14 Нильс вел свой велосипед вверх по извилистым холмам Мастхюггсбергена. Ему-то что, а вот для пожилых людей, живущих наверху, крутой подъем утомителен, особенно зимой или когда идешь с тяжелой ношей… В газете он читал о планах построить здесь эскалатор. Пока Нильс напрягался, склонившись над рулем, в его голове промелькнула сюрреалистическая картина: рабочие с верфи в кепках и фуражках, поднимающиеся на эскалаторе наверх, — боги, восходящие на свой Акрополь. А почему бы и нет? Есть же в Стокгольме лифт, поднимающий людей к району Сёдермальм. А во время Юбилейной выставки он ездил с Эллен по канатной дороге в парк развлечений Лисеберг… Ничего невозможного тогда не было. Ну вот он и наверху. Как обычно, Гуннарссон на секунду остановился, обернулся — и получил награду: фантастический вид на реку. Днем здесь всегда стоял шум из-за пароходов, барж и буксирных лодок, подвижных маленьких паромов и поворачивавшихся подъемных кранов. Сейчас, вечером, было спокойнее. Черный дым из пароходных труб рассеялся, и воздух над водой был по-осеннему чистым. За сонными верфями острова Хисинген поднималась гора Рамбергет, синея в сумерках. Нильс открыл калитку, завел велосипед во двор и бросил взгляд на квартиру Сигге на первом этаже. В окне мерцала лампа. Идея использовать Сигге Карлстрёма как почтовый ящик для сообщений Эллен оказалась даже удачнее, чем он надеялся. С учетом соседского презрения к его работе «легавого», Нильс ожидал наткнуться на сопротивление — но Сигге неожиданно возгордился своей новой миссией, как петух. Он поклялся ни звуком не выдать их соглашение и даже привнес свои собственные инициативы. У него была старая судовая лампа, которую он брал с собой по вечерам в уборную во дворе; если Нильс видел, что она горит у Сигге в окне, значит, можно было забирать почту. Он постучал в дверь соседа — письмо было передано ему с конспиративным подмигиванием — и, зайдя к себе в квартиру, открыл его и прочел. Чумной остров, 4 сентября 1925 г. Моему любимчику среди констеблей, второпях. Попытаюсь набросать несколько строк, пока в рабочей кухне пусто и Артур курит во дворе. Насколько я понимаю, это знак того, что скоро он отчалит на моторной лодке. Если у кого-то есть письмо для отправки в городе, надо поспешить и положить его в почтовую сумку в лодочном ангаре. Артур вообще ужасно милый, всегда радостный и приветливый со всеми. Вчера предложил мне сигарету, но я не посмела ее принять, так как фру Ланге почуяла бы запах курева. Ее органы чувств на грани сверхчеловеческих. Хотела бы я сообщить тебе что-нибудь захватывающее — но ничего такого нет. Изнуряющая работа, часто бессмысленная. Например, карантинные охранники начали трудиться над основательным проектом — ремонтом пристани снаружи складского помещения. Вот обрадуются военные, когда остров перейдет к ним! Забрали даже старые фонари и повесили на железных кронштейнах снаружи. Они красивые, но чудовищно старомодные, как и всё здесь. Остров — пережиток прошлого. Он разрушается кусок за куском, а строгие правила и привычки — просто отчаянные попытки сохранить былое еще хоть на сколько-нибудь. О, я так устала от всех этих глупостей! Например, пододеяльник надо развешивать на просушку строго определенным образом. А складывать его надо до смешного обстоятельно и не спеша. Когда я пытаюсь упростить свою работу и сделать ее эффективнее, мне читают нотации. Постоянно приходится слышать: «Мэрта обычно всегда…» Так и чувствуется, что я здесь вместо нее. Карантинные охранники демонстрируют это на свой лад. «Мэрта обычно сидела у меня на коленях, прежде чем начинала скрести стол». Или: «Мэрта обычно целовала меня. Ха-ха-ха». Не будь я такой усталой, плеснула бы им на голову из бутылки с уксусом… Ну вот, Артур гасит сигарету. Вынуждена на сегодня заканчивать. Au revoir![9] Твоя верная кухонная прислуга Улыбаясь, Нильс положил письмо в карман. Завтра утром на работе он напишет ответ. А сейчас надо что-нибудь съесть и лечь спать. 15 Эллен стояла вместе с несколькими охранниками у чумной больницы, ожидая почты из города. Артур поднялся по лестнице из лодочного помещения, держа в руках ящик с сахаром. — Для кухни, — сказал он. — Я возьму, — отозвалась Эллен, протягивая руки. — Справишься? Он тяжелый. Она слегка осела, приняв ящик, но ухватилась покрепче и выправилась. Один из охранников поспешил ей на помощь. — Давай помогу, малышка. — Нет, спасибо. Я справлюсь, — ответила Эллен, направляясь к столовой. Артур догнал ее. — Погоди, — сказал он из-за спины, — у меня для тебя кое-что есть. Эллен остановилась, балансируя с ящиком в обнимку, пока он рылся в почтовой сумке. — Вот. Любовное письмо. — Артур подмигнул и отправил конверт в карман ее фартука. Эллен была благодарна ему, что он передал ей письмо незаметно, так, чтобы не увидели охранники. Она продолжила двигаться с ящиком в руках, ступая мелкими осторожными шажками, не видя, куда ставит ноги. Рядом послышался протяжный птичий крик. «Оаа-оаа», — звучало откуда-то. Эллен остановилась и прислушалась. Гага? Нет, две гаги… В это время года? В следующий миг птичий крик перешел