— Надо же, — сказал он, качая головой. — Еще красивей стала… На юг завернула? — Ага. Кости погреть — Классный загар. Выглядишь на тыщу баксов. — Половину давали, — хмыкнула я. — Что? — не понял Валька. — Ерунда, один придурок в поезде… долго объяснять. — Ну что? Обнимемся со свиданьицем? — засмеялся Валька, и мы обнялись. — Рад тебя видеть. — И я тебя. Идем на кухню. выпьем. Разговор есть. — Да, — согласился он. — Поговорить есть о чем. — За посылки и деньги спасибо. — Ерунда. — Значит, ты… — И он… интересовался. Переживал очень. Особенно в первый год. Ему, знаешь ли, нелегко пришлось. Каждая собака глаза колола. Говоря между нами, есть за что. Власть он, может, забрал немалую, а вот уважение… — Из-за того, что я вместо него в тюрьму отправилась? — Само собой. Конечно, в глаза ему такое никто не скажет, даже я. Кишка, знаешь ли, тонка, сказать как думаю… подставил ты бабу, а сам… В глаза не говорят, а за спиной шепчутся. Влад не совсем дурак, понимает… — Влад? — удивилась я. — Ага. Он у нас теперь так зовется. Шибко навороченный стал парень, и свое имя ему разонравилось, так что он не Славка, а Владислав. Влад для краткости. — Здорово, — кивнула я, — Так что там про его ум и все такое? То есть чего мне ждать следует? — А это от тебя зависит. Кто-то из мудрецов сказал: меньше всего мы склонны прощать людям собственную подлость. Улавливаешь? Ты постоянное напоминание об этой самой подлости И он знает, и ты знаешь, и все знают… — Может, зря я домой вернулась? — Если ты Славку убедишь в своей большой дружбе, так и проживешь спокойно, и даже очень может быть, что хорошо устроишься. А не убедишь, тогда ноги в руки — и отсюда подальше. — Занятно, — кивнула я. — Ноги в руки, говоришь… — Ты как сама настроена, с претензиями или… — У меня к Славке претензий нет и быть не может. Меня в оборот круто взяли, деваться некуда, либо на себя брать, либо валить на Славку. Мне такое не по силам, да и соучастие все равно бы припаяли, пошли бы вместе… — Это ты все сама придумала или подсказал кто? — спросил Валька презрительно, — Чушь все это. Передо мной спектакль не разыгрывай. Он Китайца завалил, потому как тот костью в горле стоял. Дело сделал в горячке и по-глупому… Если б ты на себя не взяла, париться бы ему в тюряге. — И многие так решили? — спросила я, начиная думать, что Нинка, пожалуй, права и возвращаться мне не следовало. В конце концов. Россия большая, и где-нибудь мне место нашлось бы. — Главное. Влад сам так думает, — хмыкнул Валька. — Это он тебе сказал? — Он со мной разговоров по душам давно не ведет, как из детских штанов выросли, так и завязали с разговорами. Но глаза у меня, слава богу, есть. Последние две недели он сам не свой, видно, к встрече готовится… — Тогда жду от тебя совета. как поступить, чтоб в этом городе остаться и голову уберечь. — Поезжай к нему, прямо сейчас. И попробуй убедить в своей большой дружбе. Заметь. Дружбе. О любви лучше помалкивай, он вроде жениться собрался. Вряд ли тебе чего светит, в общем, сами разберетесь. — Не кроись, поняла, не дура. Значит, жать на то, что в одном дворе росли? — Точно. И никаких намеков на то, что он тебе должен. — А мне он в самом деле ничего не должен, — хмыкнула я. — Вот и отлично. Поехали, — Я постояла немного, разглядывая пол под ногами, потом кивнула. а Валька сказал: — Прикид у тебя клевый, и сама ты выглядишь так, точно с Канар пожаловала, это ни к чему. Оденься попроще и в глаза жалостливости напусти. И