- Почему? - Видишь ли, кое-кто в руководстве райкома партии считает, что у нас неважно ведётся политико-просветительная работа с отличниками учебы. Дескать, специалистами они будут замечательными, но вот каков их моральный облик? Станут ли они последовательными борцами за дело партии? Вырастут ли искренними патриотами Народной республики? Мне поручено усилить пропагандистскую работу со студентами. - Да это всё понятно! Кто же спорит? Но оздоровительный лагерь тоже необходим! Кому нужны хилые борцы за дело партии? – вскричал юноша. Юшенг быстро вспыхивал и столь же быстро отходил, но подобная несдержанность уже не раз ввергала его в неприятности. - А то я не знаю! Нечего так орать, – отмахнулась Ю. – Но знаешь… что-то доказывать этим, в отделе воспитательной работы, всё равно что играть на цине для коровы[20]. Поверь, всё, что можно было сделать, я сделала. То, что ты видишь – еще не самый плохой вариант. Юшенг демонстративно захлопнул папку. Ю с досадой шлепнула себя по толстой ляжке. - Нет, если ты желаешь заявить официальный протест – пожалуйста, заявляй. Ты член парткома факультета и имеешь полное право на свое мнение. Кто я вообще такая, чтобы тебя отговаривать? Юшенг пришел в себя. Он понимал, что Ю ни в чем не виновата, что с райкомом партии не поспоришь. Но у него были такие планы на этот лагерь… Оставалось утешать себя тем, что текущий триместр не последний в истории Нанькайя. Не получилось сейчас, получится в другой раз. - Прости меня, друг Ю, – искренне сказал Юшенг, вновь раскрывая папку и подписывая протокол собрания. – Я зря рассердился. - Ох, Юшенг, – покачала головой секретарь парткома. – Не доведет тебя твоя вспыльчивость до добра. Ладно, беги уже. Вижу ведь, как ты подпрыгиваешь на своей тощей заднице. Успокоенный Юшенг направился восвояси. Он досадовал на свою несдержанность, но это не помешало бы ему оторвать голову любому, кто вздумал бы его задержать. К счастью, обошлось без членовредительства, и до своей уединенной лаборатории Юшенг добрался без приключений. Честно говоря, эту комнатушку без окон, в которой раньше хранились старые наглядные пособия, можно было назвать лабораторией только с известной натяжкой. «Ничего, – утешал себя Юшенг. – Вот защищу диссертацию и получу нормальное помещение. И новые процессоры, как в лаборатории программирования. Да, и ещё двух ассистентов. А лучше даже трёх. Сколько можно корячиться в одиночку?». Но пока ему приходилось довольствоваться пятью старенькими «Шан ху[21] – 8М». По его просьбе друзья-программисты выжали из старушек максимум, но всё равно их быстродействие оставалось удручающе низким: расчеты по алгоритму они вели целый месяц! Машины лаборатории программирования справились бы с этой задачей за неделю. Другое дело, что никто не даст рядовому аспиранту столько машинного времени. Но Юшенг не жаловался. Университет, как всегда, испытывает трудности с машинным ресурсом, и уже одно то, что ему, аспиранту–первогодке, удалось разжиться собственной оборудованной лабораторией, круглосуточно подключенной к энергии и к инфосети, стало огромной удачей. Старый наставник Ли, хоть и оставил Нанькай в прошлом году, всё же сумел передать последнему ученику толику своей славы. На факультете Юшенга уважают все, за исключением, разве что, профессора Ху Ксинга, но у того, честно говоря, есть на это свои причины. Рабочие лошадки «Шан ху – 8М» встретили аспиранта, едва не лучась от гордости. На передних панелях горели исключительно зеленые диоды: ни одного сбоя во всех пяти процессорах! А всё потому, что Юшенг догадался подвести к старым агрегатам охлаждение жидким азотом, который, кстати говоря, выбила для него всё та же мировая тетка товарищ Ю. С замиранием сердца Юшенг вывел на вирт-плоскость[22] первую группу результатов и погрузился в чтение. Он не заметил, как пропустил время вечернего риса[23]. Да что там рис! Он даже пропустил свидание с Сяомин, элементарно забыл о нем! А ведь они договорились перед сном вместе прогуляться по парку. Но сейчас Юшенгу было не до парка. Открытие! Вот что занимало его в эти минуты. Удивительное, непостижимое открытие, которое еще только предстояло осознать и обдумать. Его алгоритм сработал. Да как! Проанализировав миллионы разрозненных данных по производству, поставкам, потреблению, он сумел выявить множество неизвестных доселе закономерностей. Одно это уже замечательно. Но одна из найденных закономерностей оказалась особенной. Юшенг снова и снова сопоставлял результаты, но итог получался тот же. На первый взгляд он казался совершенно нелогичным, противоречащим здравому смыслу. После третьей проверки Юшенгу не осталось ничего другого, как признать, что алгоритм не ошибся. Каким бы невероятным ни казался полученный результат, он верен. И теперь ему предстояло понять, что же это означает. «КС34-500, 28-ая Звезда в созвездии Трех императоров, – пробормотал он, автоматически записывая координаты системы на бумажке и ставя три вопросительных знака. – И что же ты такое, интересно знать?». Вирт помалкивал, таинственно подмигивали звезды на карте доминанты и в такт им пульсировали зеленые огоньки на лицевых панелях стареньких «Шан ху». «Завтра съезжу к наставнику, – рассудил Юшенг. – Без его совета не обойтись». Приняв решение, он бросил взгляд на часы и сдавленно охнул, осознав, что опоздал на свидание с любимой на целых четыре часа. За стенами факультета вовсю царствовала первая, синяя ночь. Тяньцзинь расслабленно нежился в прозрачных лучах гиганта Пиньцзы, неторопливо и величаво плывущего по небосводу. «Любимая, прости! – отщелкал он на вирте. – Я засиделся в лаборатории, не заметил времени. Но ты не должна на меня сердиться. Представляешь, мой алгоритм работает!!! У меня получилось! Целую тебя. Добрых снов». Вирт щелкнул, принимая ответное сообщение. Сяомин, очевидно уже спала и спросонок отправила картинку: котенок, обнимающий лапками сердечко. Юшенг нежно погладил вирт и сунул его в карман. «Нормальные люди давно спят. – Отчаянно борясь с зевотой, Юшенг, отключил сделавшие свое дело «Шан ху». – Не спят только ночные рабочие и такие растяпы как ты, дорогой аспирант Чжан Юшенг». Не спала и подпрограмма в вирт-комплексе службы безопасности, неустанно отслеживающем миллиарды запросов, рассылаемых персональными и общественными машинами по всей Народной республике. Сегодня, впервые за многие годы, подпрограмма зафиксировала упоминание в запросе системы КС34-500. Запрос поступил с факультета экономики Нанькайского университета. Он не касался специфических вопросов, носил обобщающий характер и, главное, был однократным. Пометив запрос флажком «низкий уровень опасности», подпрограмма вновь перешла в ждущий режим. Грозная тень проклятия 28-ой звезды Трех императоров беззвучно пронеслась мимо, едва не задев черным крылом ничего не подозревающий Тяньцзинь. Огромный диск Пиньцзы, по которому неустанно ползли, прихотливо свиваясь в узоры, сиреневые полосы облаков, неторопливо погрузился за горизонт. И спящий город заключил, наконец, в теплые объятия мрак полной ночи. Какое-то время его разгоняли огни фонарей, но, в конце концов, погасли и они. Планета Тяньцзинь. Коттеджный поселок в окрестностях мегаполиса Тяньцзинь-7. Кажется, половицы скрипнули? Линг Фэй приподнялся на локте, тревожно вслушиваясь. Сегодня он отпустил служанку пораньше. Может зря? Тишина. Похоже, послышалось. Опять послышалось. Как всегда. Старик успокоено откинулся на подушки. Но сон больше не шел. «Служанку отпустил»… Ну надо же. Уж шесть десятилетий минуло, как само слово «служанка» исчезло из языка. Но с возрастом старые слова вновь стали всплывать на поверхность, вместе с воспоминаниями молодости. Последнее время он всё чаще называл разбитную Ло Ликин служанкой, а не управляющей домом. Хорошо ещё, что про себя, не вслух, а то вот бы была история! Слава Мудрым Высшим, каплю ума они ему сохранили. Ло Ликин… Эх, еще лет пятнадцать назад… хотя нет, не пятнадцать. Какое там пятнадцать! Как раз пятнадцать лет назад он и стал таким, как сейчас – сухим как щепка, с трясущимися руками и старческими пятнами на коже. А вот, пожалуй, лет двадцать – двадцать пять назад. Да-а! Вот это были золотые деньки… Тогда пышнотелая Ло не ушла бы из его дома так быстро. Нет и нет! Тогдашний Линг Фэй не упускал случая поразвлечься. Не пропускал ни одной юбки. Неутомим был! Сколько красавиц прошло через его постель, приятно вспомнить. Актрисы вирт-постановок, балерины, спортсменки. А уж простые женщины, те вообще без счета. Особым красавцем Линг Фэй не был. Но кандидату в члены ЦК Коммунистической партии Народной республики незачем быть красавцем. Тогда, после Великой революции, красавцы были у народа не в чести, ассоциируясь с буржуазными пережитками. Линг Фэй выглядел типичным работягой с окраины. Жилистый, с темной, будто вечно загорелой кожей[24]. И даже самые близкие друзья не знали, что до революции товарищ Линг вовсе не тянул лямку на производстве, не вкалывал на рисовой плантации, не возводил дома под палящим солнцем. Он строил карьеру на Шанхайской бирже. Той самой, чей совет директоров по его же приказу потом расстреляли в полном составе. Как капиталистов, угнетателей рабочего класса и вообще ненужных свидетелей его, товарища Линга, непролетарского прошлого. Но не подумайте, будто Линг Фэй какой-то кровожадный маньяк. Никакого удовольствия от убийств он не испытывал. Более того, вид крови вызывал у него тошноту и слабость в коленках. Но когда вопрос стоит о выживании, становится не до сантиментов. Нет, не до сантиментов. Прошлое не вызывало у старика угрызений совести. В конце концов, Линг Фэй принес столько пользы Народной республике, совершил столько славных деяний, что о небольших грешках можно и позабыть. Да, за свою долгую жизнь Линг Фэй подписал не один десяток приговоров. Но он никогда не позволял себе ставить резолюцию «расстрелять», не ознакомившись с сутью дела. Да, верно, Линг Фей отправлял людей на казнь. Но, опять-таки, не всех подряд, а только тех, кто этого действительно заслуживал. Врагов Народной республики. Тех, кто не желал забывать старые времена и стремился вернуть их любой ценой. Защищая Народную республику, товарищ Линг железной рукой искоренял скверну, рубил и рубил сплеча, пока та не исчезла. Хотя, может, где-то по домам престарелых ещё брюзжат про себя старики «из бывших», истекая желчью и злобой. Но их яд давно выдохся и неспособен причинить вред. Нет, не их опасался Линг Фэй. Не они заставили бывшего кандидата в члены ЦК переехать из столичного Бэйцзина в провинцию. Едва живые старики, как и призраки убитых, безвредны. Нет, не они вынудили его прятаться. Не из-за них Линг Фей натянул чужую личину, сменил имя и фамилию, превратился из высокопоставленного партийного руководителя в малоизвестного тяньцзиньского историка Линху Тенгфея. Линг боялся тех, других. О которых старался не вспоминать. Но которых не мог забыть, как не старайся. Даже истлев в безымянных могилах, они не желали