- И это вы называете хорошей новостью? Раньше у нас была хоть какая-то надежда отыграться. Не сегодня, так завтра. Дескать, в другой раз мы будем умнее, к следующему разу мы подготовимся… Вот она, цена вашей подготовки! И что же теперь? Если вы правы, а у меня нет причин сомневаться в ваших словах, гибель Линг Фея дает нам последний шанс найти хоть какие-то доказательства. Слышите? Это последняя возможность перехватить инициативу и поставить наглецов на место! Я уверен, председатель Сун считает также. Вся партия считает также. Так что вопрос в том, что вы предпримете, чтобы выполнить приказ партии, товарищ Оуян? - Ничего, – коротко ответил Оуян. – Уже поздно. След остыл. - И слышать не хочу! Отзовите с заданий лучших людей, бросьте все силы, сейчас не время экономить ресурсы… - Не вижу смысла, – возразил директор. - Вот как?! – вспыхнул Энлей. – Вы считаете, что уничтожение пламенных борцов, творцов революции, наших с вами, между прочим, учителей – это недостаточный повод?! Лицо директора оставалось невозмутимым, лишь меж бровей залегла глубокая складка. Не каждый день руководителю самой мощной спецслужбы республики приходилось расписываться в собственном бессилии. - Помните, шесть лет назад, когда был убит руководитель Ли Му? – неохотно процедил он. – Тогда мы, в конце концов, сели им на хвост, и чем это закончилось? - Признаться, не припоминаю… – нахмурился Заместитель Первого секретаря. – Я тогда еще не вступил в должность… - Да верно, я как-то упустил… А вот я очень хорошо помню. Тогда мы тоже собрали цвет сыска. Думали, ну всё, теперь-то мы точно найдём необходимые улики, предоставим их Высшим и те, наконец, наведут порядок. - И что же вам помешало? Директор поморщился, как будто отведал кислой сливы. - Помешало – это слишком мягко сказано. Следственная группа погибла. Вся, до последнего человека. Товарищ Энлей изумленно моргнул. - Как могло случиться, что я не в курсе? Целая группа… Это же настоящая война! Весь ЦК должен был знать! - В том-то и дело. Не было никакой войны. Согласно выводам комиссии, произошла трагическая случайность. Дестабилизация сектора выхода из нереальности. В границах сектора выхода оказалась карликовая планета – шатун. Исключительно редко, но бывает. Планета аннигилировала вместе с нашим кораблем. Винить некого. Вы понимаете? Не успели мы сделать и хода, как наши фигуры смели с доски. Я не желаю снова терять отборных сотрудников в погоне за химерой. Энлей встал из-за стола, подошел к окну, из которого открывалась панорама залитого солнцем города, и какое-то время молча стоял, размышляя. Директор Оуян его не торопил. Заместителю Председателя предстояло принять непростое решение. Наконец, Энлей, не оборачиваясь, бросил: - Так вы считаете, что мы должны… просто закрыть этот вопрос? После всего, что случилось? После стольких смертей? Вы хотите оставить наших учителей неотомщенными? Директор партконтроля и глазом не моргнул, хотя чиновника рангом пониже ледяной тон Первого заместителя Председателя довел бы до инфаркта. - Дело не в наших желаниях. Я трезво смотрю на вещи и понимаю, что месть обойдется нам слишком дорого, – твердо ответил Оауян. - Ваши слова граничат с предательством, директор Оуян, – на этот раз Заместитель Председателя обернулся. - В моем возрасте поздно притворяться. Я говорю, что думаю. - И что же вы думаете? - Забудем о смерти Линг Фея. Это пойдет на пользу всей республике. Я в этом совершенно уверен, – с нажимом произнес директор, видя, что Первый заместитель собирается возразить. – Это будет знак, что мы готовы поставить точку ради великой цели. Желая отомстить, мы рискуем спровоцировать новый виток противостояния. И если на то пошло, еще неизвестно, как на это посмотрят Высшие. Сейчас у нас впервые появился шанс, наконец, покончить с этим и идти дальше. Так неужели мы его упустим из-за нашего уязвлённого самолюбия? Заместитель Энлей снова задумался, искоса наблюдая за директором. Постучала секретарша, принесшая поднос с дневным рисом. Энлей подождал, пока она поставит поднос на стол. - Это конечно, вы красиво сказали, насчет пойти дальше. Но если называть вещи своими