вообще, скромнее, скромнее. Мол, знаю свое место крайнее справа в восьмом ряду и ни на что не претендую. Я пожала плечами, достала из сумки джинсы и футболку и пошла в ванную переодеваться. Валька ждал возле входной двери, позвякивая ключами. — Так нормально? — смеясь и разводя руками, спросила я. — Слушай, может, мне в тебя влюбиться? — вздохнул он. — Почему нет? Я не против. — В любовницы ты не пойдешь, а я три года как женился. — Правда? — Я заперла входную дверь и вслед за Валькой стала спускаться по лестнице. — Правда. Сыну полтора года. Сашкой звать. Приходи, с женой познакомлю. — Спасибо. Только вряд ли ей понравится. — Это точно. Не обижайся, ладно? — Чего уж там. Налицо серьезные изменения в жизни… — А вот тут ты права, жизнь действительно здорово изменилась. Нос не высовывай, присмотрись, и сама все поймешь. — Сюда ты наведывался? — спросила я, устраиваясь в его машине. — Я. Сосед рассказал? — Да, говорит, крутой и на иномарке. Вряд ли Славке пришло в голову заглянуть сюда, значит, ты. Друзей в этом городе у меня немного. — Не хочу тебя огорчить, — серьезно сказал Валька, — но у тебя их вовсе нет. Не считая меня, конечно. Мы замолчали, каждый думал о своем. Валька свернул с проспекта и направился по улице Гоголя. — В «Азию» едем? — не удержалась я. — Ага. Только теперь ее не узнаешь. Что верно, то верно. Бывшее кафе в самом деле было не узнать. Теперь «Азия» именовалась рестораном и занимала два этажа. — Ну вот, — Валька свернул в переулок в квартале от ресторана. Остановил машину и посмотрел на меня, — Топай одна. Чтоб не вышло, что ты со мной раньше, чем с ним, встречалась. Он у нас единственный и неповторимый… — Он точно здесь? — Ага. Где-нибудь в карты режется или в подвале в бильярд. — Может, сначала позвонить? — Спросишь Влада на входе, там кто-нибудь из ребят дежурит. Трогательнее получится. вернулась, бросилась со всех ног к лучшему другу и даже позвонить забыла… — А тебе он давно не лучший друг. — усмехнулась я. Губы Вальки нервно дернулись, но ответить он не успел. Я хлопнула дверцей и зашагала к ресторану. Вблизи он выглядел менее внушительно. Хотя здание недавно покрасили, под окнами первого этажа проступили темные пятна, а штукатурка в некоторых местах успела облупиться. Я потянула на себя тяжелую дверь и вошла в холл. После уличной жары здесь было прохладно, я сняла темные очки, сунула их в карман и огляделась. На кожаном диване возле зеркала сидел усатый мужчина лет сорока пяти и с очень важным видом просматривал газету. На меня даже не взглянул. — Извините, — шагнула я к нему, он так и не повернул головы, — Где я могу видеть Владислава Семеновича? — А зачем он тебе? — хмыкнул усатый. «А не твое собачье дело», — собралась ответить я, но вовремя передумала. Я здесь просителем, и начинать со скандала на входе негоже. — Зачем, ответить трудно, потому что особого дела у меня нет. Давно не виделись… — Что-то я сомневаюсь, чтоб он сильно по тебе скучал… — Может, так, а может, и нет. Вы бы узнали, вдруг он решит со мной встретиться? От газеты он все-таки оторвался и посмотрел на меня, задержал взгляд на джинсах и кроссовках и покачал неодобрительно головой. — Вон телефон в углу, — кивнул он и вновь отвернулся. — Позвони. А так не пущу. Много вас тут таскается. Дверь рядом с гардеробом открылась, и в холл вышел парень, лицо его показалось смутно знакомым. При его появлении вальяжности в усатом убавилось, он торопливо отложил газету и сказал заискивающе: