– О, так вот ты о чем сейчас думаешь? – На лице пожилого промелькнуло отвращение. – Ну подсоби тогда. Подгоняй свой пикап. Мы перенесем эту развлекуху дальше по улице. Старый байкер отвернулся, и тут я, даже не думая, резко выпрямил ноги, воткнулся плечом ему в ремень и пришлепнул его к стене. С залитыми кровью глазами видел я немного, но хорошо чувствовал его, старого мудака. Успел провести два хороших удара в ребра и еще пару ему в рожу, прежде чем кто-то оттащил меня. Опять наобум размахнулся и почувствовал, как взорвалась губа. А потом я лежал на земле, и дюжина ботинок крепко обрабатывала меня, чтобы я и дальше оставался там. Мелькали ноги и кулаки, и вскоре мир превратился во что-то совсем простое. Поначалу это была боль. Потом это был пикап. А потом – залитая гнилой водой канава. 23 На другой стороне города родители Гибби сидели за ужином в одиночестве. Френч злился на отсутствие сына, но был так доволен своей женой, что злость не имела значения. Габриэла смеялась, касалась его руки, ее губы сияли позабытой за пять лет улыбкой. Подливая вина, он спросил: – Почему ты сегодня такая счастливая? Странно сконфузившись, она покачала головой. – Мне стыдно об этом говорить… – Ты имеешь полное право быть счастливой. – Но Джейсон все еще… Он все еще… – Дорогая, Джейсон теперь за пределами наших возможностей. Во что бы мы ни верили или ни хотели бы верить, отныне это вопрос соответствующих органов. – А во что ты веришь? Жена задала этот вопрос с такой тихой серьезностью, что сама напомнила Френчу ребенка. Он накрыл ее лежащие на столе руки ладонями. – Сегодня я хочу говорить только о тебе. Она отвернулась, но было ясно, что эти слова доставили ей удовольствие. – Сейчас все словно опять как в первый раз. Я не хочу это терять. Посмотри на меня, хорошо? Расскажи мне свои мысли. – Ты возненавидишь меня за них. – Ни в коем случае. – Нет, возненавидишь. Я знаю, что возненавидишь. – Габриэла опустила глаза, и на ресницах у нее повисла единственная слезинка. – Это было так тяжело… – Но сейчас ты счастлива. Не скажешь мне, почему? – А ты не рассердишься? – Ни в коем случае. Она подняла взгляд, и ее влажные глаза наполнились доверием. И, наклонившись так, что их лица оказались почти вплотную, мягким и словно бы удивленным шепотом произнесла: – Я больше не чувствую его. – В каком это смысле? – Я больше не чувствую его в своем сердце. Джейсона, – произнесла Габриэла, и счастливая детская улыбка вновь вернулась на ее лицо. * * * Этот образ оставался с Френчем еще долго после того, как он отвел жену в постель. Лежа в темноте рядом с ней, прислушивался к голосу собственной потревоженной совести. «Во что я верю касательно своего сына?» С самого момента его ареста Френч насколько можно отгородился от всякого рода эмоций – а не исключено, как он теперь признавался самому себе, что и от критических мыслей, позволивших бы здраво и непредвзято оценить ситуацию. Такая отгороженность дарила чувство спокойствия и безопасности, но он уже чувствовал трещины в основании этих стен, и как раз его жена и пошатнула эту его защиту. «Я не чувствую его в своем сердце…» Френч понимал эту нужду в самозащите, но больше не мог прятаться от более сложной правды. Слишком уж многое от его сына незримо присутствовало рядом: воспоминания о том, как он появился на свет, чувство крошечных пальчиков, ухвативших его за руку… Поднявшись в тишине, Френч перенес свое чувство вины в кабинет, где, так и не зажигая свет, на ощупь набрал номер своего напарника. – Ты еще не спишь? – спросил он. – Куда там! – Сейчас приеду. * * * По пути через город Френч был настолько же копом, как и отцом. «Мог он это сделать?» «Это совершенно исключено». «Но, может…» Все сводилось к одному-единственному вопросу. * * * – Привет, Кен. Прости. Я знаю, что уже поздно. – Не переживай. – Барклоу отступил, пропуская его в дом, а потом, не спрашивая, приготовил напитки. – Держи. А то неважно выглядишь. Ты вообще как? – Это просто оказалось для меня серьезным ударом, вот и всё. – В смысле – Джейсон? – Всё. Про жену Френч упоминать не стал. Этот ее откат к почти инфантильной удовлетворенности был слишком уж личной темой, чтобы этим делиться. – Итак… – Барклоу уселся напротив него за низенький столик, пристроив свою массивную тушу в потертом кожаном кресле. – Чем могу тебе помочь? – Одной услугой. – Спрашивай. Ответ был почти машинальным и искренним. Если б Френч вдруг убил человека, Барклоу наорал бы на него, терзался бы чувством вины, но помог бы закопать тело. Такого рода это была дружба. – Ты как-то упоминал, что у тебя есть какой-то дружок в Министерстве обороны. Который сказал тебе, что была война и была ВОЙНА, и что Джейсон воевал на второй из них. – Да, Крис Эллис. Большая шишка. – Он тебе действительно друг? – Такой же, как и ты. Он и есть эта услуга? – Настал мне момент побольше узнать про Джейсона.