Нравится ему или нет, любит он до сих пор другую или нет, Мария с ним навечно. В горе и радости, богатстве и бедности, до самой смерти. Она будет делить с ним трон и власть, будет матерью его детей, его тылом и опорой. Случись что, она станет регентом. Ладно, Джерисон — и Мария. Одну женщину-регента аристократы не потерпят, да и не справится Мария. На, как и ее мать... тьфу ты! Не воспринимал Ричард свою жену дочерью бунтовщицы. Только дочкой Милии Уэльстерской. Милой, нежной, домашней... Мария была именно такой, и то, что о ней рассказывал Джерисон, только подтверждало информацию. Да и сам Ричард видел. Такую обидеть — это как котенка ногой пнуть. Гадкий и пакостный поступок, вот. А вчера... Выпил он вчера, вот и не удержался. И никто бы на его месте не удержался. Но как объяснить Марии, что им хорошо бы еще подождать? Как ее при этом не обидеть? Нет ответа. Ричард толкнул дверь в спальню. Мария сидела на кровати, на этот раз во всем белом. И выглядела совсем ребенком. Волосы заплетены в косу, лицо чистое и свежее, а глаза тревожные, внимательные... — Рик? — Мария, милая... Ричард уселся рядом, взял девушку за руки, но заговорить не успел. Мария облизнула губы. А потом... — Ричард, пожалуйста, выслушай меня? -Да? Неужели он ее обидел? Сделал больно? Пьяный дурак! Но Мария смотрела как-то... странно? Не обиженно, нет... — Ричард, я всегда буду рядом с тобой. — Мария? — Я тебя никогда не брошу. Ты мой родной, единственный, я тебя всегда любить буду. Не отталкивай меня, пожалуйста. Тонкие руки легли Ричарду на плечи, губы приблизились к губам, и... кто бы отказался в такой ситуации? Ричард железным не был. Про то, что назвал Марию чужим именем, он и не помнил. Да и Лилиан отсоветовала заговаривать с ним об этом. Подобные вещи мужчины должны рассказывать сами — и не жалеть об этом. Или потом всю жизнь эта тень висеть будет. Нет уж. Подчеркивай, как можешь, что та, другая, мертва, что ты жива, что ты будешь рядом, что ты его любишь — и люби. И рано или поздно, так или иначе... Нельзя соперничать с воспоминаниями, но заменить их на новые — вполне возможно. Этим Мария и занялась. Пусть прошлое хоронит своих мертвецов. А ей надо строить будущее. # # * Светская жизнь шла своим чередом. Придворные обратили внимание на изменение отношений между их величествами — не слепые же все вокруг и не глупые. Все видели, как их величества дотрагивались друг до друга, как общались... между ними появилась определенная теплота, интимность даже. Такое не скроешь. А Ричард и не скрывал. Он был однолюбом, он понимал, что никогда не сможет забыть Тиру, и всегда, до конца своей жизни, глядя на луну, будет видеть платиновые волосы, голубые глаза.... Более несхожих девушек, чем Мария и Тира, еще было поискать. Все разное, все. Волосы, глаза, фигура, поведение, характер... так оно и к лучшему. Конечно, к лучшему. Искать замену — только сердце в клочья рвать, лучше уж сразу сказать, что это не та, что той никогда не будет... Может быть, Альдонай смилостивится над ним? И когда придет его черед, Тира легко сбежит по лунному лучу, протянет руку, улыбнется... идем, любимый? И Ричард сможет уйти рука об руку со своей единственной любовью. А пока — нет. На нем долг перед Ативерной. Он должен воспитать сына, преемника, передать ему трон, проследить, чтобы потомок не наломал дров — и только тогда... Сорок лет? Пятьдесят? Да кто ж его знает, сколько Альдонай даст. Все его будет. И ни минуты он не потратит зря. И когда предстанет перед Альдонаем, посмотрит и скажет: «Я не любил жену. Но я не сделал ее несчастной». Ричард помнил ошибки отца и учился. А Мария просто любила. Она была молода, она была счастлива, она надеялась на лучшее... Она справится, обязательно справится! Ричард полюбит ее! Ей еще никто не говорил, что можно любить по- разному. Лиля с отвращением посмотрела на приглашение. Но... Коронованным особам отказывать не принято. Ладно, она может это сделать. Ине пойти никуда. И остаться дома. И вообще... Как ей неохота ни на какой бал! Со дня смерти его величества и двух недель не прошло. Но у светской жизни свои законы, она не останавливается ни на день. Приглушается, оттеняется траурными бантами и накидками, но не прекращается. Эдоард давно понял, что Лилиан Иртон полезнее в замке Тараль, чем во дворце, и не злоупотреблял, но есть мероприятия обязательные, на которых быть попросту надо. Иначе решат, что ты впадаешь в немилость. А это уже плохо для дела. Придется им с мужем ехать на бал. А потом еще на выезд. И вот тоже... Приезд знаменитого поэта. Тьфу! Местных поэтов Лиля не любила. Она и родных-то не понимала, вот честно... не дал Бог таланта, ну и любви к стихам не додал. Вот латынь — дело другое, латынь Лиля учила, потому что там было просто, понятно и доходчиво. А стихи... Не давалось! Сказки — дело другое, а стихотворения Лилиан не слишком уважала, еще во времена оны. А уж местные поэты с их мадригалами, балладами, и прочими стихотворными формами... они вызывали у несчастной графини Иртон реальный приступ зубной боли.