– К чему все эти тайны и загадки? Называйте вещи своими именами, вы подозреваете, будто всемирно известный пианист Пол Моррис занимался контрабандой бриллиантов, я правильно вас понял? – Все верно. – Ну и раз вы пришли ко мне, то вы полагаете, что именно я и был тем конечным пунктом, так? – А это так? – Конечно, нет. Я вам уже сказал, что все бриллианты для наших коллекций мы ввозим в страну лично, можете сами убедиться. Только не сочтите за труд сначала получить ордер. Я сторонник порядка и закона, – все с той же самодовольной улыбкой отвечает Лиам Стивенс, меняя позу в кресле. – Ну а что касается Пола, то, честно говоря, я не очень понимаю, зачем ему все это. Да и он был очень порядочным и честным человеком. Во всяком случае, таким я его знал. – Спасибо, что сказали это. Мне он всегда импонировал, а потому, когда появилось это дело, я хотела лично развеять свои сомнения относительно этого выдающегося артиста. Он был удивительным. Лиам Стивенс кивает в знак согласия, после чего поднимается со своего кресла, и мы с Кевином встаем вслед за ним. Все это время я чувствую на себе пристальный взгляд Кевина. Уверена, наблюдая за этим спектаклем, он не испытывает и малой доли восхищения от моей находчивости и изобретательности, одну только молчаливую бессильную ярость. В противном случае он бы заметил, как бездушно и спокойно Лиам Стивенс вспоминает о Поле Моррисе. Его лицо и тело говорили много больше, когда темой беседы были камни. Нет никаких сомнений, что он и есть подлинный владелец камней со шляпы, как и то, что он не испытывает к погибшему ни одного из известных мне чувств, толкающих на такой ужасный поступок, как убийство. – Да, то, что случилось с Полом, – ужасная трагедия. Для меня это стало серьезным потрясением, – неожиданно говорит Лиам Стивенс, и голос его звучит так же спокойно, как и минуту назад, когда он чувствовал свое превосходство. – У нас было столько планов, столько возможностей… – Да, концерт в Карнеги-холл, я купила билеты, но теперь, видимо, сохраню как память. – Если я что-то услышу о пропаже камней, то обязательно дам вам знать. Но «Кристалл Лайф» можете смело вычеркивать из этого списка, у нас все под контролем, – говорит Лиам Стивенс, глядя Кевину в лицо, после чего переводит свой взгляд на меня: – Концерт, о котором вы так переживаете, обязательно состоится. Мы сейчас ведем переговоры с человеком, который был по-настоящему близок Полу. Человеком, который долгие годы поддерживал и вдохновлял Пола. И кстати он тоже весьма неплохой музыкант. Так что, думаю, вы, как и сотни тысяч поклонниц, останетесь довольны. Деньги, деньги, деньги… Этого человека интересует в этой жизни что-то еще? *** Учитывая то, как сильно Кевин сжимал мое предплечье, когда мы чуть ли не вывалились в приемную, покидая кабинет Стивенса, я была уверена, что он набросится на меня с гневной проповедью, едва за нами закроется дверь. Но это случается, только когда я сажусь на пассажирское сиденье рядом с ним. – Какого черта ты творишь? Зачем ты завела разговор о Моррисе? – А ты думаешь, он совсем идиот? Это его бриллианты, и он точно знает, где мы могли их найти. – Ну отлично, теперь он позвонит мэру, и завтра я буду отчитываться за это самоуправство, а заодно объяснять, почему занимаюсь расследованием какого-то дела с контрабандой бриллиантов, о котором никто слышать не слыхивал! – Никому он звонить не станет. Повторяю, он не идиот и подставляться с контрабандой не будет, тем более перед мэром. Он едва заметно качает головой, он все еще злится на меня. Кевин – один из немногих людей, кого я знаю, кто блестяще умеет купировать свои эмоции и не терять трезвость мысли. По сути, он второй такой человек. Первый – мой папа. – Я