– Тебя ищу, не поверишь. Из его заднего кармана появилась пинтовая бутылка. Открутив крышечку, Джейсон предложил мне хлебнуть. Когда я помотал головой, он опять пожал плечами и закупорил бутылку. – Ченса ты наверняка помнишь, – сказал я. – Привет, малютка. От его насмешливого тона Ченс немного напрягся, а Джейсон стоял все с тем же беззаботным, опасным и скучливым видом. – Почему ты все-таки не прыгнул? Я лишь глуповато пожал плечами, и Джейсон кивнул, как будто все понял. – Было на что посмотреть, верно? Он говорил про тот день, когда прыгнул наш брат. Из них обоих Роберт был самым добрым и самым моим любимым братом. – Ты уже заходил домой? Джейсон помотал головой. – А собираешься? – После того раза? Не думаю. Его ухмылка тогда была первым чем-то действительно знакомым, что я в нем увидел. Она была жестко перекошена на сторону, и глаз над ней коротко мне подмигнул. Если вы нравитесь Джейсону, это подмигивание говорит: «Жизнь прекрасна, я тебя прикрою». Для остальных это может означать нечто совершенно иное. Даже в его школьные годы взрослые люди могли отпрянуть от этой улыбочки с подмигиванием, а ведь это было еще до войны, смерти и того, что этот чертов Вьетнам внедрил в моего брата. Он был спокоен в тот момент, но все буквально за секунду могло коренным образом перемениться. Мягкий жар бабьего лета. Убийственный мороз. У него внутри каким-то образом уживались оба этих противоположных начала, и они могли очень быстро поменяться местами. Джейсон прикурил еще одну сигарету, и я смотрел, как он затягивается, испытывая чуть ли не ненависть к тому, насколько он все-таки похож на нашего погибшего брата. Будь сейчас на месте Джейсона Роберт, он бы со смехом обнял меня. Так крепко стиснул бы, что я не смог бы дышать, а потом отодвинул от себя, взъерошил мне волосы и воскликнул: «Господи, как же ты вырос!» Я частенько гадал, изменила ли его война точно так же, как она изменила Джейсона. Стал ли он жестче в эти свои последние дни? Или как раз доброта Роберта и была тем, что в итоге убило его, – та сердечная мягкость, которой недоставало другому моему брату? – Чем завтра думаешь заняться? – спросил Джейсон. – Пока не знаю… Схожу куда-нибудь потусоваться, наверное. – Давай тогда потусуемся вместе, на пару. У тебя есть тачка. А я знаю кое-каких классных девчонок. Он улыбнулся, не выпуская из губ сигареты, потом втянул дым и выпустил его через ноздри. – Мы с Робертом частенько так поступали – помнишь, наверное. Проселочные дорожки, холодное пиво – жизнь до войны… Ну что скажешь? Будет как в старые добрые времена. – Каких девчонок? – спросил я. – Вот таких! – Джейсон показал мне большой палец, после чего бросил взгляд на Ченса. – Да вообще какая разница, каких девчонок? Ты что, мне не доверяешь? – Да дело не… Я замешкался, и улыбочка Джейсона увяла. – Только не говори, что дело в нашей матери! – Сам знаешь, каково ей сейчас. – Ты собираешься забить на денек с двумя классными телками и своим вновь обретенным братом только из-за того, что это может расстроить нашу мамашу? – Тебе здесь давно не было, братишка. Ты не видел, какая она сейчас. – Дай-ка угадаю… Слишком требовательная? Строгая? – Я назвал бы это излишней опекой. Покачав головой, Джейсон надолго приник к бутылке. – А ты не думаешь, что Роберту хотелось бы, чтоб мы присутствовали в жизни друг друга? Не думаешь, что, где-то в глубине души, даже папа считает, что неправильно держать нас подальше друг от друга? Хотя знаешь что? Дело твое. – Он пыхнул сигаретой и показал мне самые яркие, самые холодные глаза, какие я когда-либо видел. – Если ты еще не вполне мужчина… – Только вот не надо, Джейсон! – Не вполне мужчина… Недостаточно взрослый… – Да пошел ты! Он опять ухмыльнулся и посмотрел на утес. – Будь ты настоящим мужчиной, ты бы прыгнул. Ты ведь