Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 19 из 30 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Они бывают двух типов. Положительные – эти во многих случаях вредные, то есть им лучше бы называться как-нибудь иначе. И отрицательные, которые на самом деле скорее положительные, ибо полезные. Так вот, эти самые полезные отрицательные обратные связи можно встретить везде – от простейшего транзисторного приемника до алгоритма отношений с тещей. Суть отрицательной обратной связи такова. При появлении рассогласования в системе (то есть когда что-то пошло не так) сигнал этого рассогласования усиливается, инвертируется (то есть переворачивается) и подается на вход системы, что способствует ее возвращению в исходное состояние. Для того чтобы система с такой обратной связью работала устойчиво, необходимо соблюдение двух условий (вообще-то их может быть больше, но эти присутствуют всегда). Первое – время прохождения сигнала по цепи обратной связи должно быть либо много меньше постоянной времени самой системы (то есть того времени, за которое ее состояние может заметно измениться), либо, если это по каким-либо причинам невозможно, намного больше. Делать эти времена соизмеримыми нельзя, ибо тогда при каких-то условиях отрицательная связь начнет работать как положительная. Вариант с медленной связью плох тем, что система с ним перестает быть устойчивой к быстрым внешним изменениям. Впрочем, если их не предвидится, то и медленная связь сойдет. Второе условие – искажения сигнала в цепи обратной связи должны быть минимальными. И, значит, при несоблюдении любого из этих двух условий система может самовозбудиться, то есть пойти вразнос. Империя – это тоже система, просто большая, достаточно сложная и очень инертная. И, разумеется, без обратных связей она функционировать никак не могла, так что я озаботился их поиском с целью сначала изучения, а потом и модернизации. Однако, что удивительно, поначалу не находил вообще ничего и только сравнительно недавно понял, что обратные связи в империи, разумеется, есть. Просто они, мягко говоря, устроены достаточно своеобразно – во всяком случае, с точки зрения технического специалиста. Информация с мест приходила к императору по той же самой цепочке, по которой шли вниз его распоряжения. Вы уже поняли, в чем дело? Скорость передачи управляющего воздействия на самый низ была в точности равна скорости прохождения сигнала рассогласования обратно! Ясное дело, что такую систему довольно часто начинало лихорадить. Кроме того, цепочка передачи была достаточно длинной, что приводило к серьезным искажениям передаваемых как вверх, так и вниз сигналов, а это тоже не добавляло империи устойчивости. Чтобы она не пошла вразнос, власть организовала то, что я для себя определил как систему местных обратных связей, к тому же временных. То есть как только наверху замечали, что где-то что-то идет не так, туда либо отправлялся чиновник с особыми полномочиями, либо создавалась комиссия по преодолению и дальнейшему недопущению. Что удивительно, эта система даже как-то работала! Но как только я стал императором и более или менее освоился на новом месте, «как-то» меня устраивать перестало. Я считал, что на жизненно важных направлениях все должно работать не «как-то», то есть кое-как, а как положено. И, значит, во исполнение своих далеко идущих планов в середине января девяносто третьего года вдумчиво побеседовал со Столыпиным. К этому времени Петр Аркадьевич уже знал, что я рассматриваю его в качестве кандидата на пост председателя кабинета министров, когда Бунге вынужден будет покинуть это место по старости, болезни или смерти. Все-таки ему уже без полугода семьдесят – возраст для теперешних времен довольно приличный. Да и для прочих тоже – я, например, в прошлой жизни до его лет хоть и немного, но все-таки не дотянул. Николай Христианович, разумеется, тоже был в курсе, кто станет его преемником, и нормальным рабочим отношениям между ним и Столыпиным это не мешало. Скорее даже наоборот, он старался по возможности держать главу моего секретариата в курсе всех дел кабинета. Витте я в качестве премьер-министра не рассматривал. Он, конечно, человек талантливый, но твердо уверен, что движущей силой общества является крупный капитал, а значит, ему вполне логично стать и направляющей силой