– Мы уже виделись раньше, ты помнишь? Я начала кивать, но остановилась – я не могла точно вспомнить ее. В голове стоял туман. – Простите, – проговорила я. – Я не помню вашего имени. – Меня зовут Антония Росс. Я – психиатр, а тебя направила ко мне бригада психиатрической помощи. Можешь называть меня Тони. – Тони, – прошептала я. – Да, помню. Она что-то добавила, но я ее не расслышала. Я медленно моргнула, наблюдая за движением ее губ и ожидая, когда ее слова дойдут до меня. – Как ты себя чувствуешь на лекарствах? – Нормально… немного все плывет. Такое ощущение, будто я не могу разобраться в том, что происходит. – Это вполне нормально. – Она сделала пометки в блокноте и поправила на носу очки в толстой оправе. – Организму потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к дозе, и тогда ты почувствуешь себя лучше. Больше похожей на себя. Больше похожей на себя? Но если сейчас я не похожа на себя, тогда кто я? На кого сейчас похожа? – Итак, в нашу прошлую встречу я объяснила тебе диагноз. Ты все еще его понимаешь? – Да. – Можешь мне его объяснить? Я вздохнула и почесала кожу на внутренней стороне локтя, чтобы потянуть время. – Наоми, мне нужно, чтобы ты понимала, зачем тебе прописали лекарство. Я не хочу, чтобы ты что-то принимала вслепую. Я продолжала чесать руку и избегала ее взгляда. – У тебя тяжелое тревожное расстройство, которое проявляется в навязчивых мыслях и заставляет тебя отказываться от сна. Но тебе нужно спать, чтобы иметь возможность присматривать за своей дочерью. Принимать успокоительные препараты недостаточно – тебе нужно также принимать снотворное, которое я прописала. Моя рука замерла. – Я… – Эйден сказал мне, что ты его не принимаешь. Я встретилась с ней взглядом, но промолчала, и Тони откинулась на спинку стула, сцепив ладони вокруг колена. – Почему ты не хочешь их пить? Ты ведь принимаешь другое лекарство. – Мне нельзя спать. – Ты заставляешь себя бодрствовать, чтобы с дочерью не случилось ничего плохого. – Да. Я должна присматривать за ней. Должна обеспечить ее безопасность. Если я засну, может случиться все, что угодно… – Вспомни, с чего все началось. С твоего беспокойства, страха, что что-то может случиться с Фрейей, пока ты спишь. Но все это часть твоего состояния. Это замкнутый круг. И мы должны взять под контроль их оба: тревогу и недосыпание. Тони умолкла в ожидании положительного ответа. Я покачала головой. – Снотворные таблетки ничем не отличаются от успокоительного лекарства. Они помогут тебе. Ты не поправишься, если не будешь спать всю ночь, и ваша семья не сможет вернуться к нормальной жизни. Эйден не сможет вернуться к работе. Ты не сможешь быть уверенной, что ты – хорошая мать. А ведь ты именно этого хочешь, не так ли? Я кивнула и прижалась щекой к макушке Фрейи. – Значит, ты примешь это лекарство сегодня вечером? Бездыханная Фрейя, лежащая совершенно неподвижно, с посиневшими губами и бледной кожей, промелькнула у меня перед глазами. Всхлип сорвался с моих губ, и я моргнула, прогоняя видение. – Но с ней может что-то случиться. – С ней ничего не случится. Если она заплачет, ты проснешься. Ты ведь примешь только одну таблетку. И Эйден все время будет рядом. Ясно? – Да. – Так ты примешь лекарство? Или нам стоит обсудить это с Эйденом? – Нет, я приму таблетку. – И не забудь: только одну. Я кивнула. – Только одну. Той ночью мы с Эйденом сели бок о бок на нашей кровати, и он положил бирюзовую таблетку в мою раскрытую ладонь. – Я не знаю, а вдруг… – Ты обещала. – Он передал мне стакан воды. – Пожалуйста, сделай это ради нас. – Эйден взглянул туда, где Фрейя спала в своей кроватке. – Ты нужна ей… Ты нужна мне. Я хочу вернуть мою Наоми. Тяжесть его слов легла на мои плечи. Не позволяя себе передумать, я положила таблетку на язык, запила водой и заставила себя проглотить ее. – А теперь спи, любимая, – сказал Эйден. – Когда она проснется, я ее покормлю. Даже одна полноценная ночь сна очень тебе поможет. Скоро ты почувствуешь себя лучше. Я легла и повернулась на бок, не сводя глаз с кроватки Фрейи. Эйден придвинулся ближе, обвил рукой мою талию и поцеловал меня в затылок. – Я люблю тебя, – прошептал он мне в волосы. – Очень сильно. Я кивнула, но ничего не ответила. Вместо этого продолжала наблюдать за Фрейей, даже когда веки отяжелели, дыхание начало замедляться, и, наконец, я больше не могла сопротивляться сну. Мои веки затрепетали, закрываясь, и Фрейя исчезла из виду. 33 Окошко в двери моей камеры открывается, и в него кто-то просовывает пенопластовый стаканчик, из которого идет пар. – Ваш чай, Наоми, – говорит полицейский. – Спасибо. – Я встаю с кровати и беру стаканчик, скрипнув пальцами по его поверхности. Окошко закрывается. – Эй, подождите! – Я встаю перед щелью, чтобы полицейский мог меня видеть. Он выжидающе смотрит на меня. – Э-э… Мне нужно знать. Моему парню уже сообщили, что я нахожусь под стражей? – Как его зовут? – Руперт Бертон-Уэллс. – Нет, не думаю. Я киваю и опускаю взгляд на стаканчик в своих руках. Мне нужно поговорить с ним. Мне нужно сказать Руперту правду. Всю до конца. – А я могу позвонить ему? Он разглядывает меня. – Я спрошу сержанта охраны. Кто-нибудь придет и даст вам знать. – Спасибо. Я очень вам благодарна. Полицейский кивает и закрывает окошко, и внутри меня все переворачивается от металлического скрежета запоров.