Я не полетел вниз, так и болтался на своем этаже. Нажал рычажок на карабине, рывком съехал на метр. Потом еще на метр. Напротив соседей снизу, которых дома не было, мне перестало быть страшно. Ко всему привыкаешь. Еще пара метров и я вскарабкался на балкон Юльки. С удовольствием отцепил от себя всю эту херню, заглянул в комнату. Светло, вроде чисто и уютно. В ней — никого. И я постучал. Юлька появилась в комнате через несколько секунд. На лице не испуг, скорее удивление. Что же, я бы тоже удивился, если бы ко мне с балкона на девятом этаже кто-то постучал. Сделала несколько шагов ближе, и недоумение сменилось злостью. Меня увидела. — Я тебя не пущу, — громко сказала она. К этому повороту я тоже был готов. — Тогда я буду сидеть здесь до тех пор, пока Димка не вернется. Или полезу обратно тем же путём, что и пришел. А это снаряжение у отца в гараже сто лет лежало, оно не выдержит, и я на некоторое время украшу своим телом твой вид из окна. — Шантажист, — покачала головой Юля. — Ты изменился. — Время никого из нас не пощадило. Юлька вздохнула. Что же, по крайней мере я не грозился выбить стекла. Юля же сделала оставшиеся шаги и повернула дверную ручку. Я был свободен. — Что ты хотел мне сказать? Я искал следы слез. Веки припухшие, да. Хотя вряд ли она ревела все это время без перерыва. Взгляд подняла — в глазах красные прожилки. И блестят, как будто слезы сдерживает и вот вот заплачет. У меня внутри что то дрогнуло. Не мог раньше смотреть, как она ревёт, не могу и сейчас. Ебаное ощущение, словно кто-то иглой мне в сердце тычет. — Я не хотел сделать тебе больно. То есть, хотел, кому я вру…я не хотел делать тебе больно таким бесчестным и жестоким способом. — Если это извинения, они приняты. Стоит так рядом. Напротив. В лицо мне не смотрит. Босая. В шортах домашних и длинной футболке. Именно такой я не видел ее давным давно. На коленке одной — синяк. Ударилась, наверное. А может, споткнулась и упала. — Прости, — попросил я. Я даже представить не мог, не думал о таком, не допускал все эти шесть лет, что я буду просить прощения у нее. А сейчас не мог иначе. А потом не выдержал. Взял ее за плечо, к себе притянул, обнял. Она лицом куда-то в ямку ключицы уткнулась, сопит. А мне…мне хорошо, блядь. Так хорошо, что плохо. Потому что знаю, что скоро ее отпустить придётся, в этот раз точно навсегда, и хочется к чертям остановить это дурацкое время и остаться навсегда в этом моменте. Навечно, как муха в янтаре. — Илья… — сказала Юля все испортив и отстранилась. — Ты хотел сделать мне больно, но не так. Я все понимаю. Ты извинился, я приняла твои извинения. Иди к себе. Разбить, может, что нибудь? — Хорошо. — Ты в носках одних. Тапочки мужа я тебе не дам. И херню свою утяни обратно к себе наверх. — Я в носках поднимусь. Пересекаю квартиру. Планировка такая же, как и у меня. За мной закрывается дверь. Наверх поднимаюсь по лестнице. Состояние — убил бы кого нибудь. А потом вспоминаю, как обнимал ее, минуту всего, но…вспоминаю и внутри трепещет что-то, может, те самые бабочки, о которых говорят так много? Мне хочется орать от боли и злости и улыбаться одновременно. Глава 15. Юля Прошло еще несколько дней. На улицу я так и не выходила, хотя Илья попросил прощения, а может и поэтому. Я жила. Старательно жила день за днем. По утрам сама себе ставила уколы — гормоны. С каждым разом получалось все лучше и лучше. Первые дни мне делала медсестра, а потом я заленилась — сама же могу. Каждый раз закрывая глаза я переносилась в момент, в котором Илья меня обнял. Так сладко и больно одновременно было! И каждый раз от одного лишь воспоминания больно. Но я не могу остановиться. С удовольствием мазохиста я раз за разом воскрешаю в памяти недавнее воспоминание. Оно так свежо! Я помню стук его сердца, так близко, так рядом. Помню, как он пахнет. Легкая солоноватость его тела, отголоски выветрившейся уже туалетной воды, почему-то нотки машинного масла. Мне нравится каждая из составляющих его аромата. Мне нравится, как он касался меня. Осторожно, боязливо. Но мне хочется не так. Мне хочется вцепиться в него пальцами, делая больно, раздирая кожу и никогда не выпускать больше. Но между мной и Ильёй сотни тонн лжи и ещё больше совершенных ошибок. А еще — у меня есть Дима, и он заметил эту мою мечтательность. — Что с тобой? — спросил он. — ты в облаках витаешь. Я бы могла ответить. Сказать, что вспоминаю объятия его бывшего друга, нынешнего врага, моего давнего любовника и любовь всей моей жизни. Но… — Это все гормоны, — привычно отмахнулась я. — Они делают меня такой рассеянной и вялой. Все пройдет. Димка соглашался и кивал. Гормонами я оправдывала все, в том числе и свое нежелание заниматься сексом. Мы и раньше могли месяцами не практиковать близость, смерть ребёнка не располагала к повышению либидо и Димка с этим смирился. Но теперь, с мыслями о том, что он скоро станет отцом, рвение его возросло, мне приходилось осаживать. Я даже придумала легенду, по которой чем дольше воздержание, тем качественнее сперма в день икс, то есть в день овуляции. Димка так проникся, что возможно даже перестанет