несли в руках большие сумки, и из окна маленькой комнаты я смогла разглядеть их только у поворота реки, где вода просвечивала серой лентой сквозь снег. – Полицейские обыскали реку в первый день, но вчера команда специалистов осмотрела ее снова. Понимаю, вы хотите услышать, что мы добились успехов. Но вам нужно сохранять веру. Хорошо? Я киваю. Что я делаю? Задействовано целое множество людей. Команды специалистов. Полиция ищет маленькую девочку, которая никогда не будет найдена. Я могла бы признаться. Прямо сию секунду. Поднять руки, сказать Кейт, что мне очень жаль, но я была напугана – в ужасе от того, что они сделали бы, если б узнали правду. А как только я солгала, стало слишком поздно что-то менять. Знакомая бурная волна тошноты накрывает меня. Я не могу рисковать потерей и этого ребенка. Я подводила Фрейю бесчисленное количество раз. Не могу подвести и будущего малыша тоже. Горячие слезы вины и отчаяния текут по моим щекам, и я закрываю лицо ладонями. Кейт гладит меня по руке и пытается утешить, шепчет, что сочувствует мне и что все будет хорошо. Ей наверняка кажется, что я опечалена. Встревожена. Горюю. И все эти эмоции действительно захлестывают меня, пока я пытаюсь прислушаться к утешительным словам Кейт. Но одна из них отодвигает остальные на задний план и заслоняет собой все. Как покров тьмы, поглощающий даже самый слабый луч света. Страх. 26 Четырьмя годами ранее… Август Я опустилась на колени перед могилами. Откинувшись на пятки, я положила Фрейю на свои бедра, лицом к надгробиям, и прикусила нижнюю губу. Нельзя плакать, подумала я. Не сегодня. Если начну, то уже не остановлюсь. – Привет, папа, – прошептала я. – Привет, мама. Пальцы Фрейи, которые были крепко сжаты в кулак, разжались всего на секунду, но это выглядело так, словно она помахала рукой. – Поздоровайся с бабушкой и дедушкой, Фрейя. – Я положила подбородок ей на макушку и посмотрела на могилы, которые казались холодными даже в этот прекрасный день. Я закрыла глаза и вновь оказалась там – в прихожей, содрогаясь в рыданиях на полу. Дом наполняли звуки: бормотание парамедиков, голоса, сообщающие мне, что папа скончался, мои пронзительные крики. Я протянула руку и коснулась папиного надгробия, провела пальцем по надписи на нем. Отрывистый кашель Фрейи прогремел на безмолвном кладбище, и я быстро повернула ее к себе, оценивая каждое ее движение, внимательно прислушиваясь к ее дыханию. Я пыталась понять, что с ней не так, и мои догадки стремительно приближались к самому смертельному диагнозу. Быстро и прерывисто дыша, я прижала дочь к себе и обняла ее дрожащими руками. Я не могу так. За спиной раздался хруст чьих-то шагов по гравию, затем звук стал приглушенным, когда кто-то ступил на траву и остановился позади меня. – Ты прекрасно справляешься, дорогая. Помни, я люблю тебя. Папин голос. Он прозвучал прямо над моей головой. – Я тоже тебя люблю, – прошептала я. – Мне тебя так не хватает. Я бы хотела, чтобы ты не оставлял меня. Я откинула голову, чтобы посмотреть на папу, но увидела не его седеющую бороду, волосы цвета соли с перцем и карие глаза. Там стоял Эйден. – Ты слышала, что я сказал, дорогая? – Он опустился на колени рядом со мной. – Хочешь побыть немного в одиночестве? Я нахмурилась, ощущая, как горе стиснуло сердце. Только что он был здесь – мой папа – и вдруг исчез. – Где?.. Э-э… Если не возражаешь, – ответила я, когда колющая боль пронзила мой лоб. – Конечно, нет. Я отнесу Фрейю обратно к машине. – Спасибо. Мой взгляд метался по огромному кладбищу, где многие люди нашли свое последнее пристанище. Я знала, что это не имеет смысла, но искала папу. Мне не хватало его сияющей улыбки и утешительных слов. Но поблизости никого не было. Ни души. Это всего