Никита медленно положил бургер на стол, вытер рот салфеткой и посмотрел на меня. — Ты любишь Дымыча? Я замялась и попыталась скрыть неловкую паузу очередным глотком колы. Лукашин продолжал наблюдать за мной с нечитаемым выражением лица, и только прищурил глаза, что выдавало его любопытство. — Это не твое дело, не находишь? — заметила я. — Это простой вопрос. — На который ты не получишь ответа. — Ты не хочешь отвечать или не можешь? — Не хочу. — Придется. Я фыркнула. — Иначе что? Заставишь? — Прекрати воспринимать каждое мое слово в штыки, Амели. — Я общаюсь с тобой так, потому что учла ошибки во время наших прошлых… бесед. — Например? — живо заинтересовался Ник. — Например, ты игнорируешь просьбы не лезть туда, куда не следует. — И именно поэтому я сейчас спрашиваю тебя о чувствах к Диме. Опустив голову, я принялась разглядывать коробку с картошкой. Лукашин терпеливо ждал, попивая кофе. Я вздохнула, посмотрела Никите в глаза и тихо произнесла: — Я бы не стала так долго встречаться с ним, если бы не испытывала никаких чувств. — Он из богатой семьи, воспитан и, насколько я могу судить, обладает неплохой внешностью. — Короткая пауза, будто мне дали возможность возразить. И следующий аргумент, от которого мурашки рванули врассыпную по всему телу: — А еще Дымыч не задает лишних вопросов. — И это, конечно же, на твой взгляд, главная причина, почему я с ним? — Да, — кивнул Лукашин и пояснил: — В этом наше с ним главное отличие. Дима из тех, кто не лезет, как ты выразилась, в душу. Он считает, что если человека что-то не устраивает или у него возникли какие-то проблема — он расскажет сам. Дима из тех, кто уважительно относится к чужим личным границам. — А ты нет? — Я… — Никита чуть помолчал, а потом усмехнулся: — Определенно нет. — Мир твоего партнера должен вращаться исключительно вокруг тебя? — уточнила я. — Дело не в мире, Резкая. Во-первых, для меня в отношениях очень важно доверие. А как доверять человеку, который держит тебя на расстоянии и явно имеет какие-то секреты? — Дима не знал о моих секретах, пока ты на них не указал, — обвиняюще ткнула я в него пальцем. — Ничего я не указывал, — поморщился Лукашин. — Он и без меня начал задаваться вопросами. И поверь, тебе повезло, что это началось спустя год, а не через пару месяцев. — И это еще одно отличие между вами? — Угу. — Он откусил от бургера и медленно прожевал, явно с целью потянуть время и поиграть у меня на нервах. — Хотя… Думаю, я бы еще быстрее озадачился тем, что не могу трахнуть любимую девушку. Я покраснела, судя по прилившему к щекам жару. Сделала жадный глоток колы и подвела итоги: — Получается, Дима уважительно относится к моим секретам и личным границам, не принуждает к сексу, а еще богат, красив и воспитан. И после этого ты спрашиваешь, почему я с ним в отношениях? Несмотря на то, что Лукашин оставался серьезным, его глаза смеялись. — Я спрашивал не о том, почему ты с ним. Меня интересовали твои чувства. — Я же сказала… — Резкая, ты талантливо избегаешь прямого ответа, но мы уже выяснили — я не Дима, и все твои уловки… слишком очевидны. Встречаться с парнем можно из соображений выгоды, из-за статусности, от скуки или из чувства вины… благодарности… необходимости? — Ты гадаешь. — Пусть так. Я же не телепат, залезть к тебе в голову не могу. Хотя не буду отрицать — у меня есть догадка. И если тебе интересно… Я считаю, что ты не любишь Авдеева. Я фыркнула, с громким стуком опустив дно стаканчика с колой на стол. Скрестив руки на груди, взглянула на Лукашина исподлобья и напомнила: — Ты не