просил тебя просто посидеть тихо и понаблюдать за его реакциями, – почти шепотом говорит он, устремляя свой взгляд на лобовое стекло, куда только что упала первая тяжелая капля дождя. – У меня был план, я не хотел, чтобы это выглядело слишком… – Подозрительно? – заканчиваю за него мысль я. – Лиам Стивенс – умный и проницательный мужчина, но у него нет основания полагать, что мы можем подозревать его в убийстве. Он уверен в том, что смерть Пола Морриса – несчастный случай. И в этой вере он абсолютно искренен. – Что ты хочешь этим сказать? – Он не наш убийца. – Шутишь? Ты что не видела, как у него забегали глаза, когда он читал результаты экспертизы. Это его камни! Только вот я пока не знаю, как это доказать… – Камни его, тут нет сомнений, но Пола Морриса он не убивал. – Почему? Он подходит под твой профиль, разве нет? У него был мотив, вероятно, была и возможность. – Я почти уверена в том, что он понятия не имеет, что именно Пол был любовником его супруги. Думаю, он подозревает кого-то другого. То есть этот мотив отпадает. Бриллианты – тоже, конечно, мотив, но, я полагаю, Пол только собирался их украсть. Лиам Стивенс не знал об этом. Да, он редкостный козел, но он не тот, кого мы ищем. – Ты уверена? – Да. Тяжело вздыхая, Кевин откидывается на спинку своего кресла, закрывает глаза. По крыше ритмично барабанят капли дождя. Я смотрю в окно, и картинка перед глазами расходится волнами. Глава 20 К тому моменту, как я выхожу из метро, возвращаясь с работы домой, дождь заметно усилился. От дома меня отделяет всего два квартала, но меня пробирает мороз, едва я переступаю за пределы зеленого навеса, за шиворот мне заливает холодная вода. Вжав голову в плечи, я поднимаю воротник своего дорогого кашемирового пальто и, прикрывшись полиэтиленовым пакетом, как щитом, делаю уверенный шаг вперед. Хлюпая по лужам, я ускоряю шаг, с завистью поглядывая на прохожих с зонтами. К крыльцу своего дома я не подхожу, а подбегаю. Сквозь шум дождя и дороги, мне кажется, я слышу какой-то крик позади, однако мне так хочется поскорее оказаться в своей маленькой шумной, но сухой квартире, что я, не оборачиваясь, взбегаю вверх по ступеням. Дергаю за ручку, когда дождь внезапно прекращает барабанить по натянутому куску полиэтилена и плечам. Что-то более надежное нависает у меня прямо над головой, а позади себя я четко ощущаю чье-то присутствие. Мое сердце пропускает ход. Оцепенение, которое длится не больше нескольких секунд, кажется вечностью. Я в ужасе. – Привет, – звучит у меня над ухом знакомый мужской голос. Я чувствую его легкое прикосновение к руке и нервно вздрагиваю. – Ты что, испугалась? Мне показалось, ты меня заметила. Тяжело сглотнув, в горле все еще ощущаю спазм, опускаю руки и резко оборачиваюсь, встречаясь взглядом с Ником. – Какого черта ты тут делаешь? – спрашиваю я. Он удивленно вскидывает брови, продолжая пожирать меня взглядом. – Пришел вернуть твой зонт, – говорит он, и на губах появляется виноватая улыбка. Я медленно перевожу взгляд от его лица на деревянную рукоятку своего зонта. – А еще я хотел тебя увидеть. – Ну похоже, тебе повезло больше, чем мне, твои желания исполнились, – рычу я, хватаясь за рукоятку на безопасном расстоянии от его мускулистой кисти. – Спасибо. Я хочу забрать у него зонт и наконец уйти, но Ник делает шаг назад, и я ощущаю холодную струю дождя, прокладывающую себе путь по моему позвоночнику. – Тебе тоже повезло, только ты еще об этом не знаешь, – говорит он, снова укрывая меня куполом зонта. – Ты обещала мне ужин, забыла? Если хочешь, я подожду здесь, пока ты переоденешься, или я могу… – Все нормально. Пойдем посидим в итальянском ресторане за углом. Я не люблю быть должной. *** Когда мы с Ником