того самого общества. Нет уж, министра финансов с такими убеждениями терпеть еще можно, а вот премьера – никак нельзя. – Вы не в курсе, Петр Аркадьевич, сколько у нас в России уездов? – спросил я, когда обсуждение текущих вопросов подошло к концу. – Чуть больше семисот семидесяти. Если угодно, могу позвонить в секретариат, и мне скажут точно. – Не нужно, и так достаточно. Про губернии я и сам знаю – их семьдесят семь, плюс двадцать одна область и два самостоятельных округа. То есть нужно всего-то около тысячи человек для того, чтобы центральная власть всегда точно знала, что происходит на местах. – Вообще-то и сейчас есть люди, задачей которых является именно своевременное информирование властей. – Правильно, но тут даже мне видны тонкости. Первая – это у них не единственная обязанность, а часто даже и не главная. Вторая – они информируют свое непосредственное начальство. Максимум – доклад идет через одну ступень. А нам с вами надо, чтобы сигналы с самого низа проходили на самый верх максимально быстро и без искажений. Разумеется, я не собираюсь лично читать каждый месяц по тысяче отчетов. Для этого должно быть создано какое-то специальное учреждение, причем создавать его придется вам, а подчиняться оно будет непосредственно мне. – Наверное, это окажется полезное начинание, но хотелось бы более детально уточнить, как ваше императорское величество его себе представляет. – Петр Аркадьевич, учтите, что я подобное как-то согласен терпеть только от главы секретариата, но в качестве премьер-министра вам придется выражаться более кратко и менее обтекаемо. Например, «государь, жду конкретных указаний». Или «Александр, я вас внимательно слушаю». А со временем, глядишь, дойдем и до чего-то вроде «Алик, продолжай». – Даже так? Государь, я вас внимательно слушаю. – Хорошо. Итак, создается некое… ну, скажем, статистическое управление моего величества. Я знаю, что в Министерстве внутренних дел есть какой-то Центральный статистический комитет, но он, во-первых, работает на МВД, а во-вторых, своих представителей на местах у него нет, так что он меня не устраивает. И, значит, штаты нового управления я представляю себе примерно так. В каждом уезде – по одному наблюдателю. В каждой губернии и приравненных к ним субъектах – уполномоченный с помощниками числом от трех до пяти. И, наконец, центральный аппарат во главе с директором. Численность – для начала человек двадцать. Директор будет подчиняться непосредственно мне, но один из его заместителей пусть отвечает за связь с кабинетом министров. Далее. Наблюдатели отправляют свои донесения сразу в центр, а губернским уполномоченным шлют только копии, причем надо закрепить право наблюдателя в исключительных случаях этого не делать. Об их безопасности пусть заботится местная полиция. Причем всерьез. Например, если с наблюдателем случится что-нибудь нехорошее, то полицейский чин, в чьей зоне ответственности это произошло, автоматически вылетает со службы без выходного пособия и с волчьим билетом. – Даже если наблюдатель, например, умрет от болезни или просто от старости? – Да, именно так. Правда, потом по результатам тщательного расследования этот полицейский чин может быть восстановлен на службе моим специальным указом. Кроме того, больных или совсем старых среди наблюдателей быть не должно. – А зачем тогда в этой системе нужны губернские уполномоченные? – Для отслеживания того, что происходит в губернских центрах – раз. Для обобщения и систематизации докладов с мест независимо от центрального аппарата – два. И, наконец, три – в их обязанности будет входить надзор за безопасностью уездных наблюдателей. Для этого уполномоченным надо предоставить какие-то закрепленные специальным указом права. Какие именно – сами придумайте, вы же лучше меня представляете себе специфику работы на местах. – Государь, я, честно говоря, не очень понимаю, где взять столько народу для выполнения поставленной вами задачи. – Я тоже, но это не повод опустить руки и ничего не делать. Людей надо искать, находить и обучать. Сначала на каких-то кратковременных курсах, а со временем, наверное, организовать и что-то вроде специального учебного заведения. Что я могу сразу сказать – никаких сословных ограничений при наборе кадров быть не должно. Только деловые качества, и все. Более того, женщин можно привлекать