Они и пошли. Впереди шел незаметный гражданин, а за ним — Смирнов, который старался, чтобы его клиента не видели находящиеся в зале — прикрывал и закрывал. Ему это вполне удавалось: крупнее он был и шире малокалиберного незаметного гражданина. Когда они вошли в кабинет — шерочка с машерочкой, Смирнов попросил устало: — Товарищ начальник, я сейчас здесь должен допросить этого гражданина и очень прошу, чтобы нас оставили с ним наедине. — Надо — значит, надо, — сказал начальник и, встав, пригласил командира: — Пойдем, Сергей Сергеич. — Мусалима у дверей поставьте! — крикнул им вслед Смирнов и вежливо предложил незаметному гражданину: — У вас есть возможность облегчить свою участь добровольным признанием. Рассказывайте, я слушаю вас. — Я не понимаю, о чем вы… — начал было незаметный гражданин, но докончить фразу не успел, потому что Смирнов коротким крюком левой нанес ему страшный удар по печени. Гражданина скрутило. Смирнов с профессиональной сноровкой мгновенным прощупыванием обшмонал его, толкнул на стул, а сам прошел за стол. — Теперь ты понимаешь, о чем? — осведомился он, усевшись. — За что бьете? — хрипло спросил гражданин, раскачиваясь на стуле от боли. Смирнов вышел из-за стола, ударом хромой ноги выбил стул из-под гражданина, уже сидящему на полу носком башмака врезал по почкам. В дверях возник Мусалим и с изумлением уставился на сидящего на полу гражданина. Но, спохватившись, перевел взгляд на Смирнова и четко доложил: — Товарищ начальник, там музыкант хочет видеть вас по срочному делу. — Зови, — разрешил Смирнов Мусалиму, а гражданину приказал: — Вставай, простудишься. Вошел Дэн и произнес одно только слово: — Нашли, — и вышел. — Я сейчас уйду ненадолго, а ты посиди здесь и подумай, о чем я хочу тебя спросить и что ты собираешься мне говорить, — посоветовал Смирнов перед уходом, оставляя гражданина на попечение бдительного Мусалима. 23 Смирнов и Дэн шагали к свалке, где маячили фигуры пятерых музыкантов. Свалка, как любая свалка в любом месте нашей необъятной неряшливой родины. Останки непонятных механизмов, обгорелые кирпичи, ржавые листы кровельного железа, куски оштукатуренных и покрашенных стен, Монбланом разнообразные емкости — банки, котлы, железные бочки. И обязательная небрежно полусмотанная-полуразмотанная колючая проволока. — Где? — только и спросил Смирнов, подойдя к вонючим Гималаям. — С той стороны, — ответили «барабаны». По ту сторону холма, чуть в отдалении от него стоял, скривясь набок, неизвестно как попавший сюда (скорее всего генерал-строитель сам для себя завез) легковой автомобиль для начальников под экзотическим теперь названием «ЗиМ» Не автомобиль целиком, конечно. Кузов без колес. — В нем, — сказал Дэн. Смирнов открыл заднюю дверцу, ближнюю к нему. У противоположной дверцы, положив голову на неудобно острую раму оконца без стекла, полулежал-полусидел здоровенный добродушный мужик. Он и сейчас казался добродушным: замечательные белые зубы были обнажены в подобии улыбки. А на ветхом, протертом до белых пятен дерматиновом сиденье стояла в углублении, вдавленном задами многолетних пассажиров, идеально круглая лужа крови. Лужа эта натекла из левого бока здоровенного гражданина. Оттуда, где расположено сердце, тянулся к луже пересохший ручеек деготно-коричневого цвета. Стараясь не испачкаться в густой крови, Смирнов присел на сиденье и для начала внимательно осмотрел убитого. Потом, с трудом дотягиваясь, обыскал его. Нормальный мужской набор: бумажник, ключи от дома, сигареты, коробок спичек, расческа, носовой платок. Миниатюрный револьвер Смирнов отыскал на левой голени. На кожаном ремне, в кожаной полукобуре, прикрытый длинным баскетбольным носком. — Мальчишка, — жалеючи, сказал Смирнов, — «Французского связного» насмотрелся. Смирнов вылез из кузова. Ребята непонятно смотрели на него. — Он пока останется здесь. А вы идите в аэропорт, — распорядился Смирнов и добавил: — Только о нашей находке — никому ни слова. — Находка, — без выражения повторил Дэн. И все. Шестеро молча повернулись и пошли. Смирнов, быстро спрятав в необъятные свои карманы все, что взял у мужика, последовал за ними. Шестеро, рассеявшись в редкую цепь, шли по полупустыне. Наступали? Отступали? Нет, просто уходили подальше от того, кто мог позволить себе назвать безжалостно убитого человека находкой. Уходили, не оборачиваясь. 