– Нет, скорее весь охвачен новой страстью. Клавдия, кстати, сообщила, что девицу ему подсадил новый работник Анатолий, по ее словам, бандит, который хочет всю деревню, то есть наши дома, присвоить. – Это не так легко! – В наше время все возможно. – Если этот Анатолий действительно бандит, это посерьезней, чем розовая мечта родителей Люси, согласись! – Не хочется мне впадать в детектив. – А давай съездим в деревню, все увидим на месте. И этого Анатолия. – Давай. Только когда Димон уедет. – А она останется? – Думаю, он возьмет ее с собой. – В качестве кого? – Юля, ты что, сама с Луны свалилась? Какая разница? Оформит ее на предприятии каким-нибудь менеджером временно и командировочные заплатит. – И не только командировочные. – Не только. Так что подождем. И я оказалась права. В конце сентября Димон приобрел квартиру, на покупку которой он требовал от меня экономии больше десяти лет, и устроил жуткий скандал, что Аришка просит у него ключи, чтобы попробовать пожить отдельно, как он же, Димон, ей и обещал уже три года подряд. И не только обещал, но всячески настраивал ее против меня (Ариша все мне рассказывала), тебе нужно от матери отделиться как можно быстрее, учил он, какое время, такая и правда, сейчас время активных и напористых, она же совсем не такая, она и тебя воспитывает неправильно, ты вот биологию выбрала, что, хочешь мыкаться на копейки, как лохи, тебе нужно начать свой бизнес, я помогу, финансирую тебя на первом этапе, как только ты отделишься от своей матери, которая выживает только благодаря своей экстрасенсорике, бабка-ведьма ей до сих пор с того света помогает, я ее боюсь смертельно! А ты нормальная девчонка, и твоя мать на тебя дурно влияет, она старомодная, хотя почти Мессинг, а тебе жить в реальном современном мире, станешь жить одна, буду тебе помогать, вот покупаю для тебя квартиру. – Всё у меня хотите отнять! – злобно орал теперь Димон. – Я, можно сказать, первую свою квартиру заимел – и ту жаждете присвоить! – Но ведь ты сам мне обещал! – кричала Аришка в мобильный. – Ты все годы мне твердил, что я должна жить отдельно от мамы! Должна становиться взрослой! Ты мне деньги на бизнес обещал! – Ты мерзкая, гадкая, ленивая девчонка, – ответно орал он, – тебе бы только все забрать у отца! Не отдам я тебе квартиру, поняла?! Не! От! Дам! Хватит сидеть на моей шее! Иди трудись! Мети улицы! Зарабатывай себе на кусок хлеба! Ты вообще, может, мне не дочь! У твоей матери и до меня был мужик, небось от него она тебя и произвела! Ты на меня ни капли не похожа! – Ты! Ты! – Арина заплакала. – Мама ни разу тебе не изменила, а ты… ты… Я и не хочу быть на тебя похожей! Ариша лежала на диване и рыдала. Я сидела рядом. – Зачем, зачем он так гнусно о тебе говорит?! Почему он стал таким ужасным?! Я молчала. – И что, у тебя до него, точно, был другой? – Да, – сказала я. – Я собиралась за него замуж. Но Димон разрушил наши с ним отношения. Устроил шантаж. Это был 1993 год. Больше мы с ним не виделись. А через полтора года я вышла замуж за твоего отца. – Он тебе все разрушил, а ты простила?! – Он просил прощения и клялся, что причиной была его большая ко мне любовь. – И ты поверила?! Вскоре Димон уехал в город Н., где работало наше предприятие (там у Димона по-прежнему сохранялись нужные и дружеские связи, было дешевле сырье), и увез свою новую любовницу с собой. Ни в Москву, ни в дом на Оке он уже не вернулся. Часть третья. Муляж «Мне снилось, – говорит она, — Зашла я в лес дремучий, И было поздно; чуть луна Светила из-за тучи…» А.С. Пушкин Ноябрь стоял слякотный; все время капало, текло, холодные тонкие стрелы бились в стекла витрин и, разноцветно преломляясь, тут же сползали вниз, образуя на асфальте неровные подтеки, соединяющиеся в лужи, как блестящая ртуть; прохожие перешагивали через них и не расставались с зонтами: черные, красные, зеленые и синие круги – некоторые плавно, другие порывисто – двигались по городским улицам, создаваемый ими рисунок то и дело менялся, точно в детском калейдоскопе. У меня не было вдохновения, и я с трудом перетирала кисти, с трудом наносила на загрунтованный картон темперу, с трудом вымучивала из себя сюжеты новых картин… Меня беспокоило, что Аришка пребывает в сильнейшем унынии. По ЕГЭ баллов она не добрала, на бюджет на биофак даже педуниверситета не попала, и ее зачислили платно. А Димон сообщил по телефону, что предприятие наше сдыхает, в гостевом никаких гостей нет, а нужно еще платить Анатолию, иначе в деревне вообще все загнется, и он не уверен, что со следующего года предприятие сможет оплачивать вуз. – Это ведь ты со своими Люсями виноват, что Арина фактически не училась в десятом и одиннадцатом, – сказала я ему по телефону. – Ее нужно было поддерживать в такой трудный период, а ты травмировал