– Ясно. Твой информатор ошибся, я просто встречалась со своим старым другом. И не надо делать такие глаза, мы просто друзья. Если в моей жизни что-то вдруг изменится, обещаю, ты об этом узнаешь первой, – говорю я, наблюдая, как мамины брови, секунду назад взлетевшие вверх от любопытства, медленно возвращаются на свои прежние места. – Мне вчера звонил Винсент, – неожиданно говорит мама. – Они хотят приехать к нам в это воскресенье. – Чего это вдруг? Он сам придумал этот дурацкий график посещений, так пусть соблюдает! – Джени, он очень просил меня с тобой договориться. Он сказал, что у них для нас есть новость, – немного наклоняясь вперед, заговорщическим шепотом говорит мама. – Видимо, хотят официально сообщить, что мы скоро станем бабушкой и дедушкой в третий раз. – Или же у них какая-то другая не менее важная новость, которая отчего-то не может подождать еще недельку, – скорчив рожицу, отвечаю я, накручивая на вилку новую порцию пасты. – Вот в воскресенье мы и проверим, – улыбаясь, сообщает мама, выпрямляя спину и слегка задирая подбородок. – Спасибо, милая, что согласилась. Я молча киваю, отправляя в рот очередную порцию лингвини. Все, что ни делается, – все к лучшему. Глава 17 Оставшаяся часть ужина с мамой прошла в удивительно легкой и милой атмосфере. Так, как не бывало уже много лет. А потому если бы не вечернее ток-шоу с Синди Вуд, пропустить которое мне никак нельзя, я бы согласилась еще и на порцию мороженого. Неделю назад, обращаясь к ней за помощью, я ни на что особо не рассчитывала. Она – телеведущая, известная на всю страну своим острым языком и бестактными вопросами, а он (гость, которого я предложила для ее очередного скандального эфира) – известный хирург, в чьем грязном белье охотно ковыряются не только детективы, расследующие трагическую кончину его приемного сына, но и клиенты, мечтающие отсудить у него внушительные денежные компенсации за неудачные операции. Я бы на его месте наотрез отказалась, но не все могут похвастаться такой стойкостью перед чарами самой Синди Вуд, ну и разумеется, рекламой на одном из главных каналов страны. Я высыпаю в миску только что приготовившийся попкорн и, прихватив с собой банку колы без сахара, устраиваюсь перед телевизором как раз в тот момент, когда в студию, под громкие овации гостей в зале, входит Коллин Моррис. Улыбаясь на камеру, он приветливо машет рукой, направляясь к мягкому красному креслу в центре зала. Даже через экран я чувствую его уверенность и спокойствие, оно и неудивительно, ведь темой эфира Синди выбрала: «Как отличить подлинную красоту среди засилья обмана. История Коллина Морриса». Безопасная тема, в которой такой опытный и титулованный хирург, как он, чувствует себя не просто раскрепощенным, но настоящим королем. Последний раз, когда я внимательно смотрела ток-шоу Синди, был… Да, никогда такого не было. Ее передачи всегда служили для меня живой картиной и фоновым шумом. Не более того. А потому сейчас, наблюдая, как они обмениваются репликами, меня не покидает странное ощущение, будто я смотрю финал Открытого чемпионата США по теннису. Плоская подача – очевидный ответ: – Я тут немного покопалась… и нашла кое-что интересное. В одном из интервью вы как-то заметили, прямая цитата: Я, конечно, не бог, но ошибок не совершаю. А как же Мишель Трикси, Брукс Ричард, Кристал Келли? Вы помните эти имена? – Я всегда внимательно слушаю, чего хочет клиентка, и каждый раз пытаюсь понять, насколько важно для нее хирургическое вмешательство. Мои пациентки платят мне за уверенность и профессионализм, и я никогда их не подвожу. Девушки, о которых вы говорите, были моими клиентками, но остались недовольны результатом моей работы. Были судебные разбирательства, и, думаю, вам известно, что эти дела я выиграл. А все потому, что, прежде чем ложиться под нож, женщине не мешает взять хотя бы несколько сессий у психолога. Красота – понятие относительное и переменчивое. Нельзя слепо следовать за модой, бездумно перекраивая свое тело. Так что да, я не бог, но ошибок не совершаю! Резаный удар7 – уверенный ответ: – Насколько важна была для вас поддержка семьи, ведь вы представитель династии хирургов? – После того как ожидания отца в отношении моего старшего брата не оправдались, я