Она внимательно осмотрела залитые солнцем холмы: растительность в округе была довольно скудной. Может быть, нужно вернуться обратно, чтобы спрятаться в глубине своей скалы? – Смотрите, он сменил направление! – воскликнул Оанко. Спартанец бежал к высохшему руслу реки недалеко от их точки обзора. Энндал сделал жест, и группа отправилась в том же направлении. Далее река изгибалась и впадала в широкое ущелье, защищенное высокими скалами. Они бросились через него, тяжело дыша. Вскоре Эней оказался в пределах слышимости. – В укрытие, за мной! – крикнул он, забираясь в невидимое до этого момента углубление в боковой части скалы. – Кто эти солдаты? – спросил Энндал, помогая Энею перекрыть вход в их убежище срезанными ветками, пока Оанко уничтожал их следы. – Спартанцы! – Тогда почему они преследовали тебя? Эней жестом попросил его замолчать. Они прижались друг к другу на дне ямы, прислушиваясь к шагам, которые уже приближались. Чуть поодаль появился солдат с копьем в руке. Он замедлил шаг, чтобы внимательно осмотреть скалу. Остальные последовали за ним, медленно идя полукругом, как львы, готовые наброситься на свою добычу. – ЭНЕЙ! – внезапно прогремел один из солдат. – Ты не можешь прятаться вечно! Ты заплатишь за то, что сделал, я тебе обещаю! Воины находились на опасном расстоянии. Эней схватил камень и со всей силы бросил его через овраг. Гоплиты выстроились в атакующий строй, отошли в направлении удара, взобрались, как горные козы, на противоположную сторону. Не успели они скрыться из виду, как Лиз воскликнула вполголоса, не в силах сдержаться: – Вы слышали? Они говорили! И я все поняла! – Тихо, Лиз! – рассердился Энндал. – Вы тоже все поняли? Как будто они говорили ираканито! – Лиз! Это не одна из твоих театральных пьес. Сядь и заткнись! – Да, но это не повод забыть о вежливости… – Что это было? – проворчал Менг Чу в сторону Энея. – Злые спартанцы… – И что ты сделал, чтобы разозлить их, Эней? – Замолчите! Никто не говорит, пока я не разрешу! Менг Чу резко повернулся к Энндалу: – За кого ты меня принимаешь, паладин из темных краев Запада? Разве ты не думаешь, что генерал из Поднебесной Империи знает, когда говорить, а когда молчать? Оанко схватил Менг Чу за руку и, не произнося ни слова, умолял его замолчать. Менг Чу вырвался, пребывая не в лучшем настроении, но ничего не сказал. – Спасибо, – вздохнул Энндал, глядя генералу прямо в глаза. Эней в течение долгого времени терпел убийственный взгляд генерала. В молчании они смотрели, как солнце достигает вершины высоких гор на западе и исчезает. Вскоре после этого Энндал отправил Оанко исследовать местность. Крики солдат давно стихли, но Энндал настаивал на том, чтобы они оставались в укрытии и по возможности были незаметны. – Пришло время поговорить, – наконец объявил рыцарь после возвращения разведчика. – Эней, будь честен. Теперь больше нечего терять, кроме, возможно, нашего времени. Эней прочистил горло и заговорил, словно пытаясь взять свои слова обратно: – До того как я исчез и встретил вас, я находился на передовой в крупном сражении и… я… я не выдержал… Я нарушил… нарушил строй. Я упал назад. Сомкнутые ряды – в этом наша сила. Мой генерал получил стрелу в шею. Это вывело войска из равновесия, и мы проиграли. Спарта не может проиграть битву. Они… не были довольны. – Ты мог бы предупредить нас, – сухо сказал Энндал. – Я надеялся, что… – Ты надеялся! – воскликнул Менг Чу. – И скажи, на что же ты надеялся, приводя к нам спартанский батальон? – Я боялся и не думал. – Вот в этом я тебя виню! И этот человек призван быть военным! – Я родился спартанцем, – угрюмо проворчал Эней, – это не призвание. Я надеялся, что боги помогут мне, ведь они послали меня присоединиться к вам в другом мире сразу после того, как я совершил свою ошибку. Боги должно быть в ярости… Если они поставили на мою неудачу, то могут радоваться. Я так хотел, чтобы у нас все получилось! – воскликнул он, сердито стуча кулаком по земле. – Что, ты собираешься заплакать? – сказал Менг Чу, видя, что Эней дрожит. – Но кто же нам навешал лапшу на уши? – Простите меня, – всхлипывал Эней, не в силах утереть слезы, – я ничего не могу поделать, я никогда не мог… Я никогда не хотел ничего большего, чем стать хорошим воином. Но я так и не дожил до этого момента. Я никогда не бросал копье достаточно далеко, никогда не бегал достаточно быстро, никогда не мог сдержать слез… Я – посмешище для своей семьи. Во время обряда кражи сыра я думал, что мой отец умрет от стыда. – Обряд кражи сыра? Что это такое? – спросила Лиз. Эней громко шмыгнул носом, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. – Наш обряд перехода во взрослую жизнь. Подростки должны под ударами плетьми, не жалуясь, подниматься по ступеням храма на вершину холма, чтобы украсть сыр с алтаря. Я добрался до вершины, украл сыр, но не смог скрыть свою боль. Мужья моих сестер до сих пор вспоминают об этом. – Кто мог придумать такой жестокий обряд посвящения? И почему вас просят украсть сыр? – Каждый спартанец учится воровать. Человек, умеющий воровать, – это человек, умеющий выживать в любых обстоятельствах. – Почему бы тебе не