— Этот, — признал пораженный Шарапов. Разом исчезло лихорадочное ликование от догадки, от подтверждения догадки, от собственного всезнания, от предощущения своей победы. Догадка о том, что уже свершилось, а не о том, что должно совершиться. Всезнание, приобретенное кулаком и провокацией. Победа при двух трупах. Правы осуждающие спины удаляющихся от него рокеров? Он — машина? Он — робот? Он — мент? В сопровождении Мусалима вошел недовольный всем командир и спросил недобро: — Что надо? — Мне в самолет надо. Вместе с тобой. Только выйдем поодиночке. Ты — первый… Я через паузу. Следом. …Галина Георгиевна видела, как Смирнов навестил сомнительную группу в углу, похлопал по ватному плечу одного из этой группы, послушал, что говорят «ватники», почесал затылок, потрогал себя за нос, обернулся, увидел ее и направился на встречу с ней. Подошел, спросил небрежно и непонятно: — Как дела, Галина Георгиевна? Успокоились? Или еще выпить надо? — Здесь успокоишься, — заметила Галина Георгиевна и нравоучительно добавила: — А насчет выпить… Я пришла к выводу, что выпивать вообще не следует. — Вы — как Лигачев! — мрачно похвалил ее Смирнов и вышел на воздух. Командира он нагнал уже у трапа. — Обожди, — попросил он и достал пачку «Винстона», — здесь покурим. — Кури, — согласился командир. Смирнов прикурил, сделал первую затяжку и спросил между прочим: — Ты вооружен, Сергеич? — По инструкции вооружены все члены экипажа, кроме бортпроводниц. — Будь добр, отдай мне свою машинку от греха. — Зачем тебе мой пистолет? — врастяжку спросил командир. — Чтобы я не нервничал, Сергеич, — объяснил Смирнов. — Если ты такой нервный… — командир вытянул из подмышки табельный «ПМ», на секунду задержал в ладони и протянул Смирнову, — то держи. Смирнов сунул пистолет в боковой карман, затянулся два раза поспешно, бросил окурок: — Пошли в самолет. 25 Они поднялись по трапу и вошли в салон. Почувствовав себя дома, командир вольно плюхнулся в первое попавшееся кресло и безапелляционно пригласил: — Садись. — Подождал, пока усядется Смирнов. — Что тебе здесь нужно? — Мне необходимо обыскать личный багаж членов экипажа. — И мой? — с угрозой спросил командир. — И твой. С твоего и начнем. Чтобы приличнее выглядело. — Твое право, — командир встал. Жалко, конечно, паренька. Летал со всеми, наверное, не первый год, одних любил, других терпел, но со всеми свыкся, к каждому привык — свои. А он, Смирнов, — чужак. И сейчас чужак должен раз и навсегда прихлопнуть понимание с полуслова, привычные милые шутки, общие посиделки в аэропортовских гостиницах, удобство общей притертости и покой совместного бытия. Сейчас Смирнов одним словом обязан все перевернуть и сделать так, что все эти люди уже никогда не смогут быть вместе. Они миновали туристский класс, вошли в первый. Командир шел, как истукан, глядя перед собой. Не желал видеть покойника. А Смирнов посмотрел и понял: — Скоро пованивать начнет. Командир резко развернулся, ощерился и, в ярости не зная, что сказать, заспотыкался: — Ты… Ты… Ты… — А что — я? Я обо всех вас беспокоюсь. Нам в этом самолете лететь. В служебном помещении командир отдернул занавеску, за которой были заполненные разнообразными сумками и чемоданами полки. Разрешил: — Шуруй. Мои — вот те три пластиковых пакета. Я в них все из сумки переложил. Три этих пакета Смирнов не стал трогать. Вздохнув, он снял с верхней полки первую слева сумку. Любил систему, действовал по методике. То, чем он занимался, нельзя было считать обыском. Скорее — осмотром. Раскрывал, заглядывал внутрь, чуть прижимал содержимое ладонью и, скоренько закрыв, брался за следующее вместилище походного летчицкого добра. — Что ищешь? — не выдержал командир. — То, чего здесь наверняка нет, — непонятно ответил Смирнов и затянул последнюю молнию-застежку. На весь шмон пять минут, не более. Задвинул сумку на нижнюю полку и сказал: — Поговорить с тобой хочу. Они вновь пристроились на тех местах, где сидели пять минут назад. Командир глянул в иллюминатор, за которым начинались незаметные сумерки, констатировал без эмоций: — Вот и день прошел. — Почему мы здесь сели, Сергеич? — Потому что забарахлил двигатель. — А если я скажу, что наш самолет здесь кое-кто ждал, ты очень удивишься? — Очень. — Теперь чисто технический момент. Можно сделать так, чтобы двигатель забарахлил в определенное время и там, откуда осуществить вынужденную посадку можно только на этом аэродроме? — Я не технарь. Но, в принципе, наверное, можно. Сделать или сымитировать. — Ты когда-нибудь садился здесь? — Нет. Но о здешней полосе наслышан. — От кого? — Да уж и не помню. Многие летчики ее знают. — Не изображай из себя целку, Сергеич. Кто из твоего экипажа служил здесь на местных линиях? — Второй пилот. — Это его большой полупустой чемодан? Серенький такой, заграничный? — Его. — В нем очень удобно помещался кейс-кукла, — решился наконец впрямую сказать Смирнов и, вытащив из кармана пистолет, протянул командиру. — Возьми, может, пригодится. — Такие пироги, — подвел итог командир и засунул пистолет в подмышечную кобуру. — А ты не мог ошибиться? — В карман положи или за ремень заткни, — посоветовал Смирнов. На глупый вопрос не ответил. Да и знал: командир задел его для порядка. И только. — Пойдем, Сергеич. — Обожди малость, — попросил командир и, закрыв глаза, откинулся в кресле. Посидел так недолго, вдруг открыл глаза, прислушиваясь. — Твои соратники летят. — Не слышу, — признался Смирнов. И впрямь, было тихо. Но чуткое пилотское ухо не обмануло: через несколько секунд послышался комариный звон. Он приближался, постепенно превращаясь в гул. — Теперь мне можно пистолет не перекладывать? — насмешливо спросил командир и встал. — Когда они нужны, их не дождешься… — злобно заметил Смирнов и тоже поднялся. — А на все готовенькое — вот мы! 26 Вертолет висел над зданием аэропорта и незаметно для глаз снижался, поднимая с загаженной людьми земли клубы пыли и несметный человеческий мусор.