в смех. Над вереском показались два рыжих вихра — и снова исчезли. — Я вас вижу, шалуны! — крикнула Эллен. Сколько им лет? Четыре, пять? Они бегали всюду по острову, грязные и одичавшие… Похоже, никому до них не было дела. Если они слишком баловались, Катрин выдавала им по затрещине. Понятно, когда ей удавалось их поймать. Они были потрясающе проворными и скакали по отвесным скалам у залива, как горные козы. Иногда прокрадывались на кухню и таскали кусочки ветчины с разделочной доски или свежевыпеченные батоны, оставленные остывать на противне. Если их заставала Сабина, она охаживала их веником, словно это были крысы. Но пацаны только смеялись. Рубен их полностью игнорировал. Эллен пыталась заговорить с ними, но ответа никогда не получала. Сначала она думала, что они не умеют говорить, что у них задержка в развитии. Но в глазах их искрился хитрый блеск, а уж если дело касалось добычи чего-то вкусного на кухне, они проявляли большую хитрость. И говорить мальчуганы умели, это Эллен скоро поняла. Но речь их была странной. Поскольку с ними никто не разговаривал, они воровали слова точно так же, как еду на кухне: слово там, другое здесь… Подслушивая за дверью или за холмиком, произносили слова, как попугаи, похоже, сами не понимая, что говорят. Сейчас пацаны внезапно появились на скале рядом с тропинкой и с интересом наблюдали, как Эллен мучается со своей ношей. — Чертова замарашка, — крикнул один из них, — научись слушаться, запихни себя в мешок, утопись. Эллен остановилась и посмотрела на него. — Это ты мне говоришь? — удивленно спросила она. Мальчишки хмыкнули. — Еще чего. Да ни в жисть. Ножичком пырнуть гадину, — радостно пробубнил второй. Они согнулись пополам от смеха и исчезли за выступом. Эллен посмотрела им вслед и покачала головой. Вместо того чтобы идти прямо к зданию столовой, она отошла в сторону старой хибары, уже давно пустовавшей, поставила ящик на землю и села на траву, прислонившись к фундаменту. Вынув письмо из фартука, надорвала конверт и прочитала: Спасибо за рапорты. Ты молодчина. Продолжай дальше. Нильс Возмущенно скомкав бумажку, Эллен засунула ее обратно в карман. Одна строчка! И это ответ на два ее письма… Как будто он посылал телеграмму, когда надо платить за каждое слово. Она вспомнила его коротенькие послания, когда занималась в школе домоводства. Нильс не отдавал себе отчет в том, что слова бесплатны, что их можно тратить сколько угодно. Подумать только, он потрудился напечатать текст на машинке!.. Эллен практически видела, как он заправляет в каретку тонкую папиросную бумагу, используемую полицейскими для своих рапортов, и, корпя над своими жалкими писульками, бегает глазами по клавишам в поисках нужной. Затем вытягивает бумагу из каретки и подписывает… Она даже рассмеялась. Георг был намного лучше по части писем. Он всегда писал ей из деловых поездок; его письма были шутливыми, с маленькими рисуночками, изображавшими его в разных ситуациях в виде фигурки из палочек. Интересно, не ждет ли ее дома письмо от него? Георг предупредил, что почта из Южной Америки доставляется долго и ненадежно. И что отвечать на его письма не имеет смысла, поскольку он переезжает с места на место и постоянного адреса у него нет. Но обещал писать ей так часто, как сможет. Да, Георг был полной противоположностью Нильса. С ее стороны это не было любовью с первого взгляда, ничуть. Он был обычным молодым человеком, другом друга ее братьев. У Эллен было два брата и ни одной сестры. Привыкшая к мальчишкам и их незатейливому способу общения, она не была готова к тому, что ей будет недоставать их в школе домоводства. Летом Эллен получала большое удовольствие от плавания под парусом с молодыми мужчинами. Ей нравилась их общество, и она была горда тем, что является полноценным членом их компании. Георг был высокий, стройный и привлекательный, с темными, зачесанными назад волосами. Он был хорошим пловцом, а еще мог сыграть «Лаймхаус-блюз» на банджо так, что волоски на коже вставали дыбом. Однажды они бросили якорь в маленьком безлюдном заливчике. Все отправились на сушу, а Эллен и Георг остались в лодке. Они немного поболтали, и Георг ее поцеловал. Сначала слегка, словно в шутку. Посмотрел ей в глаза и, поскольку она не возражала, снова поцеловал. Медленно и изучающе, мягкими губами и ищущим языком, слегка обнимая за шею. От поцелуя вниз по телу пошли волны, ощущение тяжести и тепла. И тут Георг вдруг отстранился. — Нет, нет, — стыдливо пробормотал он. — Мне не следовало так делать. Извини, Эллен… Но в тот момент, когда он отстранился, она сама подалась к нему. Ее движение было непреднамеренным, словно он закинул крючочек в ее рот и она была вынуждена следовать натяжению лески. Ее реакция удивила ее саму, но не Георга. Выражение его глаз стало понятно ей лишь позже. Озорство с чувством легкого превосходства. Он точно знал, как она отреагирует. Подождав еще секунду, Георг покачал головой и пробормотал извинение за не вполне подобающий поступок. Пока она чуть ли не принудила его, поцеловав в губы. Когда он наконец ответил на поцелуй, ее охватило облегчение.