– С сыром пименто[30]. А тебе? – С яичным салатом. Вот примерно к такому и сводились все наши разговоры в тот день. Не то чтобы мы не могли углубиться в какие-то более серьезные темы, но так уж Ченс понимал устройство нашей дружбы. Если он пребывал в унынии, моей задачей было находиться рядом и всячески отвлекать его от горестных дум. То же самое и наоборот. – Как теперь насчет чего-нибудь холодненького и жиденького? – Ченс выбросил пустую обертку в мусорный бак, опять зашел в магазин и появился с шестибаночной упаковкой пива под мышкой. Я поднял взгляд, прищурившись на солнце, и он передал мне банку. – Пожалуй, это поможет. – Полагаю, ты уже слышал? – Что Джейсон якобы убил какую-то девушку? Ну да, все только об этом и говорят. – Это еще не всё. Я рассказал Ченсу про стволы и деньги, а еще про того байкера, которому Джейсон выстрелил в ногу. – Дариус, или как-то так. Я был там. Сам видел. – Так вот взял и выстрелил? – Ну да. Почти сразу после этого его и арестовали. Фактически я был с ним. – О’кей, притормози-ка… Давай с самого начала. Ченс хотел конкретики, так что я изложил ему всю эту историю в мельчайших подробностях. – Он собирался сбежать, начать новую жизнь. Звал меня с собой. – А ты отказался, естественно. Господи, пожалуйста, скажи, что это так! Ответил я не сразу. Мимо по улице проезжали автомобили. – Сегодня в церкви я видел Бекки. Это был довольно резкий поворот в разговоре, но Ченс охотно мне подыграл. – Смотрелась небось так, что все шеи себе посворачивали? – В сарафанчике. Ну да, типа того. – Блин, Бекки Коллинз!.. – Она хочет увидеться со мной сегодня днем. – Угомонись, мое сердце! Ченс всячески пытался разрядить обстановку, поднять мне настроение, но я все равно почувствовал себя дешевкой – словно мне вообще не следовало упоминать про Бекки. – Послушай, мне уже пора. – Я что-то не так сказал? Я встал, качая головой. – Не, чувак. Все супер. – Ну что ж, блин… – Ченс тоже встал, с довольно несчастным видом. – Я знаю, что ты сейчас расстроен из-за всего этого – твоего брата и всего прочего, – но можно было бы сейчас сползать в кино или в торговый центр, отвлечь тебя от всего этого… – Мне нужно все это хорошенько обдумать. – На дорожку? – Он сунул мне еще одну банку. В ответ я отдал ему первую, которую так и не открыл. – Ладно, как скажешь. Но потом позвони мне, заметано? Расскажи, как все прошло с Бекки. Я пообещал, что попытаюсь, хотя сомневался, что это произойдет. Что-то изменилось тогда в церкви. Может, дело было в том, как кровь прихлынула у нее к щекам в тот момент, когда она только меня приметила, или в изгибе ее шеи, ранимости этой бледной гладкой кожи над воротничком и крошечных волосков, которые обмахивали его, будто ресницы. Понял я лишь одно: что-то стало другим между нами – словно я вновь стоял на горе и настолько высоко над всем миром, что мне не хватало воздуха. * * * Я немного прокатился без особой цели, чтобы прочистить голову, но не обрел никакой ясности вообще. Мои мысли блуждали, и так же поступал и я, проехав мимо дома, мимо отдела полиции, даже мимо школы. А когда наконец добрался до карьера, то обнаружил там лишь темную воду с белыми барашками, придавленную скучным свинцово-серым небом. На поле стоял один-единственный автомобиль, так что я оставил свою машину возле него и стал спускаться к каменистому бережку, где и нашел Бекки – в голубых джинсах и рубашке на пуговицах. Ветер поднимал ей волосы и полоскал их, как флаг. На ней не было ни макияжа, ни обуви. Если что, сейчас она была даже еще красивей, чем в церкви. Увидев меня, Бекки засунула руки в карманы, и ее джинсы еще ниже сползли ей на бедра. – Странно, – произнесла она. – Видеть это место без толпы наших друзей… – Я прочел твою записку, – глуповато сказал я. Засунув прядку волос за ухо, Бекки робко улыбнулась. – Прости за папу Даны. – А-а, мистер Уайт – нормальный мужик. – Он подумал, что люди будут судачить про нас с тобой. Он просто хотел помочь. – Ты была такая красивая, – сказал я. – Это было платье Даны. – Я не про платье. Улыбка появилась вновь. Бекки медленно повела меня вдоль берега, и некоторое время мы молчали. Она осторожно ступала босыми ногами по изломанному краю карьера, пока мы не дошли до сосновой рощицы, где уселись на ковер из опавших иголок и завели разговор про всякие относительно невинные вещи вроде школы, Ченса и будущего. Бекки спросила, что я думаю про Вьетнам, и я затруднился найти правильный ответ. Эта война была натуральным бардаком – никто толком не представлял, каковы ее цели, почему она тянется вот уже несколько лет и даже кто там с кем воюет, помимо наших, но другие в моем возрасте воевали и даже успели погибнуть на ней. – Думаешь, тебя призовут? – Вероятность не очень большая. Она подтянула коленки к груди и наблюдала за мной этими своими васильковыми глазами. – Не подумываешь завербоваться? Никто никогда еще не спрашивал меня об этом столь прямо. А может, просто не видел меня столь ясно. – А почему ты спрашиваешь? – Я знаю, что твой брат погиб во Вьетнаме. Знаю, что вы были близки. У меня не нашлось однозначного ответа, так что мы просто уставились на воду, плечо Бекки прижималось к моему. – Ты не стала спрашивать про Джейсона. – Хочешь поговорить про него? – Не особо. – Тогда давай не будем. Она тронула меня за руку, и у нас нашлись другие вещи для обсуждения. Оказалось, что Ченс был прав хотя бы в одном. Бекки уже приняли в Принстон, но она не собиралась туда поступать. Сказала: «Слишком дорого», – но я не услышал в ее голосе никакой горечи. – Ладно, пошли, тут есть еще на что посмотреть. Бекки повела меня дальше вдоль уреза воды, и когда мы подошли к торчащей, как палец, скале, стала осторожно пробираться туда, где вода почти покрывала камень. Спустившись, обхватила себя за плечи, когда над водой пронесся порыв холодного ветра. – Мои родители говорили мне про Принстон еще два месяца назад – что это совершенно нереально, даже с финансовой поддержкой. – Хреново. Сочувствую. – Это жизнь. А потом, это научило меня видеть разницу между вещами, на которые я могу повлиять, а на которые нет. Потому-то я и привела тебя сюда. – Что-то я тебя не пойму… – Разве? – Все тот же холодный ветер набросил ей волосы на лицо, и она улыбнулась при виде моей растерянности. – Поцелуй меня, Гибби. – Правда? – Я хотела поцеловать тебя еще в прошлом году. – Но ты никогда не говорила… Я и понятия не имел! – Ну, теперь имеешь. – Бекки шагнула ближе, так что я поцеловал ее – сперва легонько, а потом уже не столь уж легонько. Ее руки нашли мои плечи, а мои – ее затылок. Вскоре она отстранилась, но глаза ее стали еще более голубыми, еще более глубокими и улыбались.