24 Смирнов выложил на стол содержимое своих карманов — все, что взял у мертвого детектива агентства «Фред», присел на край стола, повернувшись лицом к незаметному гражданину, и сказал милиционеру, бдительно топтавшемуся у дверей: — Ты выйди, Мусалим. Дверь с той стороны карауль. Не на что тебе тут смотреть. — Слушаюсь, товарищ начальник! — рявкнул по форме Мусалим и вышел. — Надумал, что будешь мне говорить? — спросил Смирнов у гражданина. — Нечего мне вам сказать, — с трудом проговорил гражданин. — Боялся, сильно боялся. — Ну, хоть фамилию свою скажи, — попросил Смирнов. — Шарапов моя фамилия. — Татарин, что ли? — Русский я, русский. — А документов при тебе, конечно, нет? — дождавшись утвердительного сокрушенного кивка — так уж получилось, на нет и суда нет — Смирнов продолжил: — Слушай меня внимательно, так называемый Шарапов. Я в милиции больше не служу, в отставке я. Следовательно, за должность не держусь, не боюсь обвинения в превышении власти. Сейчас я для начала поставлю себе под глазом фингал, а затем, как бы в порядке самообороны, начну метелить тебя до тех пор, пока ты в подробностях не расскажешь, чем ты здесь должен был заниматься. А не расскажешь — забью до смерти. Во время своего монолога Смирнов оторвал зад от стола и стал прохаживаться вокруг гражданина, давая ему понять, что вскорости, не мешкая, приступит к объявленной операции. В момент, когда Смирнов оказался за его спиной, гражданин сделал молниеносный рывок к столу и схватил револьвер. Он разворачивался и, радостно скалясь, целил Смирнову в лоб. И в то же мгновение Смирнов, ничуть не страшась револьвера и пользуясь состоянием неустойчивого равновесия у противника, хладнокровно произвел точнейшую подсечку. Гражданин Шарапов рухнул на пол. Смирнов приступил к обещанной экзекуции: орудуя хромой ногой, он обдуманно наносил удары по болевым точкам. В солнечное сплетение. По почкам. В обе голени. Все, шок. Смирнов не спеша вытащил из кармана носовой платок, накинув его на ствол револьвера, поднял оружие и возвратил на стол. На столе разломил револьвер и стал снаряжать барабан. Патроны он вынимал из кармана и перед тем, как вставить в барабан, тщательно протирал их поодиночке. Гражданин Шарапов приоткрыл пьяные от боли глаза. Заметив это, Смирнов информировал его: — Все. Ты спекся, Шарапов, — покончив с револьвером, он обмотал его платком и сунул в карман. Наклонился, кряхтя, и помог Шарапову сначала встать, а затем и устроиться на стуле. После этого объяснил, что он имел в виду под словом «спекся»: — Из этого револьвера час-полтора тому назад застрелили человека. Я не говорю, что это сделал ты. Но на рукояти револьвера должны быть отпечатки пальцев убийцы. Единственные же отпечатки, которые обнаружит на нем дактилоскопическая экспертиза — отпечатки твоей шаловливой ручонки. Я подставил тебя. Я подвел тебя под вышку, Шарапов. Что имеешь сказать по этому поводу? — Падаль ты рваная, — непослушным языком изрек гражданин Шарапов. — Твоя нелюбовь ко мне закономерна, — Смирнов не стал возражать против такой своей характеристики, — а своих сообщников ты вероятнее всего обожаешь. За то, что они, убив человека и сами оставшись чистенькими, дали мне возможность подставить тебя. За то, что они, свободные и богатые, будут беспечно резвиться за бугром, а ты — тянуть срок, и это в лучшем случае, в самой последней зоне. Ты слушаешь меня, Шарапов? — Слушаю, — тихо подтвердил Шарапов. — У меня к тебе предложение. Ты, насколько я понимаю, у них курьер от и до, золотая рыбка на посылках. Я не знаю, от кого, но догадываюсь, до кого. До контрабандистов и в Афган. Но пока это и неважно. Для меня интересно, что было тебе поручено сделать здесь. Сейчас ты подробно и правдиво ответишь на мои вопросы. Если ответы будут действительно подробны и правдивы, я вручу тебе револьвер, и ты сам сотрешь свои отпечатки. Тогда срок ты будешь отматывать только за свое. Договорились? — Спрашивайте, — сказал Шарапов. — Твое задание. Что, где, когда. — Сегодня с утра я должен был быть в этом аэропорту и ждать посадки самолета международной линии. Через пятнадцать минут после того, как из него выйдут пассажиры, мне надо было проверить наличие в тайнике груза, — бубнил, как под протокол, Шарапов, — потом подогнать поближе автомобиль, спрятать груз в рюкзак и по возможности незаметно уехать. Вот и все. — А как получилось на самом деле? — Самолет прилетел, я проверил груз, груз был на месте. Пошел к машине, а машины нету, угнали. Я малость подрастерялся, ведь не знаю, кого предупредить. Все же допер: когда все с самолета собрались в зале, я пошел туда и громко сказал, что у меня угнали «газон». Потом решил проверить, слышал ли меня тот, кому надо услышать: через некоторое время сходил к тайнику. Пусто там было. — Где тайник? — В задней стене трансформаторной будки. Замаскированная ниша. Будь здоров тайник, верно, со старых времен еще. — Надо полагать, ты не врешь, — задумчиво решил Смирнов, — пожалуй, больше мне от тебя ничего не надо. — А договор? — напомнил Шарапов. — В силе, — успокоил его Смирнов, извлек из кармана револьвер и, быстро разрядив, вместе с платком вручил Шарапову. Заорал вдруг: — Мусалим! Тотчас явился Мусалим, увидал Шарапова с револьвером, опешил и спросил не по уставу: — Чего это он? — Оружие мне чистит, — объяснил Смирнов. — Командира позови. Мусалим поспешно выскочил. Смирнов нагнулся, из командирской сумки вытащил кейс и, поворачивая, чтобы со всех сторон Шарапову его было видно, спросил: — Этот груз?