телепат. — Для того, чтобы это понять, не нужно обладать какими-то способностями. Разве что… умением анализировать? Фак, да достаточно вспомнить твой любимый камень в мой огород. — Какой? — вскинула я бровь. Никита поочередно указал пальцем на себя, а затем на меня: — Стала бы влюбленная девушка целоваться с другим? У меня сперло дыхание от возмущения. — Знаешь что! — Я шумно выпустила воздух из легких и подалась вперед, буравя Никиту гневным взглядом. — Это ты меня поцеловал. Трижды! Лукашин поморщился, но довольную ухмылку с лица не стер. — Но оттолкнула ты меня только в самый первый раз, Амели. — Не обращая внимания на мое гневное пыхтение, он достал из кармана пачку сигарет и закурил. — Впрочем, ты можешь не страдать от угрызений совести, — он выпустил струю дыма вверх и пояснил: — Дима тебя тоже не любит. — Это он так сказал или… — Еще одна догадка, подкрепленная наблюдениями, — перебил он меня. — Ну, и грешен, сужу по себе. — В каком смысле? Никита чуть помолчал. Я видела, как он мысленно прикидывает, стоит ли отвечать на мой вопрос. Видимо, желание доказать свою правоту перевесило чашу весов, потому что, сделав еще одну затяжку, он спокойно проговорил: — Будь ты моей девушкой, Резкая, я бы сделал все, чтобы разобраться в причинах твоей… холодности к мужчинам. Сделал бы так, чтобы ты сама захотела мне обо всем рассказать, — и уже тише, после новой струи дыма, — и захотела меня. Чтобы ты не боялась чувствовать, как тебя хотят, и не боялась того, что следует за… твоими проверками. Или правильнее будет сказать — экспериментами? — Потрясающая самоуверенность! — фыркнула я, прилагая огромные усилия, чтобы не показывать смущения. — И очень громкие заявления. Только ты упускаешь одну маленькую деталь. — Удиви. — Ты абсолютно не тот мужчина, которого я смогла бы подпустить к себе настолько близко, чтобы… — Я усмехнулась. — Чтобы захотеть тебя. — Проверим? Глава 40. Никита Я знал, что услышу в ответ и каким тоном он прозвучит. И даже больше — мог поспорить и заранее написать на салфетке слова, которые произнесет Резкая. Однако, глянув на изогнувшиеся в насмешливой улыбке губы Амели, повторил вопрос: — Проверим, Резкая? — Я не собираюсь ничего проверять, — отрезала она, и я мысленно поаплодировал уверенности отказа и последовавшего за ним уточнения: — Особенно с тобой. — Окей, — согласился я. Выложил ключ от Чарджера на середину стола и сдвинул его к ней, сопроводив движение новым вопросом: — Боишься, что я окажусь прав? — Лукашин, — рассмеялась Амели, — я не стану ничего тебе доказывать. И, тем более, проверять что-то с тобой. А это, — показала взглядом на ключ, — не изменит ни моего ответа, ни решения отдать машину. Забери и найди себе другую жертву для экспериментов и своего пафосного «я бы сделал все». Отстань от меня. — Жертву? — переспросил я, будто не расслышал или неправильно понял. И после ее утвердительного кивка поинтересовался: — Ты считаешь себя жертвой исключительно рядом со мной или в принципе? — Боже-е-е, — протянула Резкая, закатив глаза. — Лукашин, отвали от меня. От-ва-ли! Я уже сказала все, что хотела, и повторять, разжевывать и доказывать тебе ничего не буду. Ни-че-го. Забирай ключи. Закончим этот разговор ни о чем. Однако я считал иначе. Я не притронулся к ключу, хоть и потянулся в его сторону под облегченный вздох Резкой. Правда, вместо того, чтобы взять ключ и убрать его в карман, я умыкнул пару брусочков картофеля у Амели и бросил их себе в рот. — Ты демонстративно не слышишь меня или в принципе никого не слушаешь? — спросила Резкая.