некогда был крепким орешком. Помнишь это? Помнишь, каково это? В его холодных ярких глазах светился вызов, и я ощутил в себе такую же холодность. – Можно подумать, что ты сам готов прыгнуть. – В любой день недели. – Да ни в жисть. – Да ну? – Именно что да ну. – А как насчет такого, тогда? Я прыгаю прямо сейчас, и завтра мы едем развлекаться, ты и я. И не только это – ты заранее говоришь маме, куда собираешься. Рассказываешь ей обо всем – про меня, про девчонок, – рассказываешь ей обо всем, и тогда посмотрим, что она скажет. Я не сводил взгляд с утеса, думая о матери. «Есть вещи и пострашней прыжка с обрыва. Чреватые совсем другой смертью». – Ты ведь понимаешь, чего она боится, верно? – Само собой, понимаю, – ответил Джейсон. – Она думает, что ты пойдешь на войну из-за того, что воевал Роберт и воевал я, или что ты решишь, что это круто – быть похожим на меня, и что тебя арестуют, или что ты подсядешь на наркоту, или, не приведи господь, трахнешь девчонку… В основном же я думаю, она боится того, что ты научишься думать самостоятельно. Тебе вообще это разрешается, братишка? Высказывать свое мнение? Жить своей собственной жизнью? Она вообще в курсе, что ты сейчас здесь? Я ничего не ответил. Не было нужды. – Короче, предлагаю уговор. – Джейсон подступил ближе и обхватил меня рукой за плечи. – Я прыгаю оттуда ласточкой, и в субботу мы проводим время вместе. Весь день. Вдвоем. – Он стиснул мне шею. – Брат должен знать своего брата. Я изучил эти яркие, холодные глаза, и что-то вдруг провернулось у меня внутри, словно на старый проржавевший металл наконец попала смазка. Хочет ли он вообще поближе узнать меня или просто выпендривается? Я проиграл в памяти его возвращение с войны: взаимную ожесточенность и вопросы, оставшиеся без ответа, семейные стычки и все произошедшие в нем перемены. Сколько прошло тогда дней до первого ареста? Когда он начал колоться героином? Я отступил от того, что увидел в этих глазах перед собой, и его руки упали по бокам. – Я не хочу, чтобы ты погиб из-за меня. – Уговор есть уговор, братишка. – Я серьезно, – сказал я. – Знаю, что серьезно. Джейсон опять улыбнулся и подмигнул – и в этот момент настолько напомнил мне нашего погибшего брата, что защемило в груди. Стряхнув с ног туфли, он стащил рубашку, и я увидел все раны, которые он получил на войне, – заросшие отверстия от пуль, следы ожогов и узловатые шрамы. Ченс рядом со мной словно стал еще меньше – весь сжался и не мог отвести от них глаз. – Господи! – Заткнись, Ченс. Джейсон не обращал внимания на моего друга, и это казалось почти правильным. Дело касалось только нас двоих, и никого больше. – Зачем ты это делаешь? – спросил я. – Сам знаешь зачем. – Не, правда не знаю. – Не придуривайся. Ты в точности знаешь зачем. – Он сунул мне в руку помятую пачку сигарет. – Подержи для меня в сухости. Потом мне точно захочется штучку. – Джейсон, послушай… – У меня кончились слова. Повернувшись, он стал уходить, и Ченс издал странный смешок. – Исключено, чувак! Совершенно исключено, что он прыгнет. Все глазели на моего брата, когда тот вышел на каменистый бережок, и я подумал, что некоторые ребята постарше узнали его. Двое из них принялись толкать друг друга локтями и перешептываться, но Джейсон не смотрел ни влево, ни вправо. Прыгнул в воду и с десяток секунд скользил под поверхностью. Когда вынырнул, неспешными саженками стал удаляться от берега. – Исключено, – пробормотал Ченс. – Совершенно, блин, исключено… Наконец Джейсон подплыл к стенке утеса на противоположной стороне карьера, бледным пятном выделяясь на фоне серого камня. Без всяких усилий выдернул себя из воды, и к тому моменту, как он забрался на самый верх, уже чуть ли не весь пляж знал, кто он такой. Я видел это по облетающим толпу шепоткам. «Джейсон Френч…» «Вьетнам…»