рассказать нам свою историю с самого начала? Так некоторые вещи станут понятнее. Энндал кивнул в знак согласия. Брисеида потянулась, чтобы занять более удобное положение. Они торчали на дне этой расщелины уже целую вечность. С опущенными плечами Эней рассказал им свою историю. Рожденный быть среди элиты воинов, он и его друг Касен выросли вместе, записавшись в ряды спартанцев в возрасте восьми лет. Они пережили все детские ритуалы, холод, голод, испытания на прочность. Они быстро поняли, что им никогда не стать одними из лучших. Им не стеснялись напоминать об этом. Но друзья смирились с этим, успокаивая себя общей дружбой и зная, что они под защитой, обещанной самой грозной армией Греции. В двенадцать лет они научились владеть мечом, знали наизусть законы города и спали на кроватях из тростника, которые сделали сами, среди сотен других воинов-учеников. В пятнадцать лет они ходили босиком по горам под командованием своего руководителя группы, обритые наголо, бедно одетые, воровали еду, чтобы выжить. Вскоре после этого их отправили парами на ночлег в кишащие волками холмы. Энею и Касену пришлось нелегко, но они выжили. Двое их товарищей, которым повезло меньше, так и не вернулись. С того дня два друга поняли, что, даже если их окружают свои люди, они никогда не будут в безопасности. Эней познал ужас боевых сражений, когда ему было двадцать лет. Он так и не сумел оправиться. Дни, проведенные в пыли и гнетущей жаре, под тяжестью более чем тридцати килограммов оружия, металлических доспехов, щитов, гребневых шлемов, мечей и копий. Часами ждать, сгруппировавшись в отряды по несколько сотен человек, сталкиваясь с незнакомцами, опьяненными ненавистью. Страшные минуты перед столкновением армий, зная, что он слаб и уже заблаговременно проиграл. Наконец, секунды, прожитые в замедленной съемке, где каждое движение имеет значение. Застряв в тесных рядах спартанцев, Эней бросился в неизвестность с отчаянной силой. Наносил удары по всем, молясь, чтобы его конец был быстрым. Несколько раз он видел свою приближающуюся смерть в глазах врага. Но, несмотря ни на что, юноша выжил. Не успел он получить ранение, как равнина была уже усеяна трупами. Эней убивал и раньше, но ничто не могло подготовить его к кровавой бойне на настоящей войне. Глядя на свои красные от крови руки после битвы, на лица своих жертв, вытравленные в его памяти, он знал, что уже никогда не будет прежним. Ему стало плохо от скопления трупов молодых людей, которые были храбрее его. Все еще трясясь от страха и стыда, извергая свои внутренности на глазах других, он поклялся себе, что больше никогда не повторит этот день. Поэтому он и его друг Касен стали настоящими мастерами в искусстве быть забытыми. В течение четырех лет они изощрялись в стремлении избегать сражения. Они научились воровать лучше других, сумели подкупить лидеров своих групп, обещая им лучшие урожаи в обмен на посты в тылу каждый раз, когда они отправлялись в поход. Однако страшная беда все-таки произошла: однажды начальник лагеря Энея не счел нужным сдержать свое слово. Эней, запуганный и недостаточно обученный, оказался на передовой и не выдержал. Он был еще жив, но из-за него погиб генерал. Он опозорил себя, а это для жителей Спарты было хуже смерти. – Все это уловки, но ты никогда не думал, чтобы уйти? – спросила Брисеида после затяжного молчания. Он озадаченно посмотрел на нее: – Куда уйти? Она пожала плечами: – Не знаю, найти другое место для жизни, более спокойное. – Спартанцев не очень любят за пределами их страны… Мне жаль, что так вышло, – добавил он. – Я был практически не одухотворен, боги покинули меня. – Легко во всем винить богов, не так ли? – ответил Менг Чу. Эней нахмурился. – Что ты имел в виду, когда сказал, что твои боги послали тебя найти нас? – спросил у него Оанко. – Когда мой генерал погиб, я покинул поле боя и бежал в Спарту с мыслью вернуться к жене. Но, когда я добрался до ее дома, у меня не хватило смелости посмотреть ей в глаза. Поэтому я отправился в один из храмов Афины, чтобы сделать ей подношение и попытаться загладить свою вину. Это все, что я помню. Потом я проснулся в доме старика. Я, естественно, подумал, что Афина посылает меня с миссией искупить вину. Правда, сначала я был не в восторге от этой идеи: снова стать орудием войны, которое будет служить не зависящим от меня желаниям… Но я был так благодарен Афине за то, что она дала мне второй шанс, позволила снова жить! Я так хочу жить. Но теперь я уже не знаю… – Мы должны отправиться к этой Афине, – размышлял вслух Энндал. – Спросить ее, действительно ли она ответственна за твой отъезд и что ей известно о Цитадели. – Афина – богиня, Энндал, – вздохнул Леонель. – Она является частью греческого мифологического творчества. Нельзя прийти и стучаться в ее двери. – Я думал, что Эней пришел к ней домой, – сказал Энндал в замешательстве. – Это фигура речи. Он ходил в ее храм, – медленно произнес Леонель, теряя терпение. – На самом деле Афины не существует. – Конечно, она существует, – испугался Эней. – Иначе как бы я оказался в доме старика? Леонел хотел ответить, но не нашел слов и повернулся к Брисеиде: