И в чем причина кошмаров? Я завис над кофе и долго разглядывал извивающийся дымок от сигареты, отчётливо видя похожий путь капельки воды. Я уехал от отца, не объясняя причин внезапной спешки, но прекрасно понимал, куда хочу приехать чуть раньше, чем Амели. Почему? Зачем? Для чего? Может, чтобы уловить подсказку в том, как она выйдет из такси с Димоном. Может, для того, чтобы увидеть их вместе и вдолбить себе в мозг, что я зациклился. На ней? Или на том, кто с ней? Почему именно Авдеев, а не Клим? А следом ворох других вопросов, на которые у меня не было ответа. Выйдя из такси у входа в «Амнезию», я бросил взгляд на часы и отошёл от лестницы, ведущей ко входу в клуб. Выбил из пачки сигарету, щёлкнул зажигалкой и затянулся, высматривая в проезжающих машинах ту, в которой приедет Резкая. Клиника? Да. Я же не лезу? Наверное, нет. Лезу… Черт, я все-таки лезу. Да и похуй, если так. Игнорируя шумные компании, стремящиеся побыстрее оказаться в клубе, я курил одну за одной и ждал. Смотрел на часы, на подъезжающие автомобили с эмблемами агрегатора такси, на силуэты девушек, среди которых все никак не появлялась она. Клиника? Да. Я же лезу? Да. Может, все же забить? Ну нет. Я не Авдеев. У меня не получится. Швырнув истлевший до фильтра окурок в урну, я потянул из пачки новую сигарету и замер. Подушечки пальцев не могло защипать от прикосновения к бумаге… О нет. Это совершенно другое. Стоило моему взгляду найти фигурку Амели, и он прилип к ней намертво. Я смотрел на нее не моргая. Следил за тем, как она переходит дорогу и поправляет собранные в высокий хвост волосы. Впитывал ее движения и с каждым ее шагом все сильнее чувствовал аромат кофе с миндалем. Тонкий, словно ниточка. Будоражащий запретным «чужая». И отрезвляющий отчётливым «прикасаться нельзя». — Привет, — поднял я руку, привлекая внимание Амели. Выгнул бровь, задавая девушке немой вопрос, какого черта она одна и пешком. И улыбнулся ответу: — Я живу недалеко. — Взмах ладони в сторону виднеющиеся высоток. А через мгновение торопливое уточнение-вопрос: — Дима уже приехал? — Пока нет. Я думал, он заедет за тобой, и вы приедете вместе. Только в моих мыслях все совершенно иначе. Я хотел, чтобы Дымыч ещё раз облажался. Даже больше — я знал, что он снова облажается. И убедившись в этом, мне хотелось спросить у Амели, как ей нравится такое внимание? Зачем она терпит это наплевательское отношение? Ведь никак иначе не объяснить, почему девушка идет в клуб пешком. Когда могла приехать на такси. Со своим парнем. И судя по ее глазам, не мне одному было понятно, что Авдеев облажался. Только сейчас я не собирался его спасать и что-то придумывать в оправдание. Наоборот, мне до одури хотелось посмотреть, как он станет выкручиваться. Какое оправдание придумает, чтобы объяснить отсутствующее внимание к своей девушке. — Подождем или пойдем внутрь? Выудив из пачки сигарету, я протянул ее Резкой и по усилившемуся жжению в кончиках пальцев догадался, что неловкое утро никуда не стёрлось. Не забылось, как что-то неважное. Но так же старательно игнорируется Амели. Игнорируется. Однако во взгляде потемневших глаз мелькнуло удивление и вопрос: почему я ничего не говорю, не извиняюсь, не пытаюсь извиниться? — Я ему не скажу, — произнес я, поднимая пачку выше и опуская взгляд на дрогнувшие пальцы Резкой. Чтобы через секунду рывком перевести на скалящего зубы Игнатова, появившегося рядом с нами совершенно неожиданно. — Да ладно?! Кого я вижу, Лукашин? За два года забыл, как