1 Темное небо затянула пелена морского тумана, весьма характерного для северной части Тихого океана в ту роковую ночь, когда без всякого предупреждения внезапно исчез свет маяка Сиомаки. Мы работали в морской лаборатории на другой стороне залива. Лаборатории рыболовства и маяков не подпадают под одну юрисдикцию, но нас и наших соседей с маяка связывало не просто общее дело – море; мы были добрыми друзьями в этом отдаленном от человеческой цивилизации уголке. Действительно, когда мы глядели в наши микроскопы, чтобы рассмотреть рыбьи икринки или оценить качество водоросли комбу, успокаивающий вид маяка Сиомаки, простирающего ночью мягкий сияющий луч света над дикими морями, всегда утешительно воздействовал на нас. Внутри себя мы преклонялись перед нашими береговыми братьями. Поэтому, когда ночной сторож вытащил меня и директора лаборатории Адзумая из постелей, чтобы рассказать о странном исчезновении света, мы отправились темной пляжной тропой в сторону мыса Сиомаки с замиранием сердца. Мыс Сиомаки выступал в море примерно на половину навигационной мили, окруженный множеством рифов. В точке, расположенной в нескольких милях к северу от мыса, холодные воды, движущиеся на юг от Курильских островов вдоль побережья Санрику, вступают в контакт с теплыми, движущимся в северном направлении. Встретившись, они образуют свирепое подводное течение, устремляющееся в район рифов мыса Сиомаки. Бесчисленные выступы на морском дне разрезают это течение, которое распадается и внезапно поднимается на поверхность. Если бы вы взглянули на морскую гладь, то увидели бы множество потоков, бесшумно противостоящих друг другу. Вот почему в нóчи густых туманов здесь происходило непропорционально огромное количество кораблекрушений, и моряки боялись этого места, называя его Мысом Демона. Несколькими месяцами ранее начали распространяться сообщения, исходящие от экипажа грузового судна, которое едва избежало столкновения с рифами. В сообщениях утверждалось, что свет маяка Сиомаки иногда действовал беспорядочно, особенно в ночи с густым туманом. В нормальных условиях маяк посылал луч яркого света каждые пятнадцать секунд, но тут начал светить каждые тридцать. Кроме того, там есть маяк Инубо, в нескольких сотнях миль южнее, работающий в режиме тридцати секунд, поэтому пароходы, совершающие свой трудный переход назад из северных морей сквозь плотный туман, могли быть дезориентированы этим жутковато неустойчивым светом. Если бы они взяли право руля на радостях оттого, что достигли мыса Инубо, их немедленно бы отнесло на скалы с рифами и затянуло в водоворот. Моряки – народ суеверный. Ужасный слух, ложный он был или правдивый, начал овладевать умами, и вскоре после этого – около месяца назад – то грузовое судно в особенно туманную ночь все-таки налетело на подводные скалы. Оно разослало десятки сигналов бедствия, повторяя свои сообщения об аномалии с маяком Сиомаки, но корабль в конце концов исчез бесследно. Этот инцидент стал достоянием общественности, и маяк Сиомаки получил серьезное предупреждение от властей. Маяк Сиомаки был маяком третьего класса и контролировался непосредственно Министерством связи. Обслуживали его два смотрителя, а всего, включая их семьи и другой персонал, там проживало шесть человек. Одному из смотрителей, в частности Дзороку Кадзаме, чрезвычайно ответственному сотруднику, олицетворению надежности, было почти шестьдесят лет, и он жил там со своей дочерью Мидори. Его суровый характер, напоминавший людям старого воина, пользовался немалым уважением. Надежность старого смотрителя еще больше укрепляла страстная вера в науку – он верил в нее и не верил в сверхъестественное, как многие из его ровесников. Даже когда пришло предупреждение от властей, он лишь резко заметил: – Каждую ночь на маяк заступает новая вахта, так что здесь не могло произойти ничего подобного. Вероятно, роковую роль сыграла оптическая иллюзия, вызванная потоком густого мор­ского тумана или большой стаей перелетных птиц внутри него, которая отражала свет. Но теперь из этого раздули целую историю, сделав нас главными виновниками. И все же, несмотря на жесткое заявление старого