— Порыв сердца! — вставил Костя. — Именно! — Лиза торжествующе улыбнулась. — Надо будет его обаять, — сказал Костя. Одна мысль у Кости набегала на другую. Прошедшие зимние и весенние месяцы он жил спокойно. По неделям не вспоминал об этой чертовой аварии, так, иногда мелькало в нем это ненароком и исчезало. Но в тот день, когда Костя получил повестку, страх вновь вернулся к нему, как в первые дни после аварии. Зачем-то, не отдавая себе отчета, он однажды пришел к дому старика — и увидел, как тот, опираясь на палку, медленно преодолевал пространство до булочной. Ему неприятно было смотреть на хромающего человека. Решил — вот еще, будет он об этом думать! Наплевать и забыть!.. Не вышло почему-то. Хромоногий старик преследовал его, как наваждение! Он сбегал еще раз к его дому, чтобы убедиться, что сильно все преувеличил и не такой уж этот старик несчастный. Прождал час, не дождался. Через день снова завернул, поймал какую-то девчонку из подъезда и узнал, что старика увезли на «скорой помощи». Инфаркт. Вот с этого момента он и потерял сон. Днем уговаривал себя, что никто не докопается, что он угнал машину, и нечего ему дрожать, не могут же девчонки его заложить, а инфаркт старика не имеет никакого отношения к аварии. Ночью он засыпал как убитый, намотавшись за день, но скоро просыпался, и тогда начиналось. На него нападало такое отчаяние, что хотелось выть, он впихивал в рот одеяло, сотрясаясь от страха и тоски. Он понимал, что день суда неотвратимо приближался, что его туда поволокут и ему придется там помучиться. Но теперь, когда перед ним возник Глебов, у него появился реальный шанс выскочить из дела еще до суда. Его лихорадило от возбуждения и надежды. Он всегда верил в свою звезду. Захохотал, подскочил к матери, обнял ее за плечи, горячо зашептал: — Мать, понимаешь, мать!.. Я должен его завоевать. Это очень важно. — Ну уж так и важно? — переспросила Лиза, любуясь сыном. — Костик, ты у меня прелесть. У тебя растет темперамент — для артиста это очень важно. — Ты смеешься, а я серьезно. Случай уникальный, грех им не воспользоваться. Мы сделаем вот что: ты ему не говори, что я про него знаю. Ну, я в полном неведении. Пришел, застукал мать с хахалем, и все. Так он будет думать. А я устрою подкат, притворюсь ясновидящим и открою тайну его личности! — Он захохотал, в восторге от собственной затеи и от своего освобождения. В изнеможении опустился на стул. — Ух, законно! Сколько я с этим пережил, ты не представляешь. Ночи не спал. Черт меня попутал с этой машиной. — С какой машиной? — переспросила Лиза. — Ты ничего не поняла? — виновато хихикнул Костя, захлебываясь, торопясь, чтобы быстрее отделаться, проговорил всю правду: — Не гневайся, я бы тебе не сказал, но без твоей помощи, извини, мне не вытянуть… Это ведь я угнал машину. Не хотелось пасовать перед девчонками. Глазастая засекла машину с ключом… Ну и… Понимаю, глупо. — Костя вновь пригнулся к ее уху и зашептал: — Ты мне должна помочь. Не садиться же мне в тюрягу, — припугнул он ее на всякий случай. — Судья у нас в гостях, ты ему нравишься — это же видно невооруженным глазом. — Ты?! — Что-то ужасное сразу обрушилось на Лизу. А Костя продолжал кривляться: — Мать, больше не буду, честное пионерское под салютом. — Он поднял вверх руку, улыбаясь Лизе. Та не успела еще прийти в себя, не успела ничего ответить сыну, потому что в дверях кухни появился Глебов. Он понял, что пришел не вовремя, увидев Лизино лицо. — Я, кажется, помешал, — смутился Глебов. — Нет, что ты… — Лиза попробовала улыбнуться. Находясь в крайнем смятении, она все же поняла, что сейчас отпускать Глебова никак нельзя, что судьба Костика в опасности и его действительно надо спасать. Стараясь быть веселой, она предложила распить шампанское в «гостиной», и они все трое, под ее руководством, стали дружно накрывать стол в комнате. Когда все было готово, Лиза ушла заваривать чай, Костя охотно сыграл для Глебова небольшую пьесу для саксофона, а потом, играя на гитаре, спел на английском знаменитую песню Битлов про буйвола, который не может привыкнуть к клетке в зоопарке. — Молодец, — похвалил его Глебов. — Хорошо, что ты учишь английский. — Английский — сила, — расхвастался Костя. — У меня с ним все о’кей! Они сели за стол, Глебов открыл шампанское и разлил по бокалам. Делал все неловко, шампанское у него пролилось, но он чувствовал себя прекрасно, не