наравне с мужчинами. В наблюдательности они им, как правило, не уступают. – По-моему, не все смогут принять подобные новации. – Ничего страшного, пусть засунут свое неприятие себе же в задницу, а мы давайте обсудим еще один вопрос. Как мне кажется, организовывать такую довольно многочисленную контору, которая будет служить только для удовлетворения любопытства одного человека, пусть он и император, это слишком жирно. Ее материалы должны регулярно поступать в кабинет министров и губернаторам на местах. – Ну, насчет кабинета я более или менее спокоен, – хмыкнул Столыпин, – однако предполагать, что поголовно все губернаторы начнут внимательно изучать представленные им материалы, мне не хватает оптимизма. – Зато мне его на двоих хватит. Как миленькие будут изучать! Те, которые усидят на своих местах, а не окажутся с треском вышвырнутыми за пренебрежение служебными обязанностями. Заодно и нетрудно будет найти повод, чтобы выгнать кого-нибудь совсем неуместного на губернаторском посту. И, кстати, предлагаю ненадолго вернуться к кадровому вопросу. Я ведь не надеюсь, что новое управление начнет работать прямо аж с завтрашнего дня. Года через три если выйдет на уровень обсуждаемых сейчас задач, и то хорошо. Но как раз через три года у школы Святого Пантелеймона, что в Приорате, будет первый выпуск, и я не вижу, почему бы некоторым выпускникам не поработать наблюдателями. Поэтому вопросами предварительного отбора можно озаботиться уже сейчас, а заодно и подумать, не ввести ли в образовательную программу какой-нибудь специальный курс по статистике.
Вообще-то эта школа задумывалась как кузница кадров для спецслужб, но не каждому же ученику становиться секретным агентом! Мы рассчитывали примерно на каждого десятого, так вот, пусть и у остальных появится перспектива. Кстати, и с Ритой можно будет побеседовать на эту тему, раз она собирается попечительствовать над Смольным. Из тамошних благородных девиц вполне могут получиться вполне приличные наблюдательницы, а то ведь сейчас, насколько я в курсе, выпускницы вообще никакой востребованной профессии не имеют. И даже невостребованной, кажется, тоже. Тем временем до Столыпина, похоже, дошло самое слабое место моего проекта, и он поинтересовался: – Вот только как, государь, быть с теми, кто со временем станет вашим наблюдателям… э… так сказать, заносить? Местные власти ведь быстро разберутся, что тут к чему, и начнут обращаться с просьбами послать наверх благоприятный для них отчет. – А вот тут, дорогой Петр Аркадьевич, нам с вами придется думать, думать и снова думать, потому что однозначного ответа на ваш вопрос у меня нет. Но, кстати, есть небольшая иллюстрация. Вот лично вам неужели ни разу не пытались, выражаясь вашими словами, занести? Но ведь вы пока вроде ни у кого не взяли. И почему так получилось, не подскажете? – Потому что мне есть что терять. Я у вас служу не только и не столько из-за денег, но в основном потому, что вижу – вы радеете об интересах державы более, чем о своих собственных. К тому же мне еще ни разу не предлагали суммы, хотя бы в теории могущей компенсировать потерю вашего доверия. А если вдруг предложат – у меня имеется честь русского дворянина. И, наконец, за время службы я узнал вас настолько, что меня теперь совершенно не прельщает перспектива иметь вас во врагах. – Ну что же, давайте подумаем, что из перечисленного вами можно будет использовать для предотвращения взяточничества среди наблюдателей. Начнем, пожалуй, с перспектив, которые жалко потерять. Они должны быть у и у наблюдателей, и у уполномоченных. Пусть наблюдатель – это будет служба на какой-то срок, после которого – при условии, разумеется, отсутствия нареканий – государство предоставит им что-то весомое. Пенсию, например, карьерные перспективы, еще что-то подобное, это уж вы сами подумайте. Более того, самым успешным можно предлагать пойти на второй срок, после которого предлагаемые блага многократно увеличатся. Экономить тут не стоит, ибо своевременную и достоверную информацию, по-моему, переоценить невозможно. Но, как мне кажется, у данной медали должна быть и оборотная сторона. К сожалению, мне пока приходит в голову только самое простое решение. Оно, конечно, будет работать, но я не уверен, что со стопроцентной эффективностью. – И что же это за решение? – Перед отправкой