чувствовал на себе большую ответственность. Я не имел права на ошибку, поэтому с отличием окончил Колумбийский, потом была магистратура в Гарварде. Отец мной гордился и всячески поддерживал. Поэтому да, для меня это было важно. Семья всегда для меня на первом месте. Крученая подача – …и мяч задевает сетку: – Кто же продолжит вашу династию теперь? Ваша дочь Гвен выбрала для себя путь ресторатора, ваш приемный сын… наши соболезнования, Пол был выдающимся музыкантом. Полагаю, что ставку вы делали на Джейкоба, вашего биологического сына, однако он не только со скандалом вылетел из Колумбийского, но и не один месяц провел в Субоксоне8. «Так вот почему он стал в этом деле ненадежным свидетелем», – проносится в мыслях, и я с восхищением смотрю на Синди. Она не только согласилась на мою авантюру, но и отлично подготовилась к встрече. Настоящая королева журналистики. Однако внимание мое приковано к Коллину Моррису, который в этот момент напряженно сжимает губы. Очевидно, он оказался не готов к такому повороту. Я напряженно вытягиваю шею, рука с очередной порцией попкорна зависает в воздухе, в нескольких дюймах от рта. – То, что произошло с Джейкобом, – это боль нашей семьи… это слишком личное, чтобы обсуждать это с кем-то, тем более в эфире ток-шоу… что касается моих ожиданий и надежд, то я не сторонник династий. Все в жизни должно быть по любви, а не из чувства долга. Да, я был бы счастлив передать свои знания и опыт родному человеку, но у меня большой коллектив профессионалов, которые хотят расти и развиваться вместе со мной, так что я уверен, что, когда придет время, я смогу выбрать, кто из них продолжит мое дело. Сопернику снова удается отразить удар. Но Синди не выглядит разочарованной, ее глаза блестят от возбуждения. Она готова к новой подаче. Острой и неудобной: – За последние месяцы ваше имя часто фигурирует в прессе в контексте чудовищной трагедии, случившейся с Полом. Вас не было в тот день рядом с ним, вы не жалеете об этом? Может быть, будь вы там, вам удалось бы сохранить самообладание и не поддаться общей панике, а прийти на помощь сыну? – Сложно сказать… к тому же, что бы я сейчас ни сказал, уже ничего не изменит, да и что бы я мог сделать? Он сам настоял на том, чтобы ему привезли собаку, он ведь очень любил эту тварь. Я порой даже удивлялся, как он его еще не начал таскать с собой на гастроли. Да, Пол всегда был замкнутым человеком, даже в тот день, когда я впервые увидел его в больнице, он выглядел не столько растерянным, сколько закрытым и настороженным. Он точно сторонился людей. Коллин Моррис активно кивает, словно пытается утяжелить свои слова. Словно пытается убедить в правильности сказанного не только аудиторию ток-шоу, но и самого себя. Прежде всего самого себя. – Мне всегда хотелось его защитить, быть рядом. Но дети вырастают, и мы не всегда можем оказаться в нужном месте в нужный час. Я всегда говорил ему, что это плохая идея заводить бойцовского пса. Никогда не забуду тот день, когда он его купил. Мы с Эдвардом, это мой старший брат, сидели на террасе, когда Пол принес этого пса. Он уже щенком выглядел зловеще. Я даже показал ему статистику несчастных случаев, связанных с агрессией этих псов, но он только посмеялся мне в лицо… И все же я оказался прав. – Ну да, я помню, вы, конечно, не бог, но ошибок не совершаете, – говорит Синди, наконец, зарабатывая свое первое очко в этом гейме9. *** После короткой рекламы эфир ток-шоу начинается с показа небольшого ролика, собранного из концертных выступлений Пола Морриса, а также фотографий из его жизни: детства, юношества и, разумеется, кадров трагичного приема и снимков газетных статей, последовавших сразу после. Заканчивается ролик фотографией Пола и Рокки. Финальным кадром, застывшим на большом экране в студии, становится снимок, на котором музыкант чешет пса за ухом, а тот, свесив язык, смотрит прямо в камеру. Отбросив в сторону все то, что я знаю про американских питбулей, глядя на квадратную морду бойца, я не вижу ни злости, ни агрессии, а только широкую добродушную улыбку преданного друга. В голове звучит надтреснутый голос Эмили Стивенс: «Рокки его любил, он бы никогда не кинулся на Пола. Никогда». – Пес и правда выглядит зловеще, – говорит Синди с плохо