Я дышу неглубоко и медленно, комната качается перед глазами. Не с подозреваемой? Сосредотачиваюсь на Кейт, на ее добрых, грустных глазах. Она тянется через стол и накрывает ладонью мою руку. – Сержант Дженнинг сообщил вам, что Хелен сказала, что у Эйдена есть запасной ключ от вашего дома? – Да. – Полиция обыскала его дом в Лондоне, а также комнату в «Гербе королевы». Задерживаю дыхание. Мне хочется быстро выдавить из нее слова – поскорее услышать, что она скажет, – но в то же время закрыть уши или зажать ей рот рукой. Продлить тот миг, когда я могу притворяться, что произошла какая-то ошибка. – При обыске был найден ключ в бардачке машины Эйдена. Мы спросили Эйдена об этом на допросе и… – Что он ответил? – Гнев скручивается у меня в животе, когда я представляю многочисленные оправдания Эйдена. Его бесконечные попытки переложить вину на меня. – Он признался, Наоми. – Признался?! – Эйдену предъявлено обвинение. – В чем? – Я говорю громко, почти кричу. – В непредумышленном убийстве. В непредумышленном убийстве?! Но Фрейя была маленькой девочкой. Просто маленькой девочкой. – Пожалуйста, нет, – плачу я. – Мне жаль, Наоми. – Я думала, это какая-то ошибка, что найдется какое-то объяснение… – Понимаю вас. – Мне плохо… Вскакиваю на ноги, и стул падает позади меня, ударяясь об пол с металлическим лязгом. Хватаюсь руками за горло… Я не могу дышать, меня тошнит, мне нужен воздух. Дыхание застряло в груди, словно бабочка в стеклянной банке, бьющая тонкими крылышками в отчаянной попытке вырваться на свободу. Мои судорожные вздохи приглушаются, когда я сгибаюсь пополам и опускаюсь на пол. Кейт встает передо мной на колени, приблизив лицо к моему. – Дышите, Наоми. – Она берет меня за руку. – Мне так жаль, но вам нужно узнать, что произошло той ночью. Кейт превратилась в размытое пятно, яркие белые огни освещают ее сзади, но я фиксирую взгляд на ее лице. Дыши, Наоми. Сосредоточься на том, что она говорит. Дыши. – Наоми, вы в порядке? – спрашивает Оливия, положив руку мне на плечо. – Позвать врача? – Нет! Мне нужно узнать, что произошло. – Я вглядываюсь в лицо Кейт в поисках ответов. Мне нужны ответы. – Что произошло? – Наоми, послушайте, – говорит Кейт. – Есть кое-что, что мы хотим вам показать. Это довольно необычное решение и оно может быть подвергнуто критике, но я, по крайней мере, думаю, что вы заслуживаете того, чтобы это увидеть. – Что вы собираетесь ей показать? – спрашивает Оливия, и в ее голосе слышится беспокойство. – Видеозапись допроса Эйдена, – отвечает Кейт, не отрывая взгляда от моего лица. – Ей не следует это смотреть. – Оливия качает головой, приоткрыв рот так, что виднеются верхние зубы. Кейт отпускает мои руки, берет со стоящего позади нее стула бумаги и кладет их перед Оливией, указывая на подписи на странице. Ее указательный палец нажимает на лист с такой силой, что почти побелел от напряжения. – Эйден и его адвокат оба подписали согласие на то, чтобы Наоми увидела видеозапись. И во время просмотра его адвокат будет присутствовать с нами. – Кейт отворачивается от Оливии, и суровый блеск в ее глазах исчезает, сменяясь привычным светом заботы. – Эйден хотел поговорить с вами сам, он умолял нас позволить ему объяснить вам все с глазу на глаз… но, конечно, это запрещено. – Почему? Почему он это сделал? – Пройдемте со мной. Так вы быстрее всего поймете, что произошло на самом деле. И почему. Мне очень жаль, Наоми. Жалость изливается