смотрителя, с маяком Сиомаки случился новый странный инцидент. Сначала излучатель бил далеко в серый туман, пульсируя, как обычно, каждые пятнадцать секунд, но затем луч, неожиданно превратившись в жуткий непрерывный свет почти на две секунды, исчез в зловещей тьме. Изредка до нас доносились низкие, тяжелые гудки туманного горна сквозь безжалостный рев моря – это все, что мы могли разобрать. Как можно быстрее мы достигли оконечности мыса Сиомаки, и так же внезапно, как проступившие из тумана очертания гигантской тридцатиметровой белой башни, перед нами из темноты молча выросли фигуры двух мужчин. Это были Митамура, радиотелеграфист, и Сано, служитель. – Ох, это вы... – крикнул маленький служитель и сразу же побежал нам навстречу, как только узнал нас. – Я очень рад, что вы пришли, – сходу вступил в разговор Митамура. – Наш радиотелеграф вышел из строя, поэтому я ни с кем не смог связаться. Мы решили дойти до лаборатории. По их необычайно нервному поведению я понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. По дороге к маяку Митамура пустился в объяснения. – Сегодня ночью вахту нес мистер Томида, смотритель маяка... с ним случилось что-то ужасное. Это действительно невероятно. Мистер Кадзама вам все подробно изложит. Служитель, шедший следом за нами не отставая, неожиданно пробормотал: – Он, наконец, появился. – Кто появился? – спросил начальник Адзумая. Служитель несколько раз покачал головой как бы в опровержение собственных слов. – Э-э... призрак появился... 2 Мы вошли через бетонные ворота и оказались на залитой светом территории маяка. Три небольших жилых помещения справа и радиорубка слева были ярко освещены, но темнота уже окутала верхушку маяка, стоявшего в центре площадки, обращенной к морю. Отражая свет своих окрестностей, белая глыба маяка, казалось, медленно плыла в темноте, напоминая очертаниями женщину-сумоистку. У подножия маяка стоял старый смотритель Кадзама, похожий своей седеющей бородкой на генерала Ноги,[14] и пытался успокоить бледную женщину средних лет. Заметив нас, он велел служителю Сано отвести женщину в жилую часть и повернулся к нам. – Это Аки, жена Томиды. Она находится в ужасающем психическом состоянии, поэтому я не могу показать ей место, где это произошло, пока она не успокоится. Мне по-настоящему тяжело поверить в случившееся. Говоря это, старый Кадзама попытался зажечь свечу, но, поскольку его руки тряслись, ему пришлось потратить несколько спичек, прежде чем свеча загорелась. Я встречался с ним пару раз до этого, но сейчас я впервые видел перед собой трясущегося старика, в котором не осталось ничего от прежнего несгибаемого воина. Он стоял перед нами с мерцающей во тьме свечой и, как только мы вошли, осторожно открыл вход на маяк и снова повернулся к нам. – В лю... любом случае, пожалуйста, пойдите посмотрите, что случилось. Начальник Адзумая, радист Митамура и я проследовали за ним на мрачную лестницу. Как только мы ступили на нее и дверь за нами закрылась, из темноты вдруг вынырнул смотритель маяка и прошептал: – Впервые за свою долгую жизнь я сталкиваюсь с призраком... Услышав такое от обычно спокойного Кадзамы, я почувствовал, как все мое тело омертвело. – Выслушайте, что я скажу, от начала до конца, – прошептал старик, поднимаясь с нами по крутой винтовой лестнице, и его голос жутким эхом отразился от уходящих вверх внутренних стен. – Сегодня ночью была не моя вахта, но Томида днем помогал с радио и, усталый, обычно засыпал. А потом эти разговоры про маяк, да еще моя гордая дочь вечером была не в духе – и со всем этим в голове я просто не мог заснуть. Где-то с час назад я все-таки собрался вздремнуть, как вдруг услышал страшный звон бьющегося стекла, доносящийся откуда-то сверху. И почти сразу вдогонку ему раздался сильный металлический скрежет, как будто сломалась машина. Я сел в постели, ошеломленный и сбитый с толку, но потом понял, что если бы шум шел сверху, то исходил бы он только от маяка, и я с тревогой поспешил из своей комнаты наружу. Я посмотрел вверх, но увидел лишь непроглядный мрак. Фонарь наверху башни не светил. Не успел я опомниться, как уже во весь голос кричал