скрываемой иронией. – И все же вы согласились взять Рокки к себе на время гастролей Пола, почему? Вы любите животных? Или, может быть, у вас был коварный план избавиться от собаки? Синди подает на вылет. Коллин Моррис заметно напрягается, но вовремя берет контроль над своим телом, только слегка поднятые плечи говорят о том, что разговор перестал для него быть приятным. – Жаль, мне не пришла эта мысль в голову… все-таки это живое существо. Нет, увы, но мыслей избавиться от собаки у меня не было. Я, честно говоря, ее вообще почти не видел. Она жила в специальном вольере во внутреннем дворе дома. Так что мы с ней не пересекались. А вообще меня в детстве укусила собака – и этого урока мне хватило на всю жизнь. Фото на большом экране позади Синди сменяется коллажем из трех снимков, и теперь внимание зрителей приковано к внутреннему убранству красиво обставленного дома. Просторная гостиная, стены с картинами в позолоченных рамах, статуэтки и расписные напольные вазы. Коллин Моррис смотрит на снимки так, будто видит их впервые. – Мы ограничимся только этими кадрами квартиры Пола Морриса, потому как в прошлый раз, когда вы решили показать миру свою внушительную коллекцию картин, это имело криминальные последствия. Коллин Моррис коротко кивает, очевидно, не собираясь распространяться на эту тему, но я и без этого понимаю, что речь идет о попытке грабежа, о которой писали этой весной. Обычная история, которой я до этого момента не придала должного внимания. Продолжая внимательно следить за событиями, разворачивающимися на экране телевизора, я вбиваю в поисковую строку: попытка грабежа дома Коллина Морриса. – Полу, видимо, от вас передалась эта любовь к антикварным вещам. В прессе писали, что в его коллекции, помимо прочих предметов искусства, шкатулка XVIII века, та, что принадлежала самой Марии-Антуанетте и которую многие считают проклятой. – Проклятой? – повторяю за ней я, отвлекаясь от результатов поиска, появившихся на экране моего телефона. – Это откуда взялось? – А вы не знаете, как давно и при каких обстоятельствах она у него появилась? – тем временем заканчивает свою мысль Синди. – Наверное, подарил кто-то из почитателей его таланта, – неуверенно отвечает Коллин Моррис. Выглядит он озадаченным. – Не в этот раз. Мне удалось узнать, что эту шкатулку продали на закрытом аукционе в начале года. И судя по истории торгов, бились за покупку этой вещицы по меньшей мере два человека. Разумеется, все это происходило анонимно, но меня поразил тот факт, что купил ее Пол, тот, кто нередко подчеркивал, что верит в разные приметы и считает себя довольно суеверным человеком. Коллин Моррис молча пожимает плечами, даже не пытаясь вступить в беседу. – Сегодня эта шкатулка, очевидно, пополнит вашу личную коллекцию, а вы не боитесь стать следующей жертвой проклятья? – продолжает Синди. – Простите? – Считается, что она приносит несчастья своим владельцам. Одним из самых печально известных владельцев шкатулки считается барон Данглар, – зачитывает с планшета Синди. – Почти сразу после приобретения этой вещицы он обанкротился и оставшиеся годы жизни был уличным попрошайкой. Это имя кажется мне знакомым. Мой палец уже зависает над экраном телефона, я готова отменить предыдущий поиск и начать новый, когда внезапно понимаю. Ну конечно, барон Данглар – лживый и лицемерный тип, который оклеветал и отправил в тюрьму невиновного Дантеса из известного романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Этого не может быть. Но глядя на невозмутимое лицо Синди, я убеждена: она знает, что делает, и по-настоящему наслаждается моментом. Только она могла в эфире одного из самых главных ток-шоу страны выдать героя романа за действительно существующую личность, при этом никак себя не выдать. И сейчас, улыбаясь Моррису в лицо, она упивается своим превосходством. Счет два – один по сетам. Следующий сет может стать решающим для Синди. – Первый раз такое слышу, – серьезно отвечает Коллин, очевидно, не вспомнивший ни имени этого книжного персонажа, ни сюжета романа. – Но мне все равно, я не верю в суеверия и прочие предрассудки. Я верю в искусство. Для меня это и предмет роскоши, и надежная инвестиция. – О да, в инвестициях вам и правда нет равных, – ловко подхватывает