именами, вы предлагаете нам сдаться, – жестко сказал он. – Поднять руки и согласиться на условия противника. - Пусть даже так. Зато мы минимизируем урон для республики и партии. В конце концов, еще Великий Мао говорил, что при правильном подходе антагонистическое противостояние может перейти в неантагонистическое и разрешиться мирным путем[9]. Заместитель председателя долго не сводил взгляда с директора партконтроля. Но старый служака и бровью не повел, терпеливо ожидая вердикта. - Вы умеете убеждать, директор Оуян, – холодно произнес он. – Будь по-вашему. Сделаем вид, что ничего не случилось. Но имейте в виду, если убийства продолжатся... - Я отдаю себе отчет, чем это для меня закончится, если вы об этом, – старый директор Партконтроля тоже умел говорить жестко. - Тогда считайте, что мы договорились. - Я немедленно распоряжусь прекратить любые следственные мероприятия по делу Линг Фея. – Директор активировал свой вирт. – Это станет жестом доброй воли с нашей стороны. - Да, давайте, распорядитесь. – Согласился Энлей, непроизвольно принюхиваясь. Из-под крышек кастрюлек сочились аппетитные ароматы. – Значит, решено. Линг Фей умер от старости. Точный диагноз на ваше усмотрение. - Местные власти уже опубликовали пресс-релиз. Там указана болезнь сердца. - Отлично. Пусть будет сердце. Проследите, чтобы никто не совал нос в это дело. Кстати, вы голодны, товарищ Оуян? - Благодарю, я только из-за стола, – директор партконтроля, кряхтя, поднялся на ноги. – Приятного аппетита, учитель [10] Энлей. Планета Тяньцзинь. Тяньцзинь-7. Районное отделение МОБ. В камере сухо, но холодно. Окна нет. Под потолком тускло светится единственная «вечная лампа», стенки которой люминесцируют под влиянием излучения слабого радиоактивного источника. Свет такие лампы дают совершенно неживой, и применяются, в основном, в военной технике, где долговечность, надежность и автономность ценится выше удобств. И в пенитенциарных заведениях, где удобств не полагается по определению. У пустой стены из серого шероховатого пластика приютилась узенькая, даже уже той, что стоит у Юшенга в комнатушке, койка, застеленная серым же одеялом. Санузел располагается за небольшой ширмой, а у стены притулился одинокий табурет, задвинутый под откидной столик. В целом, обстановка мало отличается от привычной Юшенгу по общежитию, если, конечно, забыть о запертой стальной двери и камере наблюдения в углу под потолком. Юноша присел на койку. - Использование постели допускается только во время ночного отдыха, – строго прозвучало откуда-то из-под потолка. Юшенг вскочил, словно подброшенный пружиной. - Извините… – растерянно произнес он прежде, чем понял, что с ним разговаривает система, отреагировавшая на изменение веса койки. Да что же это… - Простите, мне необходимо с кем-нибудь поговорить! – крикнул он, глядя в объектив камеры. – Произошла чудовищная ошибка! Ответа не последовало. Юшенг набрался храбрости и постучал в двери. Тишина. Он постучал громче, настойчивее. В двери распахнулось небольшое прямоугольное окошко. В нем показалось недовольное лицо охранника. - Еще раз стукнешь, пожалеешь. Ясно? – для наглядности он продемонстрировал аспиранту черную увесистую дубинку. - Простите, я только хотел… – зачастил Юшенг, но охранник уже захлопнул окошко. Юшенг осекся на полуслове, беспомощно глядя на дверь. Да как же так? За все восемь лет после Пробуждения он ни разу не нарушал закон, если не считать мелочей, вроде сорванных для Сюэ цветов и нечаянно брошенных мимо урны оберток. Ну и еще один раз он пропустил лекции, за что и дежурил потом целый месяц по столовой, перемывая ежедневно горы посуды. Как любой законопослушный гражданин, он был уверен в том, что народная полиция служит честным гражданам, ограждая и защищая их от разных неприятностей, и никогда, никогда не ошибается. И теперь, когда эта самая полиция вдруг взяла его в оборот, он совершенно растерялся. - Что же делать… что делать… – повторял он, как заведенный, меряя шагами небольшую комнатку. Так страшно ему ещё никогда не было. Он знал, что невиновен. И надеялся, что это поймет следователь. Но холодная злость, с