Томиде, который должен был находиться там. Ответа не последовало, но я почувствовал, как земля вздрогнула у подножия маяка. Я понял, что случилось что-то ужасное, и бросился к маяку, где напоролся на Митамуру, который, как и я, быстро покинул радиорубку. В этом месте старый смотритель маяка остановился перевести дух. Винтовая лестница начинала казаться оптическим обманом и действовала мне на нервы. Митамура, стоявший на лестнице позади нас, добавил: – Да, мы оба, господин Кадзама и я, слышали этот жуткий шум. А потом, как только мы оказались у входа в башню, раздался низкий, душераздирающий стон, от которого волосы буквально вставали дыбом, – должно быть, это стонал Томида, – и стон еще продолжался, когда мы услышали невообразимый голос призрака. – Голос призрака? – спросил директор Адзумая, сильно заинтригованный. – Да, определенно призрака. Не может такой голос принадлежать... человеческому существу! Выглядело это так, будто он смеялся и плакал одновременно... Да, да, словно какой-нибудь игрушечный свисток из воздушного шарика. – Некоторые перелетные птицы кричат похожим образом, – заметил старый смотритель маяка. – Крики, может быть, и похожие, но звучат все равно совершенно по-разному. Точнее было бы сказать, что он напоминал крик течной кошки. – Да, да, вы правы. – Кадзама оставил эту тему. – Как бы то ни было, я отослал Митамуру обратно в радиорубку, а сам продолжил подниматься по лестнице с подсвечником в руке. И когда наконец я добрался до фонарного отсека наверху, который служит также вахтенной комнатой, я стал свидетелем жуткого зрелища... – Вы увидели призрака? – спросил директор. – Да. Он пробрался внутрь, разбив толстые стекла вокруг фонарного отсека, огромным камнем. В этот момент Митамура вскрикнул и указал на ступеньки лестницы впереди нас. В тусклом пламени свечи я увидел лужу темной крови, стекающую вниз по ступенькам. Я затаил дыхание. Не проронив ни слова, мы ступили в помещение фонарного отсека, где воочию увидели следы насилия, оставленные чудовищем. Отсек был остеклен со всех сторон, но в одном месте, со стороны темного моря, зияла заметная дыра. Как паутина, от нее по стеклу расползались тонкие нити трещин. Холодный ветер загонял в прореху холодный морской туман, заставляя пламя свечи колебаться. Гигантский треугольный фонарь, оборудованный мощной линзой Френеля,[15] стоял прямо в центре небольшого цилиндрического помещения. Часть его была сильно повреждена, и, казалось, из темного жерла горелки вырывается нефтяной газ, поскольку я слышал слабое шипение. Громадные шестерни – характерная черта этих вращающихся маяков – были установлены в раме массивной линзы, которая опиралась на кольцевой поплавок чашеобразной ртутной ванны. Сложный шестеренчатый механизм приводил в действие вращательное устройство, но его разломало на куски. Груз обычно подвешивался внизу и плавно скользил внутри центральной шахты маячной башни, обеспечивая вращающее усилие линзе, однако трос оборвался. Все эти разрушения не шли ни в какое сравнение с тем по-настоящему ужасным зрелищем, которое заставило меня отвести глаза. Рядом с разбитым механизмом лежало истерзанное тело смотрителя маяка Томиды. Кровь брызнула во все стороны, глазные яблоки, казалось, вот-вот выскочат из орбит, и больше всего он напоминал сплющенный мясной рулет, придавленный огромным мокрым булыжником. – Это ужасно... это очень большой камень, – произнес директор Адзумая. – Я бы сказал, что весу в нем сорок или пятьдесят кан, – заметил Митамура. – Я сомневаюсь, что двух сильных мужчин хватило бы, чтобы поднять его сюда. Или чтобы его подбросить на тридцать метров вверх, через остекление, с края моря... тут нужен великан. – Так что насчет того призрака, которого вы видели? – директор лаборатории повернулся к старику Кадзаме. Смотритель маяка поморщился. – Я же сказал, что вошел сюда и застал мерзкого дьявола, плюхающегося в море с той площадки, которая опоясывает отсек снаружи этого остекления. Он был похож на чудовищного осьминога, весь скользкий, красный и мягкий... – Осьминога? – Директор Адзумая склонил голову набок. – У осьминога есть присоски, так что он мог забраться сюда, – сказал я полушутя. Но директор покачал головой. – Конечно, в этой части Тихого океана, где есть холодное течение, порой попадаются гигантские октопусы[16] размером от двух до трех метров, но вряд ли их можно назвать красными. Я перевел взгляд на линолеумный пол, где виднелись следы, оставленные чудовищем. Помимо множества осколков стекла и моря крови, местами я мог разглядеть какую-то обильную жидкую слизь, от которой во всей комнате стоял неимоверный смрад. 