оставить в покое старого Линг Фея, ведя свой страшный отсчет. Их руки дотягивались до врагов через десятилетия и световые годы, хватали, затягивали за собой в могилы. Одного за одним, одного за одним. Это они заставляли покрываться холодным потом дряблую, пятнистую кожу товарища Линга, вынуждали замирать его дряхлое сердце при каждом порыве ветра, колеблющем занавеску, при каждом скрипе половиц… Ну вот, опять! Половица снова скрипнула! Линг Фэй помертвел. Рука сама потянулась к вирту, лежащему на прикроватной тумбочке. Пусть он пенсионер, но спецлиния по- прежнему круглые сутки в его распоряжении. Да, верно, за последний год он трижды вызывал милицию зря, просто поддавшись панике. А что прикажете делать, если пенсионерам не полагается персональной охраны? Правда те, другие, настигали жертв и в самых охраняемых местах... Вроде тихо. Ох, как же не хотелось гордому Линг Фею выставлять себя выжившим из ума параноиком. Но всё же лучше оказаться старым перестраховщиком, чем свежим трупом. Рука замершая над виртом, дернулась, нажимая кнопку. Поздно. - Связь отключена. Никто не придет, Линг Фэй. Его настоящее имя. Значит, всё зря. Никакие ухищрения не сработали. Они пришли за ним. Спустя все эти годы они всё-таки добрались до него, как прежде добрались до всех остальных. На этот раз ему не вывернуться. Всё кончено. Старику внезапно полегчало. Что ж, сегодня – значит, сегодня. Зато, по крайней мере, закончилось выматывающее душу ожидание. Больше не нужно прислушиваться, вздрагивать от каждого шороха, проверять перед сном все замки. Не нужно ждать и страшиться. Теперь это в прошлом. Ушло и не вернется. Как уйдет сейчас и сам Линг Фэй. - Давай покончим с этим, – прохрипел старик. - Ты не спросишь, кто я и зачем пришел? - Я ждал вас все эти годы. Сделай милость, не тяни. И ещё... если это возможно, не заставляй меня долго мучиться. В моем возрасте это тяжеловато. - Ты преступник, Линг Фэй, и я хочу зачитать тебе приговор. Ты знаешь, в чем виновен? - Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь, молодой человек. Старик даже не смотрел в сторону своего палача, прикрыв тонкие морщинистые веки. Зачем? Кого он увидит? Исполнителя, лицо которого ничего ему не скажет. Неизвестного. Пешку. Те, кто имел к нему личные счеты, давно сгинули. - Ты признаешь себя виновным, Линг Фэй? Старик рассмеялся, будто залаял – отрывисто и хрипло. Тонкая белая простыня заколыхалась на впалой груди. Вопрос заставил его открыть глаза. Черная фигура. Силуэт. Безликий, бездушный. - В чем виновным, молодой человек? В том, что исполнил свой долг? - С каких пор вероломное убийство стало долгом? – процедил незнакомец, с презрением глядя на Линг Фэя. - И это говоришь ты? Убийца беспомощных стариков? Старому партийцу все-таки удалось сбить палача с толку. Вместо того, чтобы заняться своим делом, тот позволил втянуть себя в бессмысленную дискуссию. «Юнец», – усмехнулся про себя Линг Фэй. Сколько ему? Двадцать пять, тридцать пять? В темноте и не определишь. Всё равно, куда ему тягаться с мастером, больше полувека проведшим в партийной иерархии, чувствовавшим себя в подковерной борьбе как рыба в воде. Да, палач позаботился о том, чтобы накрыть нынешнее пристанище Линг Фэя колпаком помех. Старику и отсюда был виден красный сигнал вирта, тщетно пытающегося пробиться к ближайшему узлу беспроводной связи. Но старый Линг Фэй еще не настолько выжил из ума, чтобы доверять тому, что нельзя пощупать. О нет, не настолько! Именно поэтому в ногах кровати закреплена запасная тревожная кнопка – как и в паре десятков укромных мест по всему коттеджу. Да, Линг Фэй стар. С этим ничего не поделаешь. Стар, но