– Все лучше тошнотворного «малышка». – Вспомнила, значит, это хорошо. – Кто ты такой и зачем ты меня сюда притащил? – спрашиваю я, игнорируя его самодовольную улыбку. Угрозы я больше не чувствую, но находиться в одной комнате с этим человеком мне некомфортно, а потому я, наконец, встаю с кровати и делаю свои первые шаги на пути к выходу. – Ну а что еще я должен был сделать? Бросить тебя в баре? Тебя же накачали наркотой. – Что? От удивления я точно вкопанная останавливаюсь посреди комнаты. Таращусь на него, а мысленно пытаюсь восстановить в памяти хоть что-то из вчерашнего вечера. Я сидела за стойкой бара и пила вино. Рядом не было никого, кто бы мог это сделать. Только этот идиот, но он был слишком далеко, чтобы что-то мне подмешать. Кто тогда? Бред! Но откуда тогда взялась эта слабость в теле и провалы в памяти? – Бармен подмешал в твое вино наркотик, а ты этого и не заметила. Не претендую на то, что я спас тебе жизнь, но, определенно, уберег от массы проблем. Так что можешь сказать спасибо. – Претендуешь на роль доброго самаритянина? – Я вполне доволен тем, кто я есть. Мне тебя просто стало жалко. Вот и все. – Ясно, ну тогда спасибо за жалость. – А ты забавная, – говорит он, неожиданно доставая из-за спины парик кудрявых рыжих волос. – Ага, как мартышка в зоопарке, – рычу я, выхватывая у него из рук свою вчерашнюю прическу. И, глядя на него сверху вниз, добавляю: – Надеюсь, у тебя было достаточно времени насладиться этим забавным зрелищем, а теперь я пойду к себе. – Иди. Только ответь на один вопрос. Удивленно поднимаю брови. – Ты латентная лесбиянка? – Что? Кто я? – Ну я видел тебя в клубе. Видел, как ты флиртуешь и заводишь парней, но всегда уходишь одна. Почему? – Ты следил за мной? – Я много за кем слежу. Ну так почему? – спрашивает он, все так же вальяжно сидя в кресле. – Это не твое дело! – Согласен, но мне интересно, к тому же ты мне должна. Я спас тебя, не забыла? «Признание проблемы и способность открыто о ней сказать – это шаг на пути к исцелению», – повторял мне мой психолог, но каждый раз натыкался на глухую стену. Я закрывалась, потому как единственным человеком, с которым я могла это обсудить, была моя мама, но именно с ней говорить об этом не хотелось. Но сейчас, глядя в глаза этого незнакомца, я не чувствую никаких стен и преград. Я вижу его в последний раз, и он ничего не значит в моей жизни. Случайный прохожий, которому я могу сказать правду. – Меня пугает близость с мужчиной. – Ты девственница? – не скрывая своего интереса, спрашивает он. – Конечно, я монашка, разве ты не заметил? – Нет, но спасибо за честность. – У меня тоже есть вопрос. – Задавай. – Как ты узнал, что бармен подмешал мне в вино наркотик? За ним ты тоже следишь? – Нет нужды, это мой клуб, и все делают только то, что я им скажу, – говорит он, подмигивая мне. – Что? – меня пробирает мороз. Смысл сказанного, точно внутривенная инъекция, медленно прокатывается по всему телу, вызывая спазм каждой мышцы, каждой клетки, пока, наконец, не парализует мозг. Мне снова трудно дышать. – Чтоб ты сдох, придурок! – Ты это несерьезно, малышка, – слышу я его самодовольную реплику, открывая дверь. Теперь, когда от свободы меня отделяет всего один шаг, у меня нет желания продолжать эту бессмысленную беседу. Я просто хочу отсюда убраться. И поскорее. Глава 27 У меня порядка десяти пропущенных звонков от Джесс и приблизительно такое же количество сообщений на автоответчике, но она не Кевин – она не объявит меня в международный розыск только потому, что я до сих пор не перезвонила ей. Именно поэтому, входя в свой гостиничный номер, я замираю в дверях. Джесс мечется фурией по комнате. Я не просто удивлена, я обескуражена. – Ты где, мать твою, пропадала? – спрашивает она, импульсивно вешаясь мне на шею, точно ей важно прикоснуться ко мне, чтобы