замечая хода времени. — Мать, ты действуешь правильно, — успел шепнуть Костя на ходу Лизе. Та чувствовала себя подавленной, ей трудно было говорить, она плохо понимала, что надо делать. — Я устала, — призналась Лиза. — Мне надо разрядиться… — И выпила шампанское. — Жаль, что ты выпила, — огорчился Глебов. — Я приготовил длинный тост. — А вы произнесите его про себя, — предложил Костя. Он начал свою игру, к нему пришло вдохновение. — А я отгадаю. — Пристально посмотрел на Глебова, прищурил глаза, словно изучал его. — Я же телепат… Да-да, у меня телепатические способности: читаю мысли на расстоянии, нахожу спрятанные предметы, внушаю другим собственные желания. — Вот как? — Глебов влюбленно посмотрел на Костю. — Что ж, давайте, это интересно. — Помолчал бы лучше, жеребенок, — вдруг грубо заметила Лиза. — Ну, мать, я тебя не узнаю, — веселился Костя. — Где твоя легкость?.. Что с тобой, Лизок? — Повернулся к Глебову. — Вы уже произнесли свой тост… Я чувствую вокруг головы какое-то движение, ее окутывает теплом… Горячо, горячо… Обжигает лоб… — Костя откинулся на спинку стула, закрыв глаза. — Верно, — улыбнулся Глебов. — Я закончил тост. — Читаю ваши мысли… Думайте, думайте. Чи-та-ю ва-ши мыс-ли… Пожалуйста, Борис Михайлович, помогите мне… Подумайте о вашей работе, о том, как вы попали к нам, и снова произнесите ваш тост… Так, так… Вы подняли тост за неожиданное знакомство? — Холодно, — ответил Глебов. Ему нестерпимо хотелось дотронуться до длинных нервных пальцев Кости. Он положил руку на стол и незаметно приблизил ее к Костиной ладони. — …За встречу старых друзей? — продолжал Костя. — Тепло. Хотя я бы назвал это совсем иначе. — Глебов по-прежнему пристально смотрел на Костю. Он забыл про все на свете — видел перед собой только своего сына! — Костя, вы верите в чудеса? — Значит, случай уникальный? — Костя зашелся от удовольствия. — Наведите на след. — Дело в том, — не выдержал напряжения Глебов, — что я… — Нет, нет, нет! — заорал Костя, вскакивая. — Мы же договорились… Я сам догадаюсь… «Ну, догадайся, догадайся, что я твой отец! — думал Глебов. — Посмотри на меня, возьми мою руку. Ну же!» — Ладно вам, — испуганно вмешалась Лиза. — Лучше выпьем шампанского. — Налила себе. — Мать, ты все портишь, — возмутился Костя. — Не пей! — Он выхватил у нее бокал с шампанским, расплескивая его. — Мы доиграем! Борис Михайлович, думайте… думайте… — Я думаю, думаю! — сдерживаясь, тихо ответил Глебов. В голове у него яростно стучало. — Кажется, я уже читаю ваши мысли! — торжественно произнес Костя. — Да, да! Чи-та-ю!.. Вокруг стало светло! Передо мной выстраивается череда букв… Я читаю… их… Вы!.. — Горячо! — возбужденно воскликнул Глебов и сжал своей ладонью пальцы Кости. «Какие они у него холодные, — подумал он. — Их надо согреть». Лиза увидела, как Глебов схватил Костю за руку, и поняла, что он сейчас все откроет; она предупреждающе вскрикнула: «Боря!» — пытаясь его остановить, но ее никто не слышал. — Вы! — Костя вскочил. Ему нравилось играть без проигрыша. — Мой!.. — Отец! — не выдержал Глебов. Наступила длинная тишина. Было слышно, как по улице, позванивая, прошел трамвай, потом во дворе раздались детские крики, залаяла собака, жалобно всхлипнул и заработал холодильник. Лиза в ужасе закрыла лицо руками, стараясь спрятаться от всего белого света. Костя разозлился: из него сделали дурачка. Посмеялись над ним. Он хотел разыграть судью, не думая его обижать, а тот разыграл его, и довольно грубо. Слово «отец» никак не поразило его сознания, он только понял одно — игра не удалась. А отсюда всевозможные неприятные последствия. — Ну вы шутник, Борис Михайлович, испугали до смерти Лизавету Федоровну. — Костя притворно рассмеялся. — Смотрите, смотрите, она личико руками закрыла, онемела от страха. Он склонился к матери, покровительственно обнял и почувствовал, как вздрагивало ее плечо, ударяя острой костью ему в ладонь. Его это насторожило. Он посмотрел на Глебова; тот странно и резко изменился, почти до неузнаваемости: из доброго, милого, неуверенного человека превратился в страшно серьезного, черты его лица приобрели жесткость и решительность. — Я не шучу, Костя, — строго заметил Глебов. — Это правда, я твой отец. Мне призналась сегодня в этом Лиза. Костя не знал, что ему делать; он встал, прошелся по комнате, зачем-то бухнулся на тахту и развалился. Хорошо бы врезать маг