навещать любовницу. И решение мучавшей его проблемы нашел, сегодня я слушала об этом целый вечер. — Землю купил, закачаешься. Почему не хочешь съездить со мной посмотреть? — капризно спросил он. — Так гормоны же. Димка вздохнул. — Проект уже составляют. Фундамент заложат, пока земля не замёрзла. Весной уже будет дом готов! Современные технологии, мать их. И назидательно ткнул в пространство указательным пальцем. — Круто, — сказала я, потому что нужно было что-то сказать. — Огромный дом построю. Как раз родишь и уже туда привезём. Места там малому бегать — хоть марафоны устраивай. И никто не скажет, что Дима Серов переехал, потому что испугался неудобного соседства. Просто жена рожает, на расширение пошли. — Ты гений, — поддакнула я. Сама покосилась на балкон — все створки я теперь держала закрытыми. Все равно не курила, берегла себя для возможной беременности. И тосковала. Димка все говорил, а я не чаяла дождаться, когда он уснёт. Он был так воодушевлён…но когда уснул я не испытала должного облегчения. Я задыхалась. Быть может причина в том, что просто я неделю вообще не была на улице. Сейчас бы сесть в машину и поехать…я поняла, что желание сбежать из дома становится невыносимым. Я уступила себе. Торопливо оделась. Димка спал крепко, сном праведника, но я старалась потише. Ладно, если что скажу, что все из-за гормонов и мне срочно нужно было погулять. Закрыла за собой дверь, спустилась на лифте к парковке. Машина была не заперта — я часто забывала. Через минуту я готова была исторгать гневные проклятия — она еще и не заводилась. Скорее всего, я до кучи еще и забыла выключить фары или музыку. Я чертыхнулась. При мысли о том, что нужно будет вернуться в квартиру, к спящему мужу, начинало подташнивать. — Пойду гулять ногами, — решила я. Вышла на улицу, махнув охраннику, что все хорошо. Может, расскажет Диме. А может и не станет, если тот не спросит. На улице моросил дождь. Мелкий и противный — конец октября. В октябре по определению приятных дождей быть не может. Илья уже месяц, как вернулся… Илья меня обнимал. Так — это выбрасываем из головы. Я поморщилась, но все же пошла вперёд. Успела покинуть территорию двора, когда шлагбаум за мной поднялся и выехала машина. Я успела испугаться, что это Димка, но все было гораздо хуже. — Куда собралась? — спросил Илья, опуская стекло. Можно было соврать. — Гулять, — честно ответила я, чуть привычно не солгав про гормоны. — А ты куда? Илья тоже решил быть честным. — У меня приложение. Камеры дома и прочие плюшки. Увидел, что ты куда-то собралась и что машина не завелась. Решил подвезти. Садись. Садиться в его машину было бы ошибкой. Но дождь был таким холодным, а воспоминания о том объятии такими теплыми… я села в машину заранее понимая, что это я зря. — Куда? — Да…куда нибудь. Кататься. — Как раньше, — усмехнулся он. — Часами катались, помнишь? Бесцельно. Да, я помнила. А потом останавливались где нибудь на берегу речки и целовались до опьянения. И не только целовались. Я молила бога, чтобы он не повёз нас по нашим памятным местам. Илья словно услышал — мы и правда просто колесили по улицам. Остановились у круглосуточного супермаркета. — Будешь чего? — Нет, ничего не хочу. Илья кивнул. Ушел в магазин. Вернулся, принеся мне сок маленький детский с трубочкой и огромную сочную хурму. — Вспомнил, как ты раньше холода ждала, чтобы хурму эту есть. Она вяжет, а ты жрёшь…никогда не понимал. — Она вкусная, — оскорбилась я. — Ничего ты не понимаешь. Эта — не вязала. Хотя рано еще для сладкой, эта мне медовой казалась. Или потому, что ее Илья купил? Я даже хотела предложить ему укусить, чтобы он понял, как ошибается, но поняла — слишком интимно. И только сейчас я осознала, что не ела весь день, что голодна. Хурму я доела перепачкав все пальцы и половину лица. Илья молча подал мне салфетки. Вытерлась. Мы все еще стояли у магазина. А куда ехать? Некуда. Незачем. Да и не хочется… Илья закурил. Я не курила уже несколько дней, хотя я в принципе курила нерегулярно и под настроение. Но сейчас сигаретный дым, что утягивало в окно, казался таким невыносимо ароматным и вкусным. Здесь, в этой машине все казалось иным. — Дай затянуться, — попросила я неожиданно для себя самой. Илья посмотрел на меня. Молча протянул сигарету. Я втянула терпкий дым и только выдыхая его поняла, что касалась губами того же сигаретного фильтра, что и он. И даже чувствовала на нем влагу. Меня словно током ударило. Сладко затянуло низ живота. Когда я последний раз чувствовала сексуальное возбуждение? Давно. Так давно, что я успела забыть, каково это. Я затянулась еще раз. Пальцы мелко дрожат. Пепел надо бы стряхнуть, но серый столбик падает и рассыпается о моё колено. Илья смотрит. На сигарету. На то, как она приближается к моему рту. На мои дрожащие пальцы. На мой рот. А потом отбирает сигарету, выбрасывает в окно и тянется ко мне. — Дымом пахнешь, — хрипло шепчет он. — И хурмой. Я не знаю, что случится в следующее мгновение. Мне становится все равно, что мы ночью под дождём на парковке магазина. Я готова отдать годы жизни за это тягучее ожидание своей грядущей ошибки.