на места будущие наблюдатели и уполномоченные принесут присягу, в которой в числе прочего будут примерно такие слова: «если же я обману оказанное мне высокое доверие, то пусть меня постигнет самая суровая кара». – Думаете, это сильно поможет? – Отчего бы и нет? Ведь кара действительно постигнет. Причем довольно суровая – пуля в затылок. Кому надо, неофициально объяснят, почему и за что так получилось. Ну а для всех прочих это будет трагическая случайность – человек пал жертвой злодеев. Разумеется, их начнут искать, но никогда не найдут. – Да… государь… я вообще-то что-то подобное подозревал, но не думал, что вы о таком скажете столь прямо. И, раз уж это так, то, наверное, и люди для реализации упомянутых вами приговоров уже есть? Они у меня были – правда, появились совсем недавно. Но их глава, поручик Ефимов, уже преисполнился энтузиазма. Ибо он был не только восстановлен по службе, хоть и уже гражданской, но и получил серьезное повышение. Раньше он был пограничным поручиком, а теперь стал надворным советником, да к тому же еще и начальником специального курьерского отряда при моем величестве. Правда, в том отряде вместе с ним пока было двенадцать человек, да ничего, лиха беда начало. Но Столыпину, само собой, хватит самого общего подтверждения. – Разумеется, но в подробности я вас посвящать не буду, достаточно и того, что вы уже знаете. Не обижаетесь? – Нет, что вы, государь. Но все-таки мне кажется, что наказание не обязательно должно быть столь жестоким. Наверное, это только для каких-то особых случаев, а для всех прочих лучше, я так думаю, обойтись увольнением с невозможностью в дальнейшем куда-то устроиться. – Да, вы правы, причем тут можно ввести очень простой критерий. До какого возраста у нас сейчас примерно живут люди, в среднем лет до семидесяти? Вот, значит, если взятое подношение превысит сумму, необходимую для скромной жизни до семидесяти лет, то тогда только пуля, никаких альтернатив в таком случае быть не может. Потому как получив, скажем, в сорокалетнем возрасте двадцать тысяч, все оставшееся время можно вообще не работать. То есть увольнение с волчьим билетом тут не подействует. Ну а если какой-то дурак согрешит по мелочи, то действительно, гнать его к чертям, и все. Хотя, пожалуй, не совсем – не помешает еще и полная конфискация имущества. Но, разумеется, я не считаю все мною сейчас высказанное истиной в последней инстанции. Если у вас получится придумать что-то получше, буду только рад. – Я постараюсь, ваше… э-э-э… Александр Александрович. Глава 23 Примерно с февраля девяносто третьего года меня, если можно так выразиться, стала слегка беспокоить Япония (а внутренний голос уточнил – хорошо хоть не Гондурас). Дело было в том, что до Японо-китайской войны, если основываться на информации из моей прошлой жизни, оставалось всего полтора года, а Страна восходящего солнца так до сих пор и не чешется. Неужели там решили отложить войну? Или просто не верят в то, что Россия может как-то вмешаться в конфликт, но это довольно странно, тем более что в начале марта в Питер с неофициальным визитом прибыл аж сам Ли Хунчжан – очень влиятельная фигура при дворе императрицы Цыси и самый загребущий взяточник в Китае. А может, и во всем мире, но этого мне министр иностранных дел Гирс, представивший доклад о прибывшем косоглазом хапуге, гарантировать не мог. Этот самый Ли, только прибыв в Северную столицу, сразу нашел родственную душу и зачастил к Витте. Вот уж не знаю, с какими именно словами он тряс перед моим министром финансов своей жиденькой бороденкой, но догадаться об их общем направлении было нетрудно. На очередном докладе Витте начал меня убеждать, что господин Хунчжан, конечно, порядочная мразь, но если все тщательно подсчитать, то просит он не так уж много. Даже с учетом взяток путь во Владивосток через Маньчжурию окажется почти в два раза дешевле и сможет быть построен заметно быстрее, чем по левому берегу Амура. Вот только Сергей Юльевич забыл упомянуть, что во втором варианте дорога у нас всяко останется как минимум на ближайшие сто лет, а насчет трассы через Маньчжурию этого определенно сказать нельзя. Может, конечно, тоже остаться, но может и уплыть. Причем взятки всяким ху… в смысле Хунчжанам вероятность такого исхода только повышают. Я так и не понял, то ли японцев простимулировали