Синди. – Пола, наверное, тоже в некотором смысле можно считать вашей инвестицией. Сколько ему было, когда вы поняли, что пора подписывать хитроумный договор полной опеки: когда он начал делать первые успехи в музыке или, может быть, вы разглядели его гений еще в том растерянном и замкнутом мальчике, каким увидели его впервые? От неожиданности я перестаю жевать свой попкорн. Убираю в сторону телефон, делаю звук телевизора громче, но тишина, повисшая в студии, кажется осязаемой. Даже я, сидя в своей «картонной» квартире, чувствую на себе ее гнетущую тяжесть. К такой подаче Коллин Моррис оказался не готов. Я вижу, как рушится его фасад, он больше не улыбается и не заигрывает с публикой. Продолжая хранить молчание и избегая зрительного контакта с Синди, он меняет позу в кресле, и теперь обе его ноги твердо стоят на полу. – Знаете, я столько раз отвечал на этот вопрос и журналистам, и детективу, который занимается расследованием этого несчастного случая, но, похоже, меня никто не слышит. Вам нужен злодей, ведь Пол всем видится исключительно святым, – наконец, нарушает молчание Коллин Моррис, поднимая голову и с вызовом смотря прямо в камеру. – Всем и всегда нужен злодей. Но вы не там ищите. – Злодей в этой истории как раз понятен – это пес по кличке Рокки. Но мне бы хотелось узнать, какую роль в этой истории вы отводите себе? – Можно я буду просто скорбящим отцом? Воздух в студии буквально звенит от напряжения, еще немного, и рванет. Этот гейм изрядно потрепал Коллина Морриса. Еще одну острую подачу он просто не выдержит. Но Синди знает это, а потому сбавляет темп. Делает шаг назад и начинает новый гейм с плоской, удобной подачи. Я снова начинаю хрустеть попкорном. – Конечно, хотя знаете, не сочтите за грубость, но в одной вашей научной статье… там речь шла, кажется, о мимических деформациях лица, вы говорили о том, что скорбь и уныние уничтожают естественные линии лица, делая его похожим на марионетку… Вы же, несмотря на все тяготы и печали, в прекрасной форме. Может быть, вы нам что-то не договариваете? Может быть, есть какие-то секреты красоты, минуя хирургию? – Исходя из своего опыта, – выдержав значительную паузу, наконец, отвечает Коллин Моррис, – могу вам с уверенностью сказать, что красиво стареть не получится. Все это миф. Я не знаю ни одного человека, которого бы украшали серые безжизненные волосы, лицо в морщинистой сетке, с обвисшим контуром, дряблое тело. Пластическая хирургия – это самый короткий и надежный путь к лучшей версии себя. – А как быть с вашей супругой? Я слышала, она выбрала для себя путь естественного старения и до сих пор ни разу не легла под нож хирурга. Она прекрасно выглядит, и все же она явно проповедует не вашу религию! – Это ее выбор, и я его уважаю. Но, я повторяю, если женщина хочет в пятьдесят выглядеть молодой и подтянутой, думать об этом нужно уже в тридцать – тридцать пять. И не просто крем и скраб на кожу наносить, а ходить на косметические процедуры и даже ложиться под нож пластического хирурга. Я, конечно, и в пятьдесят лет смогу продлить молодость, но результат будет уже не тот. Последние вопросы заметно успокоили Коллина Морриса, вернув ему уверенность в себе и некое спокойствие. Он снова откидывается на спинку стула и кокетливо улыбается зрителям в зале. Он уверен, что снова ведет в этой партии и сможет отразить любую атаку противника. Сейчас самое время нанести решающий удар, и Синди не упускает такой возможности. Подача на вылет – и каждый сам делает свои выводы. – Однако, несмотря на твердость убеждений и волевой характер, вы чуткий муж, и, я убеждена, не менее внимательный и любящий отец. Это достойно аплодисментов, – говорит Синди, словно подбрасывая мяч, и ее слова тонут в овациях. Подняв ладонь вверх, она мастерски восстанавливает в зале тишину. – Знаете, когда я была маленькой, меня, как и вас, сильно напугала соседская собака. Я очень долго переживала и никак не могла справиться со своим испугом, ставшим для меня настоящей психологической травмой. Синди делает паузу, конвульсивно сглатывая, точно в эту самую минуту вновь переживает страх, обрушившийся на нее в детстве. Выглядит довольно убедительно, еще немного, и даже я, наверное, испытаю соблазн поверить в ее искренность.