3 – Я просто не понимаю. – Через некоторое время директор Адзумая сдался. – У меня нет никаких соображений по поводу случившегося. Но у нас все же есть кое-какие факты. – Он развел руками. – Давайте объединим рассказ ночного сторожа из нашей лаборатории с вашей историей... Первое: этот камень разбил остекление, приземлился внутри фонарного отсека, разрушил линзу, вращательное устройство и раздавил господина Томиду. В этот момент вращение линзы прекратилось, остановив движение светового луча, но свет вскоре все равно погас из-за проблемы с газовой трубой. Второе: трос, прикрепленный к вращательному механизму, оборвался, и груз, который обеспечивал вращающее усилие, рухнул вниз с высоты тридцати метров внутри центральной шахты и потряс основание маяка, после чего господин Томида вскрикнул в последний раз. И затем, в довершение всего, появляется чудовище, которое то ли ужасно плачет, то ли мерзко смеется, выделяя за собой массу вонючей жижи... Признаться, я не представляю, что можно из всего этого собрать. – Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного! – воскликнул Кадзама. Директор повернул к нему лицо. – Итак, вы наткнулись на этот ужас, и что было дальше? – Я, конечно же, был потрясен, но решил спуститься вниз, и встретил Митамуру, поднимающегося сюда. – Радиотелеграф не работал, – объяснил радист. Кадзама продолжал: – Радиомачту, установленную между вон тем железным столбом и перилами наружной площадки, сломал камень. Поэтому мы разделились. Я спустился вниз, чтобы разбудить Сано, а Митамура поднялся в фонарный отсек. Нам было нужно что-то предпринимать, поэтому после небольшого раздумья я послал Митамуру и Сано в вашу лабораторию за помощью. – Понятно. Боюсь, мы не очень-то вам помогли, – сказал директор; в нем снова проснулась жажда деятельности. – Но мы не можем оставить все как есть. Господин Кадзама, не могли бы вы подготовить резервную линзу прямо сейчас, ни к чему не прикасаясь внутри отсека? На море кромешная тьма. Господин Митамура, вы можете починить радиомачту и восстановить связь как можно скорее? Мы тоже в вашем распоряжении. Поколебавшись мгновение, двое мужчин, словно подгоняемые шумом волн, начали спускаться по лестнице маяка. Мы с директором Адзумаей еще раз осмотрели разгромленный отсек, стараясь сохранять хладнокровие. Ничто не подготовило нас к тому важному открытию, которое мы сделали. В темном углу комнаты мы нашли тяжелый топор с потемневшей кровью на тупом лезвии. Выражение лица директора изменилось, и, присев на корточки, чтобы получше рассмотреть тело Томиды, он практически сразу обнаружил смертельную рану над правым ухом, которая, по всей видимости, была недавно нанесена топором. Он поднялся. – Судя по тому, как запеклась кровь из этой раны, я бы сказал, что она появилась первой, и, следовательно, стала смертельной. В общем, к тому времени, когда камень проломил остекление, смотритель маяка Томида был мертв. Но это означает, что крик, который раздался после шума, произведенного обрушившимся камнем, принадлежал не покойнику. Это все меняет. – От кого же тогда исходил этот призрачный крик? – выпалил я. Он не ответил и, казалось, погрузился в свои мысли. Потом снова заговорил. – Думаю, прежде всего нам нужно выяснить, откуда взялся этот огромный булыжник. Я не вижу на нем ни моллюсков, ни улиток, что целыми колониями покрывают скалы в здешних морях. Это значит, что камень располагался где-то выше линии прилива. Но судя по его влажной поверхности, он явно прикатился сюда не с гор. Почему бы нам не прогуляться немно­го по свежему воздуху, чтобы осмотреть район прилива? И вот мы спустились к кромке воды у подножия маяка.