— Под госпрограмму мы не подходим, — Ланка морщится, — там… Долго объяснять, короче говоря, не подходим. А в фондах… Меня там в лицо уже знают… Поставили в очередь… Пока все. Время идет, Вальчик растет… Я работаю сейчас на двух работах, но неофициально. Сама понимаешь, мне постоянно надо с ним быть, отпрашиваюсь, подменяюсь… А официально-то меня на больничный отпускать должны… Кому это надо? — Я… Лан, если бы я знала… Я бы помогла… Но у меня ничего не осталось… Дом пришлось продать, чтоб маме лекарства оплачивать… А больше у меня ничего и нет… Мои слова звучат жалко, я понимаю это, но Ланка неожиданно опускается передо мной на колени, обнимает порывисто: — Марусь… Спасибо тебе! Я не буду говорить, что отказалась бы… Не отказалась бы. Спасибо за то, что предложила. Это уже так много! Мы с ней сидим пару минут в таком положении, словно в детстве, обнявшись и запрятавшись от всего мира под одно одеяло… И одновременно вздрагиваем, когда открывается входная дверь, и на пороге появляется высокий мужчина. Наверно, это и есть тот самый Сергей, который… Глава 3 Который муж. Мы с Ланкой замираем под его внимательным взглядом, словно застигнутые светом фар на ночном сафари косули. Я ощущаю, как руки сестры напрягаются, деревенеют словно, а затем она чуть отталкивает меня и встает с коленей. Все это время Сергей стоит молча и смотрит на нас. — Сергей, это моя сестра, Маша, — спокойно говорит Ланка, — поживет у нас. Взгляд Сергея обращается ко мне, и я чуть напряженно улыбаюсь: — Здравствуйте, приятно позна… В этот момент Сергей просто разворачивается и уходит в комнату. Я так и замираю на полуслове, а Ланка, вздохнув, говорит: — Не обращай внимания. Он с работы. Устал. — Может, я все же… Идти мне откровенно некуда, но после такого приема лучше, наверно, на вокзале заночевать. Да и у Ланки сто процентов проблемы будут теперь. Вот я тетеря, все же, права была мама, не от мира сего словно! О чем я думала, когда ехала сюда, без звонка, без возможности убедиться, что это уместно? Наугад? Просто в голове все время были приятные воспоминания о наших с Ланкой теплых, сестринких отношениях, и я как-то рассчитывала… Дура, чего уж там… — Сиди, — спокойно отвечает Ланка, — чай пей. Я сейчас. Она уходит в комнату, куда до этого зашел Сергей, плотно закрывает двери. А я остаюсь сидеть, трусливо схватившись за кружку чая и чувствуя себя ужасно плохо. Неуместной, ненужной, незванной. Короче говоря, именно такой, какая я и есть. Помимо воли, чутко прислушиваюсь к голосам за стеной, одновременно желая разобрать хоть что-то и боясь этого. Но стены в хрущевке не оставляют возможности быть не в курсе происходящего. — Какого черта? — мужской голос, грубый, тяжелый такой. — Это моя сестра, — отвечает Ланка, спокойно, но с легким напряжением, от которого мне больно. Она и без того в постоянном стрессе, вот уже столько лет, а тут еще и из-за меня… — Ты не говорила, что у тебя еще и сестры есть, — раздраженно говорит Сергей, — и какого черта она без предупреждения? Надолго вообще? — Двоюродная, все детство вместе провели. Нет, ненадолго. На пару дней. — И куда ее спать класть? Между нами? — Сергей! — Что “Сергей”? Меня уже достало это все! И ты, и этот выродок, и теперь еще и сестра какая-то нарисовалась! — Это твой сын! Не смей! — а вот теперь голос Ланки становится низким, шипящим, злобным таким. Да я и теперь задыхаюсь от злобы и обиды за Вальчика, потому что обозвать ребенка, больного ребенка, выродком… Это уже за гранью. Как-то сразу за гранью. — Да пошла ты! — возмущенно отвечает Сергей, — еще неизвестно, чей он! У меня в семье такого не было никогда! Все здоровые рождались! Надо еще и тест днк сделать, а то я, может, чужого кормлю! — Делай! И разводись уже со мной! — Да прям побежал! Чтоб ты у меня половину имущества оттяпала? Да пошла ты! — Было бы что брать! Одна квартира, и за ту я плачу! — На мои деньги покупали! — И на мои тоже! — Да твоего там ерунда была! — Да что ты?.. Мне хочется закрыть уши руками, чтоб не слышать эту мерзкую ссору, хочется выбежать отсюда, из этой серой, усталой квартиры, которую делят и никак не могут поделить. Почему-то кажется, что даже воздух здесь давит, спирает грудь. Зачем, вот зачем я приехала??? — Мама… — тихий голос из другой комнаты едва звучит, и , конечно, ругающиеся родители его не слышат. А я слышу и поспешно встаю, пока ребенок не испугался все усиливающихся звуков ссоры. В крохотной детской едва помещаются диван, письменный стол и шкаф. На окне висят темные легкие занавески, там же, на подоконнике, стоят игрушки, машинки и большой корноухий заяц. С другой стороны дивана спрятались костыли, а за дверью — складная инвалидная коляска. Все маленькое, тоже словно игрушечное. На диване сидит и тревожно смотрит на меня Вальчик. Глаза его, огромные, красивые, такие же, как у его мамы в детстве, тревожно расширены. И я торопливо падаю перед ним на колени, обнимаю, ощущая, как он сразу же тянется ко мне, доверчивый и теплый со сна. — Тетя Маруся… — шепчет он, — а где мама? — Мама чуть-чуть занята, Вальчик, — я глажу его по худенькой спинке, поражаясь, что все позвонки прощупать можно, — она позже подойдет… Ложись… Или ты попить хочешь? В туалет, может? У меня нет опыта в общении с такими маленькими детьми, в группе рисования, которую я вела в нашем Доме молодежи, детки все же были постарше. — Нет… Мне просто приснилось что-то… — он говорит тихо, очень чисто выговаривая звуки, задумчиво так. И я опять глажу его, шепчу, что это всего лишь сон, что он уже кончился, и можно ложиться спать, чтоб увидеть новый, хороший и сладкий. Шепчу специально чуть громче, чем надо, чтоб Вальчик не услышал ссорящихся за стенкой родителей. Но Сергей повышает голос, ругаясь уже матерно и жестко, и Вальчик в моих руках напрягается: — Папа пришел? — Да… — вынуждена признать я, — но ты не слушай, просто ложись… — Опять с мамой ругается… — шепчет Вальчик, под моим напором все же укладываясь на кровать.