– Я не могу обсуждать с вами это дело. Подобная скрытность была вполне объяснима. Пойти против распоряжений капитана грозило любому медэксперту серьезными неприятностями, особенно в столь политически окрашенном деле, как дело Джейсона. А Малколм Фрай вовсе не был любым медэкспертом. Он был единственным чернокожим судебным медиком в городе – немалое достижение в о́круге, который лишь недавно интегрировал свои школы[33]. Это делало Малколма важной частью движения за гражданские права. Он оказался на виду. Ему было много что терять. – Он мой сын, Малколм. Я просто не знаю, куда еще сунуться. Момент неловко затянулся. Никто из мужчин не мог назвать другого другом, но взаимное уважение всегда присутствовало: долгие годы совместной работы, десятки уголовных дел… Медэксперт нахмурился, но потом немного смягчился. – Вы все еще пьете кофе, насколько я понимаю? – Только по утрам. – Кофе, тогда. Заходите. Он провел Френча в чистенькую кухню. – Но сначала две вещи. – Налил обоим кофе. – Если кто спросит, то вы никогда здесь не были. Второе: отчет о вскрытии – в отделе. Даже если б он и был здесь, я не стал бы вам его показывать. Это граница, которую я не могу переступить. – Эй, да мы просто беседуем по душам. – Тогда ладно. У Френча была тысяча вопросов, но один всплыл в голове раньше остальных. – Вы ведь видели скальпель, обнаруженный в комнате Джейсона… Он соответствует ранам Тиры? – В случае с наиболее точными порезами – да. – А будет ли им соответствовать большинство скальпелей? – Не забывайте, что при убийстве Тиры Норрис было использовано два лезвия, одно из которых очень тонкое и невероятно острое. Чтобы обеспечить такую заточку, требуется сталь весьма высокого качества. Любой скальпель специально предназначен для таких целей. Отличить один от другого… – Он слегка скривился, что наверняка означало «практически невозможно». – А кровь на данном конкретном скальпеле? – Соответствует крови Тиры. – Означают ли два лезвия, что и действовали двое? – Это просто означает, что использовалось и второе лезвие, нечто вроде кухонного ножа, ничего особенного – достаточно острое, но не хирургическое. Помимо этого, мы вторгаемся в область предположений. – На месте преступления вы сказали, что некоторые порезы указывают на более высокий уровень медицинской подготовки или знаний. Вы предположили, что их мог нанести санитар или фельдшер. А может, медик-недоучка. – Да, но, опять-таки, это в чистом виде предположение. – Недостаточное, чтобы исключить моего сына? – Мне очень жаль, но нет. Все, что привело меня к этому первому впечатлению, можно изучить по учебнику, или на поле боя, или работая с украденными трупами. Я не стану упоминать в своих показаниях на суде какой-либо конкретный уровень умений или подготовки. У того, кто сделал это, просто имелись терпение, твердая рука и основные знания человеческой анатомии. Френч уставился за окно. День снаружи стал ярче – голубое небо постепенно разворачивалось во всю ширь, тени чуть ли не на глазах откатывались назад. – Опишите, как все это происходило. От начала до конца. Медэксперт изложил проделанное с Тирой с клинической прямотой. Во всех подробностях. – Под конец она умерла от значительной кровопотери и обширного диффузного отека мозга. Такой способ убийства потребовал времени. – Сколько именно времени? – Несколько часов. Она страдала. Френч подошел к окну, выглянул. – У вас ведь за плечами еще и психология, если я не ошибаюсь? – Перед тем как получить медицинское образование, я был клиническим психологом. – С криминалистическим уклоном, насколько я помню… – Да, приходилось работать с различными департаментами полиции. В Майами-Дейд. В Лос-Анджелесе. Френч пощипал переносицу. Сейчас ему на время хотелось забыть, что он коп, но это было трудно – вдруг потерять свою защитную раковину. – Как такое вообще происходит, Малколм? Что делает кого-то способным… – Пытать людей таким вот образом? – Я про психопатию. – Ладно вам, детектив, вы знаете ответ не хуже меня. – Медэксперт развел бледными розовыми ладонями. – Есть некоторые убийцы, которых мы так никогда и не поймем – даже после суда, приговора и многих лет изучения. Вы не услышите такое определение в клинических кругах, но подобные люди просто родились не такими, как все. Мы оба знаем их имена, читали их уголовные дела. Возможно, в один прекрасный день мы все-таки разберемся в предпосылках врожденной психопатии, но прямо сейчас никто вам на этот вопрос не ответит. – А как насчет тех, кто родился… совершенно нормальным? Медэксперт пожал плечами. – Значит, что-то в их жизни сделало их такими. Детские травмы, развращающее влияние со стороны окружающих… – А если это никак не связано с детством? – Тогда – что-то связанное с насилием. Что-то масштабное. – Например, война? – Смотря что за война и что за человек. – Плохая война. Мой сын. – А, теперь понимаю… – Медэксперт отпил кофе, уже весь внимание. – Как долго прослужил Джейсон? – Почти три полные боевые командировки. – Физически он как-то пострадал? Был ранен? – Горел, в него стреляли, били ножом. – Он убивал людей в ответ? – Двадцать девять, по меньшей мере. Было бы этого достаточно, чтобы изменить его, сделать его способным… – На подобное убийство? – Медэксперт откинулся на стуле и опять лишь развел руками. Может, у него не было ответа. А может, никакой ответ и не требовался. * * * Суд открывался в девять, но я приехал пораньше и теперь наблюдал за зданием через улицу. Мой отец воспользовался бы служебным входом на задах, но я не стал рисковать. Если он увидит меня, то обязательно остановит. Прислонившись к фонарному столбу, я попытался разделить людей на группы. Проще всего было с адвокатами. Они несли портфели и папки и вполголоса совещались с людьми, похожими на клиентов. Я достаточно хорошо знал судебные порядки, чтобы понять, что это не убийцы или насильники – тех привезут позже, в цепях и под охраной. Но что тревожило меня больше всего, так это репортеры. Они толклись вдоль шеренги увешанных антеннами новостных фургонов, и я знал, что они здесь только ради моего брата. Подробности смерти Тиры по-прежнему держались в тайне, но остальное обещало громкие заголовки. Байкеры. Стволы. Сын копа. – Фигасе, только посмотри на этих людей! Повернувшись на голос, я увидел за своим правым плечом Ченса. – Прочему ты вечно так ко мне подкрадываешься? – Потому что ты просто сам напрашиваешься! – Он прислонился к столбу с другой стороны, мотнув головой на подтягивающуюся ко входу вереницу людей. – Такую публику никогда не захочешь увидеть поздно вечером или въезжающими в дом по соседству. Господи… Только глянь на них. – Ченс ткнул пальцем в толпу. – Никого там не узнаешь? Он имел в виду последнюю группу – ту самую, на которую я изо всех сил старался не обращать внимания: матери, отцы, прочие люди, которые знали мою семью… – Пришли оказать моральную поддержку, я думаю.