подходим к дверям заведения, я боковым зрением вижу гримасу разочарования на его лице и, кажется, даже успеваю заметить, как он брезгливо морщит нос. Он начинает напряженно озираться по сторонам, вероятно, пытаясь подыскать для этого ужина более подходящее место: уютное, уединенное, а не уличное бистро с пятью столами в беседке вдоль тротуара. Я сжимаю губы, пытаясь сдержать ухмылку. В этих местах найти что-то, соответствующее его новым стандартам, непросто. Я это точно знаю. – Добрый вечер, пепперони и салат с рукколой? – обращается ко мне приветливый парень за стойкой. Кажется, его зовут Рауль, но я не уверена, а потому просто улыбаюсь. – Спасибо, все верно, и еще можно мне большую чашку кофе без сахара. – Конечно, – подмигивая, соглашается он, переводя взгляд на Ника, который задержался на входе, пытаясь совладать с заедающим механизмом зонта. – Я подожду тебя в беседке, – говорю я и, не дожидаясь его ответа, выбегаю под проливной дождь, мгновенно ощущая противную холодную волну, скатывающуюся по моей спине. Забежав под навес, я первым делом протираю лицо, после чего кручу головой в поисках свободного столика. Несмотря на жуткий ливень, три столика заняты, а на одном из оставшихся двух навалена целая гора грязной одноразовой посуды. Выбора нет, и, сняв пальто, я занимаю столик прямо напротив входа. Когда к проему беседки подходит Ник, неуклюже пытаясь укрыть зонтом от дождя поднос с нашим ужином, я поднимаюсь, чтобы помочь ему. – Да-а, с тобой не соскучишься, – тянет он, наконец, усаживаясь за стол напротив меня. Бросаю на него вопросительный взгляд, делая жадный глоток кофе. С наслаждением прикрываю глаза, чувствуя, как приятное тепло наполняет грудь. – Ты замерзла? Может быть, попросить у них плед? – Нет, все нормально, – отзываюсь я, притягивая к себе пластиковую тарелку с куском пиццы. За время прогулки сюда мы с Ником уже успели задать друг другу несколько ничего не значащих вопросов из категории «как прошел твой день, что нового», а потому за столом ощущается легкая неловкость, нарушаемая хлесткими порывами ветра, ритмичным стуком дождя и приглушенной болтовней ребят, что сидят за соседним столиком. Я успеваю сделать не меньше пары укусов, в то время как Ник до сих пор так и не притронулся к своему куску. Осторожно пережевывая хрустящую корочку, я поднимаю голову, желая встретиться с ним взглядом. Но Ник продолжает задумчиво смотреть куда-то вдаль, словно сквозь эту плотную завесу дождя он не оставляет надежды разглядеть что-то более стоящее. Неужели он настолько брезгует? И давно он стал таким снобом? – У тебя скоро день рождения, – нарушает он молчание, наконец, встречаясь со мной взглядом. Мгновенно осознаю, как далека была в своих предположениях, пытаясь проследить ход его мыслей. Но было бы лучше, если бы я оказалась права. С трудом сглатываю остатки пищи, чувствуя, как деревенеет тело. Одной простой фразой он ступил на скользкий лед. Беспомощно качаю головой, пытаясь предупредить его о грозящей опасности. – Я в последнее время много думаю о нас, о том, что произошло, – продолжает он. – Понимаю, что это непростая тема… Хватаюсь за стакан и делаю большой глоток кофе, словно раскаленная лава, оно обжигает мне нёбо и вспыхивает пожаром в груди. Ник все еще пытается подобрать нужные слова, но их не существует. Мне хочется, чтобы он просто замолчал и мы притворились, будто он не пытался поднять эту тему снова. Но он меня не слышит и не понимает. И это уже не в первый раз. – Я помню, у тебя тогда была версия, будто это сделал кто-то, кого ты могла знать… – Замолчи. Ты не имеешь права говорить об этом. Не после того, что ты сделал. Нет, – качая головой, выплевываю я, чувствуя легкий тремор в конечностях.