лишь фантазия. – Я очень хотела бы поговорить с вами обоими. – Губы затряслись, поэтому я прижала к ним костяшки пальцев и крепко зажмурилась. – Мне нужна ваша помощь. – Мой голос едва заметно дрожал. – Я хочу быть самой лучшей матерью. Хочу быть такой, как вы, но чувствую, что… Я чувствую, что у меня ничего не получается. Мне не с кем поговорить. Я знаю, что у меня есть подруги и Эйден, и он так поддерживает, так сильно любит меня… Но я боюсь, что они осудят меня. Как мать… Как человека. Я просто чувствую себя не в своей тарелке. Даже не помню, кто я такая. Если б вы были рядом, все было бы хорошо. Вы бы подсказали мне, что делать. Я боюсь, что никогда не стану отличной матерью. Я просто недостаточно хороша. Я совсем не такая, как вы… – Я шмыгнула носом и вытерла слезы костяшками пальцев. – И я так устала. Так устала. Я не могу уснуть. Я так боюсь, что что-то случится, и меня не будет рядом, чтобы помочь ей. Пожалуйста, помогите мне… Я наклонилась вперед и положила голову на траву. И заплакала. Я оплакивала себя. Оплакивала родителей. Но в основном я плакала из-за Фрейи. Услышав треск веток за спиной, я быстро села. На кладбище никого не было, но я вгляделась в лес, который тянулся вдоль восточной стены церкви. Кто-то стоял там, прячась за деревьями. Женщина. Она двинулась ко мне, держа в руках большой букет цветов. Когда она подошла ближе, я смогла разглядеть их цвет, форму бутонов… даже представила запах. Сирень. Мама ее обожала. Я подняла глаза на женщину. Это была она. Мама. Ее каштановые волосы отросли и ниспадали на плечи – а ведь перед смертью у нее их почти не осталось. Я посмотрела в ее голубые глаза. – Наоми, милая! – Она опустилась на колени и обняла меня, крепко прижав к себе. – Мама, я скучаю по тебе… – О, Наоми, я знаю, ты скучаешь по ней. Тебе, наверное, так тяжело справляться с Фрейей без нее. Я медленно высвободилась из объятий этой женщины – женщины, которая не была моей мамой. И когда она посмотрела мне в глаза, теплый глубокий синий взгляд моей мамы превратился в холодный бледно-голубой взгляд Хелен. – Хелен?! Ну, конечно. Она каждый год приносила цветы на мамин день рождения. – Наоми, что случилось? – Хелен держала меня за плечи, рассматривая мое измученное лицо, затем огляделась в поисках Эйдена. – Малышка у Эйдена? – Да. Он ждет в машине. Я… – Слова застряли в горле. Я бросилась в объятия Хелен и зарыдала, а она крепко прижала меня к себе и долго шептала что-то утешительное. Я видела родителей как наяву. Казалось, можно протянуть руку и дотронуться до них. Но их больше нет, подумала я. Ты просто измотана. – Вот. – Хелен вручила мне цветы, которые лежали у нее на коленях. – Возложи их. Твоей маме бы это понравилось. – Спасибо, Хелли. Я прислонила букет к маминому надгробию, цветы задели надпись, и мои глаза наполнились слезами, когда лепестки пробежались по словам. – Наоми? Ты в порядке? Нельзя, чтобы она узнала, подумала я. Нельзя, чтобы она узнала, что со мной что-то не так. Она не должна знать, что мне трудно, что я не сплю и усталость постоянно нависает надо мной, как стервятник, готовый разорвать на куски. – Я в порядке, – прошептала я и выдавила улыбку, все еще представляя перед собой лица родителей. 27 – Извините, мисс Уильямс, но мне приказано никого не впускать на территорию. Я ошеломленно смотрю на констебля, преградившего мне путь к выходу через заднюю дверь. Перевожу взгляд поверх его плеча, пытаясь понять смысл этого заявления, но снаружи все выглядит так же, как всегда. Двое полицейских стоят у ограды сада, и я вижу группу волонтеров в поле на другой стороне реки. Что-то случилось? – Как вас зовут? – спрашиваю я. Он молод, его светлые волосы клоками торчат вокруг раскрасневшегося лица.