встречи сребролюбивого китайца с Витте, то ли оно просто так совпало, но вскоре японский посланник напросился на прием к Бунге, где сообщил, что господин Хиробуми Ито, во главе делегации направляющийся в Лондон для подписания какого-то договора, испытывает желание по дороге посетить Санкт-Петербург. В ответ Бунге заверил, что всегда будет рад видеть своего японского коллегу и гарантирует, что при необходимости сможет организовать аудиенцию у его величества, то есть у меня. Еще бы ему не гарантировать, если я ему об этом говорил прямо, причем не один раз. Ну а что Ито заедет в Питер проездом, так это ничего. Тем более что наша столица ему не очень-то и по пути. Ну то есть это примерно как по дороге из Гатчины в Сестрорецк заехать в Тосно. Или, чтобы москвичам было понятней, проездом из Бутово в Щербинку посетить Новогиреево. Все это, конечно, хорошо, но какой договор он там собирается подписывать? Что-то мне память прошлой жизни ничего такого не подсказывает. Договор между Японией и Англией, давший японцам карт-бланш на войну с Россией, был, насколько я помнил, подписан в самом начале двадцатого века. А сейчас о чем они с англами собираются договариваться? Как бы не о противодействии мне, ибо та история от этой только наличием меня на троне и отличается. И вот, значит, в конце мая японский пароход зашел в Одессу, где с него сошли восемь человек во главе с Ито, сели на поезд и через двое суток прибыли в Питер. Там дорогих гостей встретил Бунге, после двухчасовой беседы познакомил со Столыпиным, который пообещал, что в течение двух-трех дней император примет господина Хиробуми Ито. Я вообще-то собирался пригласить его в Гатчину сразу, но Столыпин с Бунге хором заверили меня, что так нельзя. Гостя надо сначала помариновать общением с равным по должности, то есть с русским премьером, и лишь потом допускать до личной встречи со священной особой императора. Я, честно говоря, в священность своей особы не больно-то верил и подозревал, что Ито в нее верит еще меньше, но согласился с мнением премьера и главы секретариата. В общем, личная встреча состоялась на третий день после прибытия делегации в столицу. И она меня не то чтобы сильно разочаровала, но после нее осталось какое-то странное чувство. Я про него не раз слышал от знакомых в прошлой жизни, когда они, подписав все необходимые документы, наконец-то получали вожделенный кредит. Вроде все закончилось именно так, как сами и хотели. Вот они, деньги, можно бежать за «Логаном» или даже, чем черт не шутит, за «Икс-Трейлом», но все равно в глубине души шевелится чувство, будто тебя каким-то образом ухитрились цинично нае… ну, выражаясь цензурно, обмануть. Именно такое чувство после трех бесед с японским премьером я и испытывал. Вроде бы по основным пунктам была достигнута договоренность, причем именно такая, как планировалось. К тому же Ито был любезен, предупредителен и не уставал повторять, что лично он всеми конечностями за добрососедские отношения с Россией. Вот только договор об этом лучше подписывать после завершения войны с Китаем. Ибо тогда обстановка может сильно измениться, и лучше, чтобы эти изменения учитывались при подписании столь важного документа. Зато мне Ито предлагал письменно подтвердить, что я признаю Корею именно японской зоной влияния. – Не вопрос, – пожал плечами я, – могу написать прямо сейчас. То есть сразу после того, как вы поставите последнюю точку в документе, признающем исключительные права России в Маньчжурии. Вы же это предложили, вам и начинать. Однако такая инициатива почему-то не вызвала у собеседника ни малейшего энтузиазма. И, значит, всего двумя ощутимыми результатами встречи стало, во-первых, то, что три человека из свиты японского премьера остались в Гатчине с целью подготовки соглашения о сотрудничестве в области воздухоплавания – это официально. На самом же деле они наверняка собирались просто немного пошпионить, но тут, как говорится, и флаг им в руки. Собственно говоря, особый воздухоплавательный отряд в Залесье для того и существует. Ну, а во-вторых, обещание Ито лично доложить императору мои предложения по поводу железной дороги через Маньчжурию и присовокупить к ним свои слова поддержки. И все. Неужели только ради этого японский премьер сделал такой крюк?
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!