тёлочек снимать? — рассмеялся Май, отделяясь от компании мажоров. Проскользив маслеными глазами по Амели, цокнул языком: — Цыпочка на пятерочку. Правда, не того выбрала. Зачем тебе лузеры, кроха? — спросил он и, когда Резкая отшатнулась от него, передёрнув плечами, Игнатов улыбнулся шире. А затем с замашками хозяина жизни провел тыльной стороной ладони по щеке Амели: — Не бойся меня, смазливенькая. Я таких люблю. Уступишь, Никитка, или заберу сам? Глава 32. Никита Кроха… Смазливенькая… Уступишь… Я впечатал сжатый до хруста кулак в ухмылку Игнатова. Добавил ему левой и, глянув в сторону сорвавшихся на помощь своему дружку мажоров, рявкнул: — Резкая, за спину! Ясно?! — Да, — испуганно пискнула она, и ее страх отключил мне голову. — Съебались нахуй! — выкрикнул, скинув куртку под ноги и отправляя на асфальт первого из мажоров прямым в челюсть. По касательной зацепил второго и зашипел от прилетевшей ответки. А дальше глаза заволокло кровавой пеленой от истошного крика Резкой: — Никита! Я бил, не разбирая куда прилетают мои удары. Стряхивал наваливающихся парней и снова печатал кулаками. В челюсть, по почкам, в солнечное. Смаргивал вспыхившие звёздочки и снова впечатывал кулаки в челюсть, почки, солнечное. Шипя от злости, когда удар оказывался не таким, как хотелось бы. И рыча зверем от попыток завалить меня толпой. — Эй! Разошлись! Разошлись, я сказал! Но вместо того, чтобы остановиться, я зарядил с ноги согнувшемуся парню и захрипел, когда меня спеленали и оттащили от плюющегося кровью Игнатова. — Зря, Никитка, — процедил он, проведя ладонью по разбитым губам. — Я такое не прощаю. — Так в чем проблема? — дернулся я. — Давай, договорим, блядь! — Позже, — оскалился Май. Глянул на своих дружков и чиркнул по горлу, переведя взгляд на меня: — Встретимся, Никитка. И обязательно договорим. — Зассал?! — выкрикнул я вслед удаляющемуся парню, рванулся, пытаясь стряхнуть с себя руки, и рассмеялся, повторяя: — Зассал! — Успокоился! — прогремело за спиной. — Скажи спасибо, что к вам претензий не было. — Ты охренел? — повернув голову, я уставился на одного из охранников и рявкнул второму, который потянулся к белой как смерть Амели, осевшей на бордюр с моей курткой в руках: — Сука, даже не пробуй ее трогать! — Остынь! — встряхнув меня, как половую тряпку, охранник разжал захват и медленно процедил: — Даю пять минут свалить по-хорошему. Дальше вызываю ментов. Усёк? — Усёк, — кивнул ему и, подойдя к Резкой, опустился перед ней на корточки — Эй. Ты как? Леля, ты как? Вздрогнула, но подняла взгляд. — Нам надо отсюда свалить. Хотя бы к соседнему зданию. Слышишь? Кивок. Вложенная в мою ладонь и дрожащие губы. — Мы отойдем и позвоним Димке. Он тебя заберёт. Хорошо? Мгновение, второе, третье и на грани слышимости, больше считанное по губам: «Нет». — Нет, — повторила чуть громче Амели. Тронула кончиками пальцев мою скулу и, будто пронзенная ударом тока, встрепенулась и принялась искать что-то в своей сумке: — Я сейчас. У тебя кровь… — Забей, — отмахнулся я, но все же взял протянутый бумажный платок и стиснул зубы, когда следом из сумочки показался телефон, в который Резкая зачастила короткими фразами: — Дима, Никита подрался. Позвони Льву Борисовичу. Ты где? Дима, я в порядке, Никита… — росчерк взглядов и срывающееся в истерику: — Дима, я не знаю! У него кровь! — Дай! — рявкнул я, вырывая мобильный из рук Амели. Выдохнул и произнес в трубку: — Дымыч, ты где? — Выезжать собираюсь. Что у вас там, Никитос? Ты когда успел?