не глуп. Держа руки на виду, старик усыплял бдительность врага. А ногой давно уже нащупал кнопку и трижды нажал её. Кнопка не использовала управляющий процессор дома. Линг Фей не доверял сложной электронике, и, как выяснилось, правильно делал. Сигнал от кнопки шёл по примитивной проводной связи, проходящей под землей, напрямую на пульт дежурного офицера ближайшего отделения полиции. Группа уже в пути. Через десять минут они будут здесь. И тогда палач поменяется местами с жертвой. «Поживем ещё, – ухмыльнулся про себя старик. – Так просто меня не возьмёшь». Но и десять минут нужно как-то протянуть. Враг вооружен. На его стороне молодость и сила. У старика же одно оружие. Язык. Надо говорить. Говорить, не переставая. Втягивать и втягивать врага в разговор, отвоевывая у смерти минуту за минутой до тех пор, пока не удастся прогнать костлявую пинком под зад. Нет, Линг Фэй не боялся умереть. Совсем не боялся. В его возрасте смерть могла настичь его в любой момент без всякого вмешательства убийцы. Но к девяноста годам жизнь становится дурной привычкой, от которой сложно отказаться. И уж конечно, Линг не собирался позволять лишить себя жизни какому-то юнцу, не способному различить чужую игру. «Могли бы проявить уважение и прислать кого-нибудь поумнее», – уязвленно подумал он. - Ты многого не знаешь, молодой человек, – вкрадчиво продолжил он. – Вы все многого не знаете. - Так просвети меня, мудрый Линг. Так тебя, кажется, называли в ЦК? – с издевкой произнес палач. Он явно чувствовал себя в безопасности. Напрасно, напрасно. - Меня называли по-разному. Кто мудрым, кто справедливым, кто подлым. - И какое из этих прозвищ верное? - Все, – неожиданно жестко отрезал старик. Нельзя постоянно поддаваться, палачу может наскучить беспомощность жертвы. Нужно ухватить его за живое, заставить жаждать победы в словесной дуэли. И Линг Фей продолжал, опутывая противника клейкой паутиной слов. – Когда речь идет о благе республики, о долге, настоящий патриот пойдет на всё. От подвига до подлости. Нельзя осушить болото, не запачкавшись. - Зря ты решил прикрыться республикой, старик. Те, кого ты убил, сделали для неё в сто раз больше, чем ты. Ты же всю жизнь заботился только о себе, Линг Фэй. Ты не служил. Ты выслуживался. Вот почему из нас двоих именно ты – убийца, и долг тут совершенно не причем. Что ты возразишь мне на это? Старик, кряхтя, сел, спустил с кровати желтые ступни. Палач внимательно следил за каждым его движением. Но бывший партиец только налил себе воды из графина. - Пить хочешь? – мирно спросил он у незнакомца, словно речь не шла о его жизни, словно они просто собрались за неспешной беседой. О да, Линг Фэй был прожженным политиком. Но профессиональным актёром не был. Он не владел главным из актёрских искусств – чувством меры. Незнакомец беспокойно огляделся. - Я не прячу за занавесками взвод спецназа, – попытался спасти положение Линг Фэй. Но поздно, поздно. Он допустил ошибку. А до приезда полиции оставалось еще долгих пять минут. - Ты хитрый лис, Линг, – процедил незнакомец. Его взгляд цепко ощупывал комнату. – Ты хитрый… Он рывком откинул простыню, и его взгляд упёрся в спинку кровати, внизу которой едва заметно выступал кругляш тревожной кнопки. - Ты опоздал, палач, – произнес Линг Фэй. – С минуты на минуту здесь будут мои люди. Беги, спасайся. Я даже не стану преследовать тебя. Передай своим… Щелчок игольника был едва слышен. Старик какой-то миг смотрел на своего убийцу остекленевшими глазами, а потом, свалившись с кровати, мешком рухнул на пол. Убийца не стал делать контрольный выстрел. Он повидал достаточно смертей, чтобы отличить труп от раненого.