поверить в мою реальность. – Мы с Амадео весь район объездили. Никто тебя не видел. Это как называется? – А почему ты так всполошилась? Подумаешь, не пришла ночевать… – отвечаю я, испытывая самые разные чувства от растерянности до легкого раздражения. Если бы я так паниковала из-за каждого ее внезапного исчезновения, то уже бы точно была в дурке. Я уже почти смирилась с тем, что Кевин относится ко мне как к несмышленой девочке, но что бы Джесс… Это уже слишком. – Ты в обморок вчера упала? Забыла? – Ерунда. Со мной, как видишь, все в полном порядке, – говорю я, после чего швыряю на кровать парик и в доказательство своих слов кручусь на месте, давая ей возможность убедиться в моих словах. – Но что ты тут делаешь? Решила, что я прячусь от тебя под кроватью? – Нет, пришла собрать твои вещи. Думала, если ты не появишься в течение двух часов, ехать в полицию. Я правда испугалась, – пожимая плечами, говорит Джесс, и я замечаю черные круги у нее под глазами. – Выходит, ты послушала моего совета и, наконец, позволила себе больше. – Нет, все было не так, – сухо отвечаю я, подходя к своему чемодану. Джесс уже успела забросить в него бóльшую часть моих вещей, которые теперь походят на груду какого-то тряпья, а не на какие-то нарядные платья. Тяну зеленый рукав своей шелковой блузы, но быстро понимаю, что мне потребуется не меньше часа, чтобы разложить все в аккуратные стопки. Вздохнув, швыряю ее обратно, все пошло кувырком. – Какой-то урод накачал меня наркотой и отвез к себе. – Что? – ахает Джесс, в ужасе тараща на меня глаза. – Как? Кто? Мать его, что он сделал? Джен, как? – Я не знаю как и зачем, но со мной все в порядке. Во всяком случае, проснувшись, я не почувствовала и не обнаружила никаких признаков физического насилия, конечно, не считая головной боли. – Он что, извращенец? Зачем он накачал тебя? – Извращенец ли он? – спрашиваю я, стягивая с себя платье. – Не мне судить, я ведь тоже не ангел. – Не говори глупостей, ты никому не причиняешь вреда. – Это еще как посмотреть. Он следил за мной… решил, что я лесбиянка. – Придурок, – ругается Джесс, но я замечаю странный блеск в ее глазах. – Красивый? – Издеваешься? – Нет, просто интересно. – Он мудак, который испытывает слабость к малышкам. – У-у-у. – Если тебя это так заводит, прогуляйся в клуб «Ля Пекора Нера», этот самодовольный ублюдок там какая-то шишка. – Ну я выше тебя почти на пять дюймов, а значит, вряд ли подойду на роль малышки. – К чему гадать, иди попытай удачу, а я пока схожу в душ, если ты не против. – Ты на меня все еще злишься? – За что? – Ну за эти чертовы маски… – Нет, я ни на кого не злюсь, – натянуто улыбаюсь я, стоя перед ней в нижнем белье. – И если мы закончили этот бессмысленный разговор, я обещаю не слиться в канализацию и спуститься в фойе через два часа. – Звучит обнадеживающе, – сдается Джесс, делая шаг в сторону входной двери. – И все-таки я бы написала заявление на этого урода. – Я не наступаю на одни и те же грабли дважды, – сквозь зубы говорю я, чувствуя новый приступ злости. И хотя я понимаю, что Джесс мне не враг, на языке у меня только колкие и едкие формулировки. Я еле сдерживаюсь. – Жду тебя через два часа внизу, – наконец, говорит она и выходит. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. *** По возвращении в Нью-Йорк Джесс предлагала взять одно такси на двоих, но мне удалось настоять на том, чтобы мы ехали разными машинами и стояли в бессмысленных пробках на Манхэттене. И сейчас, сидя на заднем сиденье автомобиля, в благодатной тишине, наступившей впервые за последние несколько часов, я наконец слышу собственный внутренний голос. Не тот, которым я пыталась перекричать и переспорить нескончаемые доводы Джесс относительно событий, случившихся прошлой ночью, но тот, которым я обычно рассуждаю, анализирую и делаю выводы.