ее своим распутством, ведь она все, что ты писал, читала в «Живом журнале»! – Вы мне надоели! Чтоб вы все поумирали! – в ответ заорал он. – Иди в жопу! – И отключился. Никогда ранее Димон не позволял себе даже в ссорах со мной грубых слов. В ту же ночь он мне приснился. Выглядел Димон совершенно как в жизни. И если бы в своем сне я не знала, что он мне снится, – это было осознаваемое сновидение, – я бы решила, что все, что он мне сообщил, произнесено им в реальности. А произнес он только одну фразу: он знает, что переступил черту и скоро погибнет. И во сне я точно знала, какую черту Димон переступил: он предал меня и дочь. А еще через несколько дней мне приснилось, что Димон пытается запихнуть меня в печь – это снова был повторившийся ремейк триллера начала девяностых, – но я с огромным трудом вырываюсь из его рук, отпихиваю его, тут же оказываюсь у дверей какого-то округлого мрачного помещения и вижу, как молодая бойкая девушка с длинными светло-каштановыми волосами, собранными в хвост, с довольной ухмылкой запихивает в ту же самую печь Димона… И еще был сон о новой квартире: будто в ней танцует Люся, а Димон смотрит на ее танец с восхищением, хотя даже во сне я знаю, что движения Люси почти неуклюжи и нет у нее танцевального дара, но Люся после танцев обнимает Димона, и он обещает отдать ей квартиру «под проект» – голос Димона был отчетлив, а лицо Люси размыто. В декабре подморозило. Зонты закрылись. Аришка слегла. То есть ничем она вроде и не болела: терапевт, приглашенный из городской поликлиники, не нашел у нее никаких отклонений от нормы. Но в педагогический университет ходить перестала. Лежала, и все – вставала только в туалет и поесть, причем ела крайне мало, худея день ото дня. Она любила Димона. Очень любила. И он, «хозяин жизни», был для нее авторитетом, а не я, не умеющая в этой капиталистической жизни пробиваться… * * * Сны я рассказала Юльке. У нее развивался уже бурный роман с Юрием – и я мысленно шутила, что, возможно, главным притягательным моментом для обоих служило созвучие их имен. – Волосы каштановые у нее? Значит, точно, та с моря, которую он называл «шоколадкой». – Она просто была очень загорелой. Мне кажется – другая. – А Люся во сне при чем? Она же танцует в квартире? – Наверное, она приснилась символически: Люсю хотели выдать замуж за Димона ради его денег и собственности, и эта, видимо, которая дубль-два, прихватила его с теми же целями – и новая наша квартира для нее лакомый кусок. – А почему ты думаешь, что не «шоколадка»? – Девушка с высшим образованием, самостоятельная и неплохо зарабатывающая – помнишь, он же сам все о ней сообщил? – не для Димона. Такая годится только на короткий южный роман. Над ней нелегко ощутить превосходство. – У него дебильный культ молодости! – Сейчас он у всех – открой Интернет. Люди платят огромные деньги за подтяжки лица, омолаживающие кремы и прочее. Но у Димона еще и личное: именно в институте на филфаке он чувствовал полноту жизни – вокруг было столько девушек, а их, парней-студентов, всего двое или трое. И он был предметом воздыхания многих. И не одну первокурсницу-филологичку лишил девственности, он сам с гордостью об этом писал. Видимо, это был для него самый кайф. Ну а во-вторых, такая модель сейчас в тренде: кошелек потолстел – покупай молодую любовницу. И Димон тоже готов за молодость платить. Я не о людях искусства, там все иначе: и юная может полюбить за талант. Ведь талантливый человек – это гиперколлайдер. От него черпают. От него исходит энергия. Я о самых обычных тугих кошельках. – Да, – согласилась Юлька, – даже с талантливыми женщинами так бывает: немецкого режиссера Лину, забыла фамилию, полюбил оператор на сорок лет ее моложе и столько же прожил с ней. – Именно. – То есть ты не относишь Димона к одаренным людям? – Я всегда считала его одаренным. Что-то было в нем самобытное, оригинальное. Есть ранний рассказ у него, который я считаю отличным. Но недавно я поняла: тот Димон исчез в девяностые. Писатель перестал быть для толпы уважаемым человеком, к тому же многие литераторы дошли до крайней степени нищеты, а Димон мог выбрать для себя только род деятельности, дающий ощущение социальной крутизны. Теперь это бизнес, а если литература, то исключительно коммерческая. И то с натяжкой. Как развлечение умов. А не управление ими. Серьезных писателей почти никто не знает. Вот Димон и превратился в писательницу пошлых женских эротических романов… – Все так вульгарно у него… И эта Люся дубль-два, я уверена, столь же примитивна, как Люся дубль-один, считавшая, что матерная лексика украшает девушку, одетую во все блестящее и розовое… – Но все-таки Люся была не так испорчена. В ней корысть победило живое, природное, женское. – А эта? – Ну, если судить по моим снам…