на полную катушку, чтобы отключиться, подумал он, или рвануть к двери — только они меня и видели. Но он знал, что у него на это нет никаких сил, он был как связанный тугой веревкой по рукам и ногам, хотя ему казалось, что новость его не потрясла и стала чередой обыкновенных дел. Только что Костя был без отца, а теперь у него он есть. Нормально. Не надо зря всхлипывать и причитать: ах, папочка, папочка, какая радость. Все нормально. Нор-ма-льно-но! Хотя непривычное слово «папочка» почему-то ворковало у него в горле. Фанатки закачаются. И ребята из группы. Что-то пропел у него в голове несколько раз тяжело, на низких басах саксофон. Костя следил за Глебовым, прикрыв веки, в едва заметные щелочки из-под ресниц. Вдруг ему показалось, что Глебов вырос у него на глазах, а сам он — маленький и беспомощный. Тогда-то он и понял, что перед ним действительно стоял его отец! Настоящий, невыдуманный. Это его ослепило, лишило дара речи. Сколько раз в жизни он мечтал об отце, сколько раз плакал втихомолку, завидуя другим детям. Он всегда чувствовал себя обойденным, ущербным, неуверенным. Когда другие мальчишки, еще в детском саду, спрашивали ехидными голосами: «А кто твой папа?» — он, уже заранее готовый к этому коварному вопросу, как бешеный бросался на обидчика. А когда Лиза по вечерам укладывала его спать, а потом, думая, что он уснул, прихорашиваясь, исчезала, до него долетал запах ее духов, и он подолгу не спал, разговаривая с несуществующим отцом. О чем они только не говорили, куда только не ходили. И по реке плавали на быстроходном катере, летящем над водой, и по деревьям лазали, и в зоопарке были, и в цирке, и на мотоцикле гоняли, и почему-то чинили крышу бабушкиного дома. Потом отец ему подарил настоящего, живого тигренка, и он каждый вечер, когда Лиза убегала, вставал, шел к холодильнику, доставал оттуда молоко, наливал в блюдце и подсовывал под кровать, приговаривая: «Ну попей, полосатенький». Лиза, вернувшись, убирала блюдце с молоком, а он упрямо опять ставил и еще плакал, что она хочет, чтобы его тигр умер от голода. Костя помнил до сих пор, как Лиза повела его к врачу, а тот спросил: «А ты не боишься тигра?» А он ему ответил, что не боится, потому что тигр добрый, сильный и очень его любит. «А откуда ты знаешь, что он полосатенький и любит тебя?» — спросил доктор. «Как откуда? — удивился Костя. — Тигр же, когда меня видит, улыбается». Когда Костя стал старше, отец стал ему сниться. Они были где-то на войне, и он вытаскивал отца, тяжело раненного. Даже сейчас, совсем недавно, во время концерта, он почувствовал, что отец сидит в зрительном зале. Откуда это возникло, он не знал. Вспыхнуло в голове и исчезло. Костя увидел, как Глебов подошел к Лизе, протянул руку, чтобы дотронуться до ее плеча, но замер в нерешительности. — Лиза, я не хотел, — услышал он глухой голос Глебова. — Сорвалось. Забыл про свое обещание. — Уйди, Борис, — попросила Лиза, не открывая лица. — Пойми, ничего страшного не произошло. Все живы-здоровы… и я, например, очень счастлив. — Глебов оглянулся на Костю, ища поддержки, но тот быстро отвел глаза. — Уйди, — устало повторила Лиза, не глядя на Глебова. — Хорошо, я уйду. — Он снова посмотрел в сторону застывшего на тахте Кости. — До завтра?.. — Глебов ждал Лизиного ответа, но так и не дождался. Костя слышал его шаги, медленные, с остановками; наконец щелкнул замок, дверь скрипнула, захлопнулась. Тишина обволакивала Костю — убаюкивала его, он растворялся в ней. Перед ним неотступно стоял молчаливый Глебов. Вдруг Костя почувствовал странное: губы у него сами собой растянулись в улыбку. Он рывком встал, посмотрел на Лизу, которая все еще сидела согнувшись и уронив голову на руки. — Мать, а мать, ну что случилось? — Костя обнял Лизу, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Не узнаю коней ретивых. — Да замолчи ты, дай подумать. Голова раскалывается. — Не понимаю… Нам подвалила удача. В такой подходящий момент. Кстати, можно узнать: почему надо было молчать об этом? — Это ты! — закричала Лиза, не отвечая на вопрос. — Ты во всем виноват! — Я? — удивился Костя. — А кто же? Если бы не эта твоя дурацкая выходка с машиной, все бы обошлось. — Подумаешь, прокатился на машине, — дерзко заметил Костя. — Подумаешь? Несчастный балбес!.. Ты меня и себя загнал в капкан! Все дети как дети!.. — Хватит! Все равно я не буду жить по правилам. Ясно?