которой к аспиранту отнеслись все полицейские, кроме, разве что, оформлявшего его юного дежурного, совершенно выбила молодого ученого из колеи. До сих пор ему не приходилось сталкиваться с этой стороной жизни, и он оказался к ней совершенно не подготовлен. Хуже всего было то, что его заставили сдать вирт. Без связи с миром Юшенг чувствовал себя замурованным в этих холодных стенах. Он даже не мог посмотреть, сколько времени прошло с тех пор, как его здесь заперли. Полчаса? Час? Четыре часа? Голод его не мучил, но пить хотелось ужасно. Он хотел постучать в дверь, чтобы попросить напиться, но побоялся, что наживёт новые неприятности. Только спустя какое-то время ему пришла в голову простая и естественная мысль напиться из крана в санитарной зоне. Стакана на полочке не нашлось, там лежал только одинокий желтоватый обмылок. Рядом на гвоздике висело серое полотенце с бахромой вылезших ниток по низу. Пришлось пить, наклонившись к крану. Вода была теплой и противно отдавала металлом. До сих пор Юшенгу не доводилось пить сырую воду, и он ужасно боялся подцепить какую-нибудь кишечную инфекцию. Напившись, он вымыл руки и лицо и, преодолев брезгливость, вытерся серым полотенцем, которое оказалось на удивление чистым[11]. В этот момент заскрежетал засов на дверном окошке. Юшенг пулей вылетел из-за ширмы, боясь упустить шанс разрешить недоразумение. В окошко вновь заглянул охранник. - Руки, Чжан. - Что? – не понял тот. - Ты идиот? – ровно осведомился охранник. – Давай сюда руки, живо. И он потряс перед окошком наручниками. Юшенг поспешно высунул в окошко руки по локоть. - Куда тянешь? – пробурчал охранник, защелкивая замок. – Всё, убирай и отойди к стене. Юшенг повиновался. Охранник отпер дверь и отступил на два шага, держа дубинку наготове. - Арестованный, выйти в коридор, встать возле двери, лицом к стене, руки на стену, ноги расставить, – заученно, как механизм, произнес он. Когда аспирант выполнил требование, охранник снова его обыскал, к немалому изумлению Юшенга. Ведь его уже обыскали перед тем, как поместить в камеру. Так какой смысл повторять обыск? Но юноше хватило благоразумия не задавать лишних вопросов. После обыска его отвели в другую камеру, в которой стоял большой стол с несколькими стульями. Грубым толчком охранник усадил его на холодный металлический стул и защелкнул цепочку наручников в карабин, закрепленный на панели стола. Проверив, что карабин надежно закрыт, охранник удалился. Не успел Юшенг оглядеться, как в камеру зашел представительный мужчина в штатском, лет пятидесяти на вид: в уголках глаз скопились, ожидая своего часа, предательские морщинки, а в расчесанных на пробор волосах серебрилась седина. Аккуратно отодвинув стул, он сел, включил вирт и сложил перед собой руки, с вежливым вниманием уставившись на Юшенга, как будто ожидая от него какого-то действия. Внешне он напоминал начальника отдела из какой-нибудь конторы. Юшенг кашлянул и вежливо поздоровался. Мужчина удовлетворённо кивнул, словно получив то, на что рассчитывал. - Значит, вы аспирант Чжан Юшенг, – сказал он так веско, как будто констатировал какой-то физический постулат. Юшенг поспешно кивнул, открыв рот чтобы объясниться, но «начальник отдела» не дал ему произнести ни слова. - Меня зовут Сунь Гуанмин, я капитан следственного комитета. Вы можете называть меня гражданин следователь. Юшенг повторно открыл рот, но и эта попытка оказалась неудачной. - Я веду ваше дело, – пояснил капитан Сунь, открывая вирт плоскость и настраивая её на приват-трансляцию. Со стороны Юшенга вирт-плоскость казалась чёрным прямоугольником, висящим в воздухе, и ему оставалось только гадать, что же со своей стороны с таким интересом изучает следователь? - Может быть, вы сэкономите мне время и сразу признаетесь? – с надеждой спросил капитан Сунь, закончив читать. - В чем? – затравленно спросил Юшенг. - Как в чем? – изумился капитан. – В убийстве Сюэ Сяомин, конечно. - Сяомин?! – Юшген попытался вскочить, забыв о наручниках. Острая боль в ободранных запястьях привела его в себя. - Сяомин мертва? – переспросил он, чувствуя, как внутри что-то обрывается. – Не может быть!