из нее потоком. Но я недостойна жалости. Недостойна сочувствия. Нельзя испытывать жалость к женщине, которая была так влюблена, что ничего вокруг себя не видела, не слышала и даже не ощущала. Нельзя сочувствовать матери, которая потеряла больше, чем сама может осознать. Мне хочется встать, пойти с Кейт, но ноги не выдерживают вес тела. Пытаюсь пошевелиться, но мышцы не слушаются. Непредумышленное убийство, непредумышленное убийство, непредумышленное убийство. – Дайте мне минуту, – прошу я. – Вы хотите, чтобы я осталась с вами, или предпочитаете побыть одной? – Одной, пожалуйста. Извините. – Не извиняйтесь, – отвечает Кейт, затем встает и уходит. Я пытаюсь прочитать текст, но листы лежат в центре стола, а слова, написанные слишком мелко, чтобы их можно было разобрать с моего места, расплываются по странице. Удается разглядеть лишь подпись Эйдена: большая закрученная буква «Э», за которой следует неразборчивое «Уильямс». Оливия кладет руку мне на колено. – С вами все в порядке? – Можно мне воды? У меня немного кружится голова. Она бросается в угол комнаты к своей сумке, затем сует бутылку мне в руки. Пытаюсь справиться с крышкой, но пальцы словно разучились что-то делать. Я даже не могу открыть гребаную бутылку. – Позвольте мне. – Оливия открывает бутылку и возвращает ее мне. Я делаю большой глоток, хотя вода тепловатая и несвежая. Бутылка потрескивает, когда я высасываю из нее весь воздух, и пластик мнется в моих руках. Я отстраняюсь от горлышка и пытаюсь отдышаться. – Лучше? – Да. Спасибо. – Не за что. Вы готовы? – Еще одну минуту. Мне хочется подождать. Побыть еще несколько минут в этом пространстве и времени, где мне не сказали всей правды. Где слова, которые Эйден произнес на допросе, не имеют надо мной никакой власти. Ведь затем моя жизнь – в очередной раз – изменится бесповоротно. Закрываю глаза и вижу лицо Эйдена. Его зеленые глаза. Знакомую улыбку. Меня переполняют чувства, но вместо запутанной паутины различных эмоций главенствует лишь одна. Чистейшая. Это не печаль. Не нежность. Даже не любовь. Внутри меня все кипит от гнева. Ревет от ярости. Мне хочется кричать. Хочется пробить дыры в стенах этой комнаты, опрокинуть стол и разбросать стулья. Если Эйден все еще здесь, заперт в камере в этом здании, я хочу, чтобы он знал. Я хочу, чтобы он услышал, что он сделал. Но гнев затухает при одной мысли. Фрейя. Мне нужно знать. Мне нужно знать, что он сделал с тобой. – Вы можете пойти со мной? – спрашиваю я. – Конечно, – соглашается Оливия, как будто это ее личное желание, а не работа. Всего несколько часов назад я терпеть не могла эту женщину и ее неторопливую, снисходительную манеру говорить. Но теперь она – все, что у меня есть. Только она. И на этот раз мне нужно, чтобы она относилась ко мне как к ребенку. Мне нужно, чтобы она завернула меня в ватный кокон и была рядом, когда я услышу правду. Потому что, как бы больно это ни было, мне нужно все узнать. Видеозапись стоит на паузе, и я вижу на экране лицо Эйдена. – Вы готовы? – спрашивает Кейт. Я киваю, не отрывая взгляда от его лица. Глаза щиплет, они слезятся от отчаянного желания моргнуть, но тут изображение на экране оживает. Эйден ерзает на стуле и крутит головой, разминая шею. Если б звук был более четким, я бы смогла услышать, как хрустят позвонки. Это мой Эйден. Эйден, которого я знала так долго. И так хорошо. Но… я его совсем не знаю. – Боюсь, я не смогу на это смотреть.