— Куда ему попали?.. На себе покажи… Одна рана? — Кажется, да. Свет неприятно полоснул по глазам. — Кажется… Ладно, Краснов. К тебе претензий нет. Ситуация рабочая. — А у меня есть к себе претензии! — Ты поплачь ещё мне тут!.. Порыдай, на! Покажи руки. Там, в дверце, влажные салфетки, вытри. Салфетки в карман. Фонарик выключился. Михаил Иванович набрал ещё номер. — Виктор Робертович, подъезжай. Адресок сейчас скину… Ага… Корнеева оставлю, остальных забирай. — Я не поеду никуда! — взвился я. — Вы не можете со мной так! — Краснов, — спокойно сказал Весёлый. — Я же сказал — к тебе претензий нет. Кабана выключил хорошо. Может, даже слишком. А потом… Я и сам в первый раз от ножа обо… Обомлел. Так бывает. Хорошо, что Крылов помог, подстраховал. Но сам подставился. Я предупреждал. — Он мне жизнь спас! — И что? Что такого тут? А ты бы что, не стал его спасать? Всё нормально. Вас кем учат быть? В нашей работе такое бывает. Ничего, заживёт. Если перитонита не будет. А если врачи нормальные, то не должно… Мы сейчас поедем урода этого брать, пока не умотал куда-нибудь со страху. Чтоб ответил. Но тебе в этом районе лучше не светиться. Вон, менты сейчас постучат в стекло, а тут ты сидишь. Со следами крови. Что нам, ментов мочить, по-твоему? Сейчас отъедем в сторону, Виктор Робертович заберёт вас, отвезёт домой, отдыхайте. Силы понадобятся. — Да я с ума там сойду. — А ты не сходи. Не надо. … Я не сошёл с ума. Трясло меня всю дорогу, знобило, в квартире завернулся в плед, прилёг на минутку погреться и вырубился. Нервная перегрузка. Разбудил меня Данченко, я на его кровати заснул, как оказалось. Было уже светло, Игорь выглядел довольным и оживлённым. — Дрыхнешь, — весело сказал он. — Всё самое интересное проспал. Взяли мы его. Муфлона этого. С рюкзаком. Свалить хотел, козлина, а тут мы. Ну шокер — вещь! Мировая штука. — И где он? — заторможено спросил я. — Шокер? Весёлый забрал. Жалко, конечно. — Да нет. Этот… — Муфлон? В автобусе валялся. Весёлый сказал, что подыщет местечко. — Какое местечко? — похолодел я. — Ну, держать его где. — А зачем? — Не знаю. Сам не пойму. Можно ж было сразу его… — Сразу — что? — Ну как что? — Игорь посмотрел на меня с удивлением. — То самое. Ты как сам? Нормально ты этого вырубил, красиво. Я обзавидовался. А Крылов нахрена на него прыгал — я не понял. Надо было по ногам дать, и всё. Теперь замут такой. — Подожди. А Крылов как? — Сумин звонил Весёлому, сказал, прооперировали. Типа, нормально всё. Сказали, опасности для жизни пока нет. — Пока? — Кир, я не в теме. Чего там, как там… Не переживай ты, Крылайзер пацан крепкий, скоро снова подкалывать тебя начнёт. А ты чё на моей кровати-то разлёгся? … Можно я не буду рассказывать, что потом было? Просто пропущу некоторый период? Нельзя так? Поломается повествование? Ну можно тогда без подробностей? Неохота подробности вспоминать. Очень, прямо, неохота размазывать, честное слово. Договорились? В общем, в этот же день я и Весёлый выехали из города на микроавтобусе, на полу которого лежал пацан этот в наручниках и скотчем замотанный. Заехали в поле. Выволокли наружу. Я его ткнул ножом в то самое место, в которое он ткнул Крылова. Тем же самым ножом, этот придурок его с собой в дорогу взял. А потом Весёлый сломал ему рабочую руку. Сломал жёстко, об колено, так что кости торчали. На окраине города высадили, вызвали скорую. Всё. Михаил Иванович проинструктировал его, что ментам говорить. То, что инструкциям он будет следовать, было понятно — когда сняли скотч со рта под конец перед высадкой, он всё прощения просил, не верил всё, что живым отпустят. Проникся. Может и был он до этого крепким парнем с характером, а может и не был — это осталось неизвестным. Если был, то мы его сломали. Если не был — то и вопросов нет. Трудно ли мне было его ножом пырнуть? Вообще нет. Я, честно говоря, по дороге думал, что Весёлый заставит меня его кончить. Была такая мысль. Потому — даже облегчение испытал. Пырнул и пырнул. Как в озеро зимой — тут главное не думать, тогда не страшно. Решил и сразу исполняешь. Тем более — всё было справедливо и заслужено. Вот если бы казнить его надо было — тут бы я не согласился. Не стану и всё, так решил. Делайте со мной, что хотите. Конечно, вид торчащих из кожи белых костей тряханул меня крепко. Но пацан этим себе жизнь купил, так что тоже — какие вопросы? Мне вообще, можно сказать, повезло. Михаил Иванович на обратной дороге сказал, что собирался помариновать его несколько дней где-нибудь, подождать, посмотреть, как у Крылова дела с выздоровлением пойдут и потом уже решать. А присматривать за этим пацаном по его задумке, я должен был. Представляете? Хорошо, что передумал. Я как представил себе это… И ещё Михаил Иванович поделился со мной личным. — У меня, — сказал. — Брата так ножом пырнули. Примерно туда же, обычное дело. Правши часто туда попадают. Мы молодые тогда были… У брата перитонит случился. Весь живот ему искромсали, гной всё выкачивали. Две недели в реанимации и потом ещё… А этому, который его, год условки дали… Год. Условки… Представляешь себе? А ты говоришь… Ничего я не говорил. … Ну ладно. Мы же на море ехали, я же про море хотел рассказать. Ехали мы к нему почти месяц в итоге. Заезжали в разные города, жили в них, выполняли учебные задания. По-всякому выходило, но подобного драматизма больше не случалось, к счастью. И Крылов выздоравливал без осложнений. В местной больничке он провёл только несколько дней, потом его перевезли поближе к Школе. Интересно было новые города смотреть. И лето было хорошим, солнечным, жарким. И я был вечно отвлекающимся щенком, так что довольно скоро позабыл детали произошедшего, а вернее, вообще про них не вспоминал. Радовался жизни. А уж когда в первый раз море увидел и запах его почувствовал — вообще про всё забыл. Самым удивительным было, что как только мы переехали мост, в Керчи, взрослые нас покинули. Предоставили нас самим себе. Мы так и остались разделёнными на четыре группы, и каждой группе ставилась задача — за три недели добраться до Евпатории, то есть, пересечь полуостров. Самостоятельно и как угодно, любыми путями, какие понравятся. Раздали паспорта и наличные. Наличных, правда, дали совсем немного, поскольку стиль ночёвок предполагался дикарский, в палатках. Виктор Робертович сказал, что надо научиться обходиться небольшими средствами. Научиться. Чему тут учиться? — хотел я его спросить с сарказмом. Со снисходительной такой улыбкой. Я умел жить вообще без денег. Но не стал, конечно, так подставляться, чтоб Виктор Робертович не поймал меня на слове и не оставил без денег, раз я такой способный. Далеко не у всех наших имелся подобный опыт. А потом ещё он сказал, что категорически запрещено воровать, грабить и вообще хоть как-то нарушать Уголовный кодекс, так что я мысленно похвалил себя за сдержанность — без нарушений кодекса я не умел. И ещё сказал, что категорически запрещено драться. То есть, все возможные конфликтные ситуации всегда улаживать мирным способом. Вот тут я не выдержал. — А если, — говорю. — Конкретно наезжать будут? Что же, как ссыкуны себя вести? Был у меня некоторый комплекс на эту тему, как вы понимаете. Виктор Робертович посмотрел на меня, и я внутренне съёжился предчувствуя. Мне вообще казалось, что после случая с Крыловым он как-то по-другому стал ко мне относиться. Хуже. Или просто казалось? Не получалось никак разобраться. Но он не стал меня кошмарить. — Краснов, — спокойно сказал. — Настоящую силу нужно научиться скрывать. Такое задание. И вообще — настоящая сила не требует постоянных доказательств. Понимаешь меня? … В связи с отсутствием Крылова, Сумин оставался только с Чубаккой и Грачёвым. Нужно было докинуть им человека из нашей группы, поскольку нас было пятеро. Мы с Игорем под это дело хотели от Корнеева избавиться, несколько подустали от его харизмы, но благородный Козлов некстати влез. Он решил благородно поддержать Сумина, оказывать ему моральную поддержку, поскольку Виталик после ранения своего другана до сих пор как-то не очень в себя пришёл. При этом Вова не задумывался, нужна ли Сумину эта его моральная поддержка. Такое часто бывает с благородными людьми. И вот мы вчетвером: я, Игорь, Дорохов и Корнеев попрощались за руку с пацанами, Виктором Робертовичем, Михаилом Ивановичем, закинули рюкзаки на плечи и потопали на автостанцию. Как же это было круто. Я такого пьянящего чувства свободы до этого никогда не испытывал. Хотя, казалось бы — бегал до этого один по стране вообще куда хотел, делал что хотел. А тут — три недели всего-то, попасть из пункта А в пункт Б, куча запретов, денег — кот наплакал. С чего бы? Я потом понял — настоящая свобода она вот такая. Заслуженная. Ограниченная по времени. С конечной целью. Со своими правилами. Вот тогда действительно торкает. Единственное, чем мы отличались от обычных людей — это отсутствием телефонов. Виктор Робертович даже маячки нам не стал давать, а по поводу телефонов на вопрос Мишина ответил так: — Не надо вам пока. Только отвлекаться будете на ерунду. Общайтесь вживую с теми, кто рядом. Самое настоящее общение. Карту купите бумажную в ларьке и всё, больше вам ничего не нужно. — А если чрезвычайная ситуация? — поддержал Мишина Старцев. — Как связываться? — С кем? — Ну… С вами. — Не надо со мной связываться. Мне нужно отвлечься от вас… Задача простая — в назначенное время встретиться в назначенном месте. И всё. Если кто помрёт в дороге, то товарищи пусть притаскивают почившее тело. Не могут притащить — приходят сами и сообщают, где это самое тело находится. Ок? И как-то расхотелось пацанам дальше Виктора Робертовича о чём-то расспрашивать. На автостанции мы купили карту и перепаковались, чтобы рюкзаки были одинаковыми по весу, с учётом того, что в одном из них помещалась наша палатка. Сели в маршрутку и покатили. Глава 9. Крылов — Ну что, трахнул за меня девку? — спросил Мочка